Мико
Шрифт:
Девушка понемногу приходила в себя. В теплом свете лампы Акико разглядела ее. Лицо красивое, но такое же вялое, как дух Сайго. Зрачки больших глаз расширены, сквозь полуоткрытые губы вылетают невнятные звуки.
— Она под воздействием наркотиков, — сказала Акико.
— Вот именно.
Слова Акико Сайго воспринял так, будто она сообщила ему, что девушка — японка.
— Уложи ее в постель, — бросил он небрежно. — Она будет жить с тобой в одной комнате.
Акико молча выполнила его приказание. Уложив девушку на ватный футон, заботливо укрыла ее шерстяным одеялом и вернулась
На мгновение Акико пришло в голову, что если она хочет завоевать Сайго, то лучшего момента нельзя и придумать: он в полном кё.
Но он вдруг вскинул голову и пристально посмотрел на нее, словно змея, готовая ужалить.
Акико мгновенно почувствовала опасность и, отогнав прочь мысль о том, чтобы предпринять наступление, опустилась перед ним на колени, положив на них руки ладонями вверх.
Глаза его погасли, и вскоре он уже спал. Она тоже задремала и проснулась лишь перед рассветом. Напротив спал Сайго, его дыхание было глубоким и ровным. Она все еще не могла понять, как же он относится к ней.
Работать в додзё было чрезвычайно трудно. При ее появлении жизнь здесь сразу замирала. Все были вежливы с ней, но, если она находилась рядом, гармонии не было, и никто не понимал этого лучше, чем она сама.
Она чувствовала, что сэнсэй не доверяет ей, а ученики — не любят и не хотят ее принять. Она никогда не чувствовала себя такой одинокой, полностью отрезанной от всего и всех, словно она айсберг в тропиках, который солнце забыло растопить. Если она и существовала для всех них, то только как надоевшая, незаживающая рана.
Они хотели, чтобы она уехала, и она знала это. Но все еще отказывалась подчиниться их объединенной воле. Мужчины никогда не властвовали над ней, и она вовсе не собиралась позволить им этого сейчас. Она боролась с этим, может быть, с самого рождения. Ее воля была осенена страшной тенью катана — меча чести. Неужели они действительно думают, что смогут сломить ее?
Но как же они старались! Для начала сэнсэй поместил ее в группу самых слабых учеников, юношей, постигающих “рю”, как полагала Акико, в течение примерно шести месяцев. Она быстро и поразительно точно оценила их возможности. Все они были уровнем ниже, чем она. Это была намеренная пощечина. Но вместо того, чтобы позволить себе страдать от унижения, она приняла решение использовать это к своей выгоде.
Как любой ученик-новичок в “рю”, она молча просидела в течение всего урока, внимательно и сосредоточенно наблюдая за действиями сэнсэя, показывающего в конце, в качестве примера, наступательно-оборонительную комбинацию.
Всему этому Сунь Сюнь уже обучил ее, она овладела этим год назад. Но Акико постаралась придать своему лицу выражение полного неведения и была удовлетворена тем, что ученики, судя по их поведению, поддались на ее обман.
Когда дело дошло до отработки приемов, сэнсэй поручил ее одному из учеников. Еще одна откровенная пощечина: все прочие ученики отрабатывали приемы непосредственно с сэнсэем. Ей дали полированный деревянный шест, может быть, в половину
Войдя в синки киицу и вытянув шест во всю длину, она легко сбила с ног атакующего ее ученика.
В наступившей тишине сэнсэй послал к ней следующего юношу. Результат был тот же, она лишь изменила прием. Тогда сэнсэй выставил против нее сразу двух учеников: Акико, все еще коленопреклоненная, смотрела прямо перед собой. Она не повернула головы, чтобы узнать, где находится и что делает второй ученик. Синки киицу направляло ее, обе руки сжимали деревянный шест легко, но крепко, в самом центре; ей было необходимо сохранить точку опоры, а баланс играл критически важную роль.
Она оставалась в прежнем положении, не очень выгодном, так как не могла использовать ноги. Но зато она могла свободно владеть торсом. Сконцентрировавшись на пустоте, она почувствовала позади себя движение. Шевельнула плечами, опустив правое и увеличив таким образом инерцию, что сделало ее более сильной. Шест просвистел в воздухе, сильно ударив ученика и заставив его отлететь в сторону.
Противоположный конец шеста — сейчас опущенный — начал движение вверх, и как раз в тот момент, когда второй ученик достаточно приблизился, его закругленный конец, подскочив, легко воткнулся в шею юноши. С ошеломленным лицом тот тяжело осел на ягодицы.
Только тогда она позволила себе слегка расслабиться и осмотреться. Однако она ошиблась, рассчитывая, что теперь сэнсэй будет бороться с ней лично. Он приказал ей подняться и, взяв у нее шест, указал им в направлении комнаты, где занимался класс Сайго. Он посылал ее в группу другого сэнсэя, человека со свирепым лицом, меченным оспой.
Сэнсэй поклонился ей и сказал:
— Добро пожаловать! — Хотя было ясно, что он не имел этого в виду, словно она была гайдзином в своей собственной стране.
Тяжелая, мозолистая, желтая, как сало, рука нового сэнсэя указала на одного из учеников:
— Пожалуйста, будьте добры выполнить “кокю суру”. Это означало положение, из которого начинается атака, но как все японские слова и фразы, оно имело и другой смысл: “дыхание”.
— Дзин-сан.
Ученик, к которому обращался сэнсэй, сделал шаг вперед и поклонился ему.
— Хай.
— Кажется, по недосмотру администрации Офуда-сан поместили не в тот класс. Мы не хотим, чтобы ошибка повторилась. Не будете ли вы любезны убедить нас, что у нас она найдет подобающее место?
Сказав так, он отступил к ученикам, образовавшим круг.
Краем глаза Акико видела Сайго, который стоял спокойно, расслабившись. Был ли он удивлен тем, как получилось, что она оказалась в его более продвинутом классе? Хотел ли он, чтобы его, а не Дзина-сан выбрали испытать ее?
В этом круге додзё кланяться, как это делалось в других видах боевых дисциплин в Японии, не следовало. Они были ниндзя, и самурайский кодекс “бусидо” не имел для них смысла. Это, впрочем, не относилось к чести.