Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]
Шрифт:
Аким при разговоре глядел прямо в глаза, ловко сидел в седле, и по всему было видно, что он не только торговлей промышлял, но и был неплохим воином. Так про себя рассуждал князь, слушая, как широкоплечий крепыш, лицо которого густо обсыпали веснушки, рассказывает о том, что произошло чуть более дня назад на этом самом месте. Говорил он столь складно, что князь даже усмехнулся, подумав, Егор Тимофеевич, сидящий теперь в Москве, наверняка бы поддел знатока, спросил бы с издевкой, что ж, мол, бежали от бродней, коли так хорошо в воинском деле разбирались.
— Так почему ж получилось, что, побросав добро, бежали вы, судя по рассказам твоим, мужи не слабые, от
Каверзный вопрос немного смутил Акима, но молчал он лишь мгновение, а потом, стянув шапку, с достоинством поклонился князю и стал отвечать обстоятельно, нисколько не тушуясь, точно так, как только что говорил с сотником:
— Кто теперь знает, Михаил Ярославич, может, мы бы и не побежали, кабы оружными были. Какая ж битва с голыми руками? Чего зря лезть на пики да мечи острые.
— Это что ж вы, умники, без оружия в путь пустились? Поди, не первый раз добро везете! Неужто о татях слыхом не слыхивали?
— А то как же, слыхали. Знали, что озоруют по лесам. И оружие у нас имелось. Только вот оказалось, что и маловато его было, и достать его не успели, — начал говорить Аким. — Да и не тати, что путников одиноких грабят, напали на обоз — с ними, как ты, князь, заметил, не впервой нам встречаться, — а едва ли не сотня на нас из леса вывалилась. Ну не сотня, так полсотни наверняка будет, — уточнил он сразу же, поняв, что для красного словца слегка преувеличил число противников. — Почитай, все верхом, в доспехах и при оружии — как в бой шли. А мы-то! Приустали в дороге: торопились, до дому побыстрее хотелось добраться, не заночевали в сельце, где обычно на отдых встаем. Спешили. А в пути-то из тех, что в середке обоза, кто подремывал, а кто и вовсе крепко уснул. Лошадь-то сама идет. Дорога знакомая. Не успели передние сани перед поваленным деревом остановиться, как ватага черной тучей из леса налетела. Возниц поскидали, хорошо хоть не убили никого, только поувечили некоторых. Наши-то, кажись, и не поняли, что случилось, может, потому и живы остались. Кабы мы в драку полезли, наверняка тогда многих недосчитались: бродни со злости кровь нашенскую пустили бы, не пожалели.
— Складно толкуешь, как тебя? Аким? — проговорил князь и, увидев, что мужик закивал в ответ, продолжил: — Это мне все ведомо. Мы из Москвы вышли не сказы твои слушать, а дело делать, а потому, коли заметил, куда они с вашим добром путь держали, показывай, а ежели, бегством спасаясь, не приметил ничего, тогда так и скажи.
— Как же не приметил! — насупившись, ответил Аким, сдерживая готовое прорваться наружу возмущение, порожденное несправедливыми словами князя и невозможностью ответить ему, как он, не задумываясь, ответил бы ровне. — Мы с братишкой только татей увидели, так сразу в объезд саней застрявших пустились, замешкались бы чуток, и самим бы пришлось до города пешим ходом добираться.
— Что ж вас, так и отпустили? Не погнались за вами? Добыча-то легкая, — спросил недоверчиво князь.
— Да не такая уж и легкая, — буркнул под нос Аким, но князю ответил спокойно: — Почему не погнались, еще как погнались, только не у них одних кони резвые. Брата, правда, мечом достали, но и я обидчика дубиной с коня свалил. Они, видать, побоялись из лесу выйти, вот мы и ушли. Как увидел, что отстала от нас погоня, я за кусты свернул и сразу же лесом поспешил назад. Пока добрался до этого места, тут уж все кончено было, лишь побитые возницы на обочине да вон там, — он махнул в сторону, куда уходила дорога, —
— Верно он говорит, — подтвердил сотник, рядом с которым остановились несколько дружинников, только что вернувшихся из леса.
— Пусть сами скажут, — увидев их, приказал князь.
— В бору следы бродни оставили, только когда сюда шли да хоронились чуть подале от дороги, ожидая знака от своих. А вот от саней следов нигде не видно, ни у дороги, ни в чаще. Да и не проехать там саням, местами и конный с трудом пройдет, — ответил молодой дружинник с румяным лицом и едва начавшей пробиваться бородкой.
— А что, Тихон, велика ли, по–твоему, ватага? Может, померещилось возницам, у страха-то глаза велики? — спросил князь, краем глаза заметив, как покраснел Аким и склонил голову.
— Думаю, Михаил Ярославич, что не меньше пяти десятков, а то и поболе будет, — почти без раздумий ответил Тихон.
— Уверен в том? — недоверчиво спросил князь, впившись взглядом в румяное молодое лицо.
— Уверен, — опять без раздумий ответил дружинник и, чтобы ответ его прозвучал весомее, добавил твердо: — Мы, князь, совет меж собой держали, каждый свое слово сказал.
— Ну что ж, значит, не обманулся Аким и нас в заблуд не ввел, — произнес князь торжественно, — и за то ему благодарность наша, что не побоялся да за броднями, которые иного хищного зверя страшней, проследил да все, как есть, поведал. Даст Бог, накажем мы их, чтобы и другим неповадно было в другой раз московских гостей обижать. — Михаил Ярославич немного склонил голову в сторону Акима, что должно было означать благодарственный поклон, и сказал, обращаясь к сотнику, но слегка повысив голос, чтобы слышали остальные: — Дорога расчищена, все теперь в сборе, в какую сторону идти надобно, знаем, а дальше, надеюсь, Бог путь нам укажет.
Василько согласно кивнул, и едва он тронул поводья, как его застоявшийся на месте конь, успевший копытами размесить до серой снежной каши укатанный санями крепкий наст, еще недавно припорошенный чистым пушистым снежком, с радостью скакнул вперед, подавая пример остальным. Отряд двинулся по дороге.
Последовавший за сотником Аким пребывал в недоумении. Он был и горд от того, что князь сказал о нем добрые слова, но все же никак не мог взять в толк, зачем до этого понадобилось Михаилу Ярославичу насмехаться над ним и обижать несправедливым домыслом. Так и не отгадав этой загадки, Аким успокоился, ведь напоследок он получил от князя благодарность, а это было поважней всего другого.
С непривычки уставший даже от столь недолгого пути, Василий Алексич. был рад больше не тому, что князь не соизволил ни о чем его спрашивать и ограничился беседой с Акимом и своим дружинником, а кратковременной остановке, во время которой посадник смог немного отдохнуть и размять ноги. Однако не забывал он внимательно следить за тем, что и как говорил князь, чтобы сразу же вступить в разговор, если это понадобится.
Он хотел даже заступиться за несправедливо обиженного, но вовремя себя остановил, решив, что лучше этого делать не стоит. Не пристало выказывать несогласие с княжеским суждением — себе дороже встанет. И все же остановило посадника от опрометчивого поступка не только это, просто он не раз убеждался в том, что Михаил Ярославич хоть и молод и кажется неопытным, но ничего без умысла не делает.