Миг власти московского князя [Михаил Хоробрит]

Панова Алла Георгиевна

— Погоди чуток, Егор Тимофеич! Выйдет он! Мо­лотком десяток разов ударит — и свободен, как ве­тер, — невозмутимо ответил кузнец.

Воевода уже собрался осадить наглеца, который осмелился перечить ему, но в этот самый момент уви­дел идущего по тропке князя и услышал его веселый голос.

— Здорово, Кукша! — сказал он громко, чтобы, не­смотря на звон, несущийся из кузницы, его услышали.

Кузнец обернулся и, увидев Михаила Ярославича расплылся в широкой улыбке и почтительно склонился перед ним.

«Хоть к князю выказал уважение, а то бы он у меня плети-то враз отведал, — отметил про себя

воевода и тут же, вспомнив о непочтительном ответе кузнеца ему самому, со злостью подумал: — Ишь, гордец какой выискался! Проучить его не мешало бы, чтоб место свое знал и на всю жизнь запомнил!»

Тем временем перезвон молотков прекратился, и на пороге, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, появился молодой чумазый подмастерье, за ним на свет Божий, щурясь от яркого солнца, выбрался вто­рой. В отличие от первого, ростом он не вышел и на бо­гатыря совсем не походил, лишь усы и борода с проседью говорили о его солидном возрасте. Увидев гостей, подмастерья согнули в глубоком поклоне свои полуголые разгоряченные тела. А Кукша многозначительно взглянул на воеводу: зря, мол, горячился — закончили работу и сами вышли.

— Это, князь, — помощники мои, — представил кузнец работников, — то — сын мой, Степан, — указал: он на краснолицего молодца, — а вот это — Самоха. Ему кузнечное дело по нраву пришлось, вот и осваивает.

— Что ж, похвальное усердие, — проговорил князь, придирчиво рассматривая чумазые лица и мус­кулистые тела, от которых на морозе валил пар, — и как успехи?

— Да научились уже кое–чему, — ответил за Кук­шу Самоха и спросил не лукавя: — Однако ты, Михаил Ярославич, по всему видать, приехал, чтобы не о наших успехах узнать, а по мою душу? Так ведь? Угадал я?

— Угадал, — кивнул князь, — а ежели ты о цели нашей догадался, так умывайся да в путь собирайся!

— Я за раз, — с готовностью ответил Самоха и, поймав на себе взгляд все понявшего кузнеца, стал по­спешно стягивать темный кожаный передник, испещ­ренный черными пятнышками — следами, оставлен­ными горячими искрами.

Быстро простившись с кузнецом и его сыном, гости, прихватив Самоху, направились к лошадям, дожидавшимся на улице. Кукша смотрел им в след и видел, как они» пару саженей не дойдя до его дома, останови­лись и воевода что-то принялся объяснять Самохе, ко­торый то и дело понимающе кивал. После короткого разговора они продолжили свой путь, а Кукша, поте­ряв интерес к происходящему, махнул рукой Степану и поспешил вернуться в кузницу, где его ждала работа.

Распрощавшись с воеводой, направившимся вместе с Самохой в детинец, где им предстояло заняться до­просом главаря ватаги, Михаил Ярославич повернул коня к той дороге, по которой вчера шел княжеский отряд.

Немного поплутав по кривым проулкам, он и остав­шиеся при нем гриди выбрались на ту самую улицу, как раз в том месте, где отряд был встречен Мефодием и его людьми. Сегодня все здесь выглядело совсем ина­че. О вчерашней метели напоминали лишь прижавши­еся к заборам сугробы, припорошенные чистым, свер­кающим на ярком солнце снегом.

Гриди, которым уже надоело бессмысленное, как им казалось, кружение по узким проулкам, зажатым между заборами и плетнями и больше напоминавшим тропы в дремучем лесу, ожидали, что теперь князь по­вернет коня к своим палатам, но тот, не задумываясь,

направился в противоположную сторону. Попадавши­еся навстречу люди радостно приветствовали князя, он в ответ улыбался, не забывая зорко смотреть по сто­ронам.

Не успели гриди свыкнуться с мыслью, что теперь им не скоро удастся оказаться в тепле, как князь вдруг направил коня к ничем не примечательной калитке. Из нее навстречу князю — будто поджидала его — вы­шла девушка, сделала шаг, словно и в самом деле со­бралась идти куда-то и, увидев всадников, замерла на месте.

— Красавица, здесь ли ты живешь? — каким-то незнакомым хриплым голосом спросил князь у нее первое, что пришло ему в голову, совсем забыв от неожиданности все приготовленные для этого случая слова.

— Да, князь, — вспыхнув от пристального муж­ского взгляда, ответила девушка и, смутившись, опустила веки, густые ресницы скрыли темные глаза.

— А не дашь ли ты мне воды испить, красавица? — проговорил князь, вглядываясь в лицо, которое он ви­дел лишь мельком, а теперь наконец имел возмож­ность рассмотреть поближе.

— Почему же не дать? Погоди, князь, я быстро, — проговорила она, не поднимая век, и в мановение ока скрылась за калиткой.

На лице князя появилась довольная улыбка: де­вушка в самом деле оказалась такой, как он представ­лял ее в своих снах, какой она грезилась ему наяву. Блаженная улыбка еще освещала его лицо, когда ка­литка отворилась и девушка, приподнявшись на нос­ках, протянула ему почти до краев наполненный водой деревянный ковшик с ручкой в виде изогнутой шеи уточки. Михаил Ярославич склонился к девушке, взял ковшик, как бы невзначай дотронувшись до прохлад­ных девичьих пальцев. Она не отпрянула, не отняла стремительно своей руки — пролила бы воду, — и князь, принимая ковш, на мгновенье легонько сжал ее пальцы. Не глядя на нее, он сделал несколько глот­ков, а потом, держа ковшик в руке, спросил, улыбаясь:

— Уважила страждущего! Спасибо тебе! Но кого я благодарить должен? Как же зовут тебя девица–краса­вица?

— Марьей, Марией меня зовут, — ответила она, посмотрела на князя и не отвела взгляда.

— Спасибо тебе, душа–девица. Эх и сладкая у тебя водица, будто мед пил, — сказал он, глядя в ее распах­нутые счастливые глаза, — теперь буду знать, где в случае чего жажду утолить можно, воды испить. Не прогонишь ли в другой раз? А, красавица?

— Разве ж можно воды путнику не подать? — во­просом на вопрос ответила она и опустила глаза.

Конь под седоком переступал с ноги на ногу, посте­пенно почти вплотную приблизился к калитке. Князь протянул девушке ковшик и, опять дотронувшись до тонкой руки, снова слегка сжал ее. Мария как ни в чем не бывало взяла ковшик, на мгновение взглянула пря­мо в глаза князю, слегка поклонилась и быстро скры­лась за калиткой.

Михаил Ярославич, спрятав улыбку, повернулся к гридям, которые вроде бы безучастно наблюдали за происходящим, и, чтобы они не догадались о том, что именно эта калитка, у которой он якобы случайно ос­тановился, и была сегодня его целью, он неспешно про­следовал до конца улицы. Добравшись до последних строений, за которыми начиналось чистое сверкающее пространство, разделенное знакомой уже дорогой, упиравшейся в недалекий лес, он повернул коня в об­ратный путь.