Мико
Шрифт:
Николас обрадовался, услышав звуки ударов плоти о плоть, и приступил к серии блокирующих движений. Вдруг он почувствовал удар по голове, над самым ухом, а когда снова вытянул руки, тень исчезла.
Шатаясь, Николас поднялся и лихорадочно напряг все органы чувств. Он инстинктивно вошел в “гёцумэй но мити” и обнаружил дух ниндзя. Тот удалялся от Николаса. Почему же?
Он нашел ответ, и его сердце тревожно сжалось. Испустив клич “киаи!”, от которого сотряслись стены ротэнбуро, Николас стремительно помчался по темным комнатам вдогонку за этим сеятелем
Сато не застал в ротэнбуро никого. Где же Котэн? Где этот мухон-нин? Сато пылал от гнева, будто солнце. Он скрежетал зубами, охваченный острым чувством, что его предали. Гнев выбрасывал в кровь адреналин.
Он выбежал в ночь, под беснующийся ливень. Вокруг не было ни души, даже хозяев. “Котэн! — хотелось закричать ему. — Я хочу убить тебя медленно, так, чтобы я мог смотреть тебе в лицо, когда жизнь будет оставлять тебя!”
Он выбежал на стоянку. Две-три машины еще стояли под фонарями. Сато вытер глаза, чтобы более отчетливо разглядеть их. В машинах никого не было. Потом зоркий взгляд Сато остановился на том автомобиле, который они взяли напрокат, чтобы доехать сюда из аэропорта.
Котэн!
Сидит в царственном молчании. Небеса разверзлись, а он совсем сухой. Не задумываясь, Сато бросился к машине, скользя на мокром гудроне и едва не искалечив спину. На миг он затаил дыхание, потом поднялся с колена и со стоном преодолел расстояние, отделявшее его от мокрого автомобиля. На этот раз он и впрямь крикнул:
— Котэн!
Он схватился за хромированную рукоятку и рывком распахнул дверцу. Раздался резкий механический щелчок, похожий на хруст сучка в лесу, и в ночное небо взмыл оранжево-багровый огненный шар. Машина вздулась, распадаясь на горячие искореженные обломки стадией мельчайшие острые осколки стекла. Огонь в мгновение ока поглотил резиновый манекен на переднем сиденье.
Раздался резкий звук, словно выстрел из пушки, а потом черный шлейф густого дыма, маслянистый и извивающийся, взмыл к небесам, где бушевала гроза.
Тело казалось огромным, этакое грузно осевшее животное, отбрасывающее густые тени на камни вокруг. Повсюду, будто звезды, сверкали осколки стекла, крошечные радуги взметались над ними, смешиваясь с сиянием ламп дневного света над головой.
Трое мужчин в форме городской полиции Рэйли стояли вокруг, делая записи, а четвертый, сунув голову и торс в одну из полицейских машин и выставив наружу зад, передавал что-то по рации.
Две машины с подкреплением, истошно визжа тормозами, остановились рядом, из них вылезли полицейские и принялись устанавливать барьеры, преградившие путь растущей толпе зевак.
Гарри Сондерс, сержант, который говорил по рации, кончил докладывать капитану и, бросив микрофон на сиденье, пятясь, выбрался из машины. Когда он брел обратно к трем своим коллегам, лицо его покрыла сеточка глубоких морщин.
— Можете сжечь эти свои блокнотики, — сказал он им, подходя. — Тут без толку что-нибудь записывать.
— Что
— Сейчас приедут другие и заберут у нас это дело. Капитан говорит, теперь нам тут делать нечего.
Сантини вскинул голову и сердито посмотрел на Сондерса.
— Ты хочешь сказать, что мы должны умыть руки, когда убили человека?
Сондерс пожал плечами.
— Забавно, что ты говоришь это, потому что я и сам задал капитану тот же самый вопрос! — Он поморщился. — Знаешь, что он мне сказал? Ничего хорошего, мол, не выйдет, как мы ни старайся. — Он указал пальцем на труп. — У этого несчастного сукина сына нет никаких отпечатков пальцев, вообще нет никакой биографии. Он ничто, эдакий здоровенный жирный ноль.
— Привидение, значит, — сказал Эд Бейн. — Что ж, любопытно.
— Удовлетворяй свое любопытство в другом месте, — сказал Сондерс, — потому что, когда мы уберемся отсюда, ни даже наши жены, ни твоя любовница, Бейн, не должны знать, что тут стряслось.
— Ах ты, мать твою, — сказал Спинелли с деланным негодованием. — Уж и в постели поболтать нельзя. Ну, и что же вы мне прикажете делать, когда я натрахаюсь?
— Делай то, что и всегда, мудак, — сказал Бейн. — Переворачивайся на бок и спи себе.
Сондерс повернул голову.
— Ладно, заткнитесь-ка, клоуны, — сказал он вполголоса. — К нам гости пожаловали.
Все как один повернули головы и увидели какую-то фигуру в просторном плаще, идущую по коридору. Это зрелище им совсем не понравилось.
— Ох, Боже милостивый, — тихо сказал Спинелли, — да это же баба, мать ее...
— Джентльмены, — сказала женщина, подходя, — кто у вас здесь старший?
— Сержант уголовной полиции Гарри Сондерс, мадам, — ответил Сондерс, выступая вперед.
— Успокойтесь, сержант, — сказала она, обратив к нему бесстрастное лицо. — Я не собираюсь запускать лапу в ваш виноградник. — Женщина быстро огляделась. — Прикасались к чему-нибудь?
— Никак нет, мадам!
— Он так и лежал, когда вы нашли его?
Сондерс кивнул и сглотнул слюну, сердясь на себя за то, что у него пересохло во рту от взгляда этой женщины.
— Могу я спросить, откуда вы... м-м-м... где вы, собственно, служите?
Она отвернулась, внимательно оглядев место, где лежал труп.
— Вы можете спросить об этом у своего капитана, сержант Сондерс. Вероятно, он удовлетворит ваше любопытство охотнее, чем я.
Сондерс стиснул зубы, чтобы ненароком не отпустить какое-нибудь замечание, а стоявший поодаль Спинелли ухмыльнулся.
— Сержант, ваша помощь мне больше не понадобится. — Она опустилась на колени рядом с трупом. — Почему бы вам и вашим людям не отойти к заслону и не помочь сдержать толпу? Я вас позову, если возникнет нужда.
— Слушаюсь, мадам, — сказал Сондерс с преувеличенной вежливостью и, резко повернувшись, кивнул остальным. Те молча последовали за ним по гулкому пассажу к своим машинам с сияющими красными мигалками.