Микки-7
Шрифт:
Вот она, оборотная сторона медали. Нет никаких реально измеримых показателей, сравнение которых покажет, являюсь я одним и тем же человеком или нет, а значит, нет никакой возможности подтвердить достоверность моих слов. На этот вопрос не существует ответа.
— Тем не менее, — говорит Кошка, — ты точно так же не можешь сказать, что ты не тот самый парень, так?
— Да, — соглашаюсь я. — Похоже, так.
На это она ничего не отвечает. Некоторое время мы сидим молча. Я собираюсь спросить, закончили или как, но тут
— Знаешь, последние два дня я много думала.
— Кхм, — откашливаюсь я. — Хорошо. И о чем?
— О смерти. Я думала о том, каково это — умереть. Мне всего тридцать четыре года. Казалось бы, можно не беспокоиться на эту тему еще по крайней мере лет пятьдесят, а вот поди ж ты.
Любая первооткрывательская колония — опаснейшее место. Интересно, а в обучении охранников тоже делали на это особый упор или только меня готовили к худшему? Однако возможности расспросить Кошку мне так и не предоставляется, потому что она, по-видимому, услышала все, что хотела услышать. Она встает и протягивает мне руку:
— Знаешь, ты мне нравишься, Микки.
— Спасибо, — говорю я. — И ты мне тоже.
— Нет, — качает она головой. — Ты не понимаешь. Если бы не эта проблема… с твоим двойником…
Если бы не эта проблема, вчерашнюю ночь я провел бы с Нэшей, а не с ней, но сейчас, наверное, не самое подходящее время, чтобы сообщать такую новость. Я пытаюсь придумать что-нибудь утешительное, а она вдруг притягивает меня за шею и яростно целует — да так, что прикусывает мне до крови нижнюю губу. Потом Кошка отступает назад, грустно улыбается и открывает дверь.
— Передай от меня привет своему второму «я», ладно?
Я таращусь на нее, уронив челюсть, а она уходит.
Когда я возвращаюсь к себе, дверь в отсек заперта. Я показываю окуляр, дожидаюсь щелчка и поворачиваю ручку. Внутри темно, но из коридора падает полоса света, и я вижу, что на моей кровати лежат два человека.
Два обнаженных человека.
Один из них Восьмой. Вторая — Нэша.
Я замираю как вкопанный. Даже не знаю, что я сейчас должен чувствовать. Ревность? Гнев?
Жуткое унижение?
— Входи, — говорит Восьмой. — И дверь закрой.
— Но ты… — бормочу я. — Какого хрена, Восьмой? Ты что творишь?
— Извини, — говорит он. — Я думал, ты снова проведешь ночь с Чен. Или что она тебя убьет.
Нэша приподнимается на локте:
— Вы спите с кем-то еще?
— Нет, — говорю я. — То есть да, я спал в ее комнате, но мы не…
— Неужели, — цедит Нэша. — Еще скажи, что вы просто обнимались.
Я собираюсь возразить, но вдруг понимаю, что она смеется надо мной.
— Прости, — говорю я. — А ты спала с Восьмым.
— С Восьмым? — переспрашивает Нэша. — Вы теперь так друг друга называете? Седьмой и Восьмой?
— Ага, — говорит Восьмой. — А что, есть предложение получше?
—
— Восьмой, — зову я.
— Седьмой, — откликается он. — Дверь закрой.
Я так и делаю. В комнате темно, и мой окуляр переключается в режим ночного видения. Восьмой отображается тускло-оранжевым. Нэша яркая, так и полыхает красным. Я сажусь в кресло за столом и прячу лицо в ладонях.
— Рассказывай, — требует Восьмой. — Как прошла встреча с Чен?
Я поворачиваюсь к нему:
— Что? Да какая разница! Кого волнует Чен? А вот что ты делаешь, Восьмой?
— Ты серьезно спрашиваешь? — удивляется он. — Мне казалось, это очевидно.
— Нет! — Я повышаю голос. — То есть… да пошел ты, Восьмой! Ты понимаешь, что я имею в виду!
— Восьмой уводит твою женщину, — почти по-кошачьи мурлычет Нэша с довольным видом. — И что ты собираешься с этим делать?
— Восьмой! — снова взываю я. — У нас ведь был с тобой разговор. Почему ты не посоветовался со мной, прежде чем втянуть в это Нэшу?
— Ой, расслабься, — машет она рукой. — Не сдам я вас, извращенцев, командиру. Даже не собираюсь.
— Мы не извращенцы, — злюсь я. — Это был несчастный случай.
— Я рассказал ей, что случилось, — говорит Восьмой. — Она тебя просто подначивает. А если серьезно, что там с Чен? Она не пыталась тебя убить?
— Чен? — интересуется Нэша. — Это вчерашняя охранница из кафетерия?
— Да, — говорю я. — Она самая. Ты еще обещала выпотрошить ее, как рыбу.
— Только если она к тебе прикоснется. Она прикасалась к тебе, Микки?
— Нет, — говорю я. — То есть вроде как да, но… секс ее не интересует, во всяком случае сейчас. Вся эта история с моим двойником отбила у нее всякое желание, даже если оно и было.
— Не удивлена, — замечает Нэша. — Почти все охранники — ханжи со сжатыми булками.
— А меня волнует предыдущий момент, — встревает Восьмой. — Чен знает о нас?
— О да, — ерничаю я, — еще как знает. Возможно, нас выдало чудесное исцеление чьей-то руки, которую меньше часа назад она видела в повязке. А еще кто-то растрепал, что весь день трудился в сельхозотделе, хотя до этого я сказал ей, что у меня выходной.
— Блин, — сокрушается Восьмой. — Плохо дело. И на чем вы договорились?
Я вздыхаю.
— Честно? Понятия не имею. Она не грозилась нас сдать, и это хорошо. Однако не обещала молчать, и это уже не так хорошо.
— А ты не думал выпустить ей кишки? — спрашивает Нэша. — Потом выбросишь труп неподалеку от главного шлюза и доложишь, что ее поймал ползун. Нет человека — нет проблемы.
Восьмой ржет.
— Если кому-то сегодня и могли выпустить кишки, то уж точно не Чен.
— Это правда, — соглашаюсь я. — Так что не понимаю, почему ты хихикаешь. Если меня приговорят к трупосборнику, ты отправишься вместе со мной, не забывай об этом.