Михаил Федорович
Шрифт:
Подмосковный казачий погром в конце июля 1615 года продемонстрировал силу московского правительства, перешедшего от практики уговоров к расправе с непокорными казачьими станицами. С самостоятельным движением нескольких десятков или сотен казаков, продолжавших действовать в разных частях государства, стало справляться легче. Но угроза казачьих походов оставалась. Как уже неоднократно бывало, казаки, находившиеся на службе с государевыми воеводами, легко могли покинуть правительственные войска, посчитав, что им недоплатили положенного жалованья. Усвоив за годы Смуты своеобразный кодекс поведения наемников, казаки могли поступить на службу к любому, кто платил и сохранял в неприкосновенности казачий быт, даже если это были их вчерашние враги или враги московского царя.
Казаки, приходившие в 1615 году под Москву, участвовали в боях со шведами на новгородском рубеже и действовали на севере Московского государства. Значительная часть казачьего войска (около 7 тысяч человек, в том числе 2250 казаков, служивших когда-то под знаменами Заруцкого) с 1613 года участвовала в осаде Смоленска, захваченного польскими войсками. Другие казаки (1259 человек) воевали летом 1615 года в войске боярина
Казаки живо отреагировали на расправу со своими товарищами под Москвой. Поначалу из войска князя Д. М. Пожарского дезертировало всего 15 казаков во главе с избранным ими атаманом Афанасием Кумой. К осени таких набралось уже около 500 человек. Огнем и мечом они прошли по многострадальным уездам к юго-западу от Москвы — Верейскому, Рузскому, Звенигородскому, Боровскому, Можайскому и Медынскому. Ожесточение, с которым казаки Афанасия Кумы пустились воровать и грабить, вызвало удивление и гнев у прославленного воеводы князя Дмитрия Михайловича Пожарского: «он такова вора не видал». Места, где воевали эти казаки, так сказать, «лыковского» призыва, были хорошо знакомы их предводителю Афанасию Куме (по своему статусу до «казачины» звенигородскому дворцовому крестьянину). Убийство верейского воеводы, штурм острогов, приставство в медынской вотчине окольничего князя Даниила Ивановича Мезецкого, одного из членов Боярской думы, не оставляют сомнений в направленности действий казаков. Но уже в ноябре 1615 года Кума был арестован, и боярин князь Д. М. Пожарский потребовал для него смерти: «А только государь такова вора пощадит, казнить не велит, и тем городам, которые он разорил и вперед и досталь запустеют» [87] . Другие казаки воевали в 1615–1616 годах во Владимирском, Суздальском и Шуйском уездах (против них был послан воевода князь Дмитрий Петрович Лопата Пожарский). Весной 1616 года взбунтовались казаки, ушедшие из войска под Смоленском. Их путь лежал через окрестности Козельска, где они воевали с правительственными войсками; затем казаки ушли в Карачевский и Волховский уезды.
87
Цит. по: Станиславский А. Л.Казацкое движение 1615–1618 годов// Вопросы истории. 1980. № 1. С. 106.
Многие казаки-противники Михаила Федоровича пробирались к юго-западной границе государства, где казачьи станицы брали «приставства» или переходили на службу к польскому королевичу Владиславу. Так, казачий атаман Борис Юмин, разбитый царскими воеводами в Угличском уезде, ездил к Владиславу в 1616 году в составе посольства от донских казаков и предлагал этому реальному кандидату на русский престол свои услуги. Королевич знал, как обращаться с собранным под его хоругвями «великим русским казацким войском». Он не забывал благодарить служивших ему казаков во главе с атаманами Степаном Круговым, Яковом Шишом и Тарасом Черным за поддержку, жаловал их деньгами и сукном, противопоставляя свою политику в отношении казаков ущемлению казачьих вольностей «Филаретовым сыном», как презрительно называли тогда московского царя в Речи Посполитой.
Те же казаки, что готовы были продолжать бороться с польско-литовскими отрядами, но бежали из-под Смоленска, Дорогобужа и других городов, решили сообща добиваться царского жалованья. Они составили в первой половине 1617 года так называемое «заугорское» войско (по его расположению за рекой Угрой, в районе Перемышля, Белева, Мещовска и Козельска). Во главе «заугорских казаков» стояли атаманы Иван Орефьев и Иван Филатьев, когда-то служившие в войске боярина князя Д. М. Пожарского, воевавшем в 1615 году с Александром Лисовским. Всего «заугорское войско» насчитывало 9 атаманов, 14 есаулов, 5 атаманов без станиц и 1940 рядовых казаков. Они отправили челобитчиков к царю, жалуясь, что казакам в тех городах, где они раньше служили, «от насилства и от великих обид в розни быть не мочно; и государь бы вас (казаков. — В.К.) пожаловал, велел вам на своей государевой службе быть, где государь укажет, всем в одном месте, и пожаловал бы государь велел к вам прислати воевод» [88] . Другими словами, казаки справедливо рассудили, что добиваться жалованья и защищаться от упреков дворян и детей боярских, накопивших за годы Смуты немалый счет к казачьей вольнице, легче, если собрать вместе несколько станиц. Лояльность казаков подтверждалась их готовностью служить в полку у государевых воевод, там где им укажут, и воевать «против искони вечных врагов полских и литовских людей». Поверив казачьим обещаниям, правительство царя Михаила Федоровича 20 июня 1617 года направило к казакам воевод князя Никиту Никитича Гагарина и Якова Авксентьевича Дашкова, чтобы вернуть их под Смоленск и Дорогобуж. И вновь камнем преткновения стали две вещи — «разбор» и приставства. Однако теперь наученное горьким опытом правительство действовало осторожнее, увязав «разбор» с выдачей жалованья: «Государь… их за службу пожалует своим государевым жалованьем и приставством, смотря по них сколко будет». Из Москвы ничего не могли диктовать казакам и лишь расспрашивали их, пытаясь установить хоть какие-то правила для предотвращения новых верстаний. Более того, Боярская дума вынуждена была даже согласиться, что казаки сами подберут себе приставства и лишь уведомят об этом воевод («а в которых городех, опричь Дорогобужа и Вязмы, приставство им взяти, и они б о том меж себя посоветовали, и положили на мере»). Смотр в войске князя Н. Н. Гагарина и Я. А. Дашкова должны были проводить по тем спискам, которые представляли сами атаманы. «У смотру» атаманы и есаулы казачьего войска исполняли роль своеобразных «окладчиков», которых воеводы расспрашивали о рядовых казаках, «сколь давно хто государю служит, и откуды хто тут в войско пришол». Говорить о возвращении казаков в их прежнее состояние правительство не могло и лишь увещевало атаманов и есаулов, «чтоб они вновь холопей боярских и посадцких людей, и с пашен с тягла крестьян в станицы к себе не приимали, и чюр (молодых
88
КР. Т. 1. Стб. 347.
89
Там же. Стб. 349.
90
Станиславский А. Л.Казацкое движение 1615–1618 годов… С. 109.
Казаки «заугорского войска», пришедшие с Гагариным и Дашковым сначала под Дорогобуж, а потом, в августе 1617 года, в Вязьму, оказались плохими воинами. Они не стали сражаться за эти города, захваченные в октябре 1617 года войском королевича Владислава, и снова отошли в Козельский и Белевский уезды, требуя жалованья, «кормов» и присылки нового воеводы. Чтобы не допустить соединения этих казаков с казачьими станицами в войске королевича, правительство царя Михаила Федоровича отправило в Калугу отряд боярина князя Дмитрия Михайловича Пожарского, пользовавшегося авторитетом у казаков еще со времен ополчений. Ему предстояло раздать 5 тысяч рублей жалованья, организовать сбор поручных записей по казакам, чтобы в каждом десятке была круговая порука, а также распределить в приставства дворцовые земли. Удовлетворение казачьих требований стало лучшей агитацией в пользу службы царю Михаилу Федоровичу. Часть сторонников Владислава поспешила примкнуть к своим бывшим товарищам в Калуге. (Интересно, что в этот город, в котором долгое время стоял Лжедмитрий II, пришли в 1617 году в основном казаки из прежних станиц Заруцкого.)
Сохранились документы о целой «операции», проведенной для возвращения на службу царю Михаилу Федоровичу атамана Дмитрия Конюхова. В конце 1617-го — начале 1618 года он стоял в Федоровском остроге, передовом форпосте войска польского королевича. Когда стало известно о его намерении отъехать от Владислава, воевода боярин князь Б. М. Лыков, располагавшийся со своими отрядами в Можайске, сделал все, для того чтобы разыскать украденное имущество атамана. В Москву привезли жену Конюхова; ее мольбы должны были повлиять на мужа: «…мы-то жонки, все ведаем его царскую милость, а ты взят неволею от нужи… Умилися на наши слезы, не погуби нас во веки, приедь к государю и, что государю годно, то учини» [91] .
91
Мордовина С. П., Станиславский А. Л.Об одном «частном» письме XVII века // История русского языка. Исследования и тексты. М., 1982. С. 369–370.
Несмотря на принятые меры, казаки оставались ненадежными союзниками царя Михаила Федоровича. Не получая жалованья, они не готовы были терпеть нужду, в отличие от дворянской поместной конницы, опасавшейся потерять свои земли в наказание за «нетство». Самое неприятное для московского правительства состояло в том, что новое бегство казаков со службы началось в критический момент похода королевича Владислава к Москве в июне 1618 года. В это время одни казачьи станицы из войска боярина князя Бориса Михайловича Лыкова воевали под Можайском и Борисовым городищем, а другие, вместе с войском князя Дмитрия Михайловича Пожарского, — под Боровском. Армия царя Михаила Федоровича отступала и несла существенные потери. В таких условиях предотвратить распад собранных отрядов было трудно. По материалам серпуховского смотра войска князя Д. М. Пожарского 20 июля 1618 года, в нем оставалось 1270 казаков, а бежало — 179 казаков (часть — к королевичу Владиславу) [92] .
92
Станиславский А. Л.Казацкое движение 1615–1618 годов… С. 110.
К сентябрю 1618 года все запуталось окончательно. По договору с королевичем Владиславом в русские земли пришли запорожские казаки («черкасы») под руководством гетмана Петра Сагайдачного. «Заугорские» и «можайские», «донские» и «запорожские» казаки воевали друг с другом, переходили из одного войска в другое, заключали временные союзы и организовывали собственные «круги», брали самовольные «приставства». Так, в Тульском и Каширском уездах собралось большое войско из казаков, служивших ранее под Смоленском и в Дорогобуже, а также в войске боярина князя Д. М. Пожарского. Их «старшиной» был атаман Караул Чермной, с которым служили еще 11 атаманов со своими станицами. Среди них упоминается Тарас Чорный, один из вождей «великого русского казачьего войска» королевича Владислава. Сюда и направились те казаки, которые боялись вернуться на службу к Михаилу Федоровичу, не забывая подмосковный погром и роль в нем боярина князя Б. М. Лыкова. В октябре 1618 года это войско основательно пограбило территорию Рязанского уезда, дойдя даже до Мурома.
Казаки, оставшиеся с воеводой боярином князем Д. М. Пожарским в Серпухове, пытались получить заслуженное жалованье и безуспешно посылали челобитчиков в Москву. К тому же князь Д. М. Пожарский, на которого сильно надеялись казаки, серьезно заболел в Серпухове, и казачьи станицы оказались под началом другого воеводы — окольничего князя Григория Константиновича Волконского. С Волконским казаки в конце августа 1618 года перешли из Серпухова в Коломну, защищая столицу от возможного прихода гетмана Сагайдачного с «черкасами». Но князь Г. К. Волконский придерживался в отношении казаков жесткого курса, нещадно наказывая их за малейшие проступки. Не доверяли казакам и находившиеся вместе с ним дворяне. Так, они просто не пустили казаков сидеть в осаде в Коломне против отрядов Сагайдачного, обстреляв казачьих союзников из пушек. 8 сентября 1618 года казачий «круг» под Коломной решил самостоятельно добиваться жалованья. В итоге князь Г. К. Волконский остался без войска. Его покинули в Коломне не только казаки, но и большинство дворян, самовольно возвратившихся в Москву.