Микстура от косоглазия
Шрифт:
– Никогда не видела ее пьяной, – удивилась я.
– Мету сейчас двор, – стала рассказывать Раиса, – вижу, Катька шлепает. Привет, кричу ей, как дела… Угадай, чего она ответила?
– Ну… добрый день, хорошо.
Раиса засмеялась:
– Сто лет гадать станешь – не дотумкаешь. Подошла ко мне и шепнула: «Здравствуйте. А мы разве знакомы?» Вот до какого состояния ужраться можно! Соседей, с которыми всю жизнь на одной площадке толкаешься, не узнаешь!
Потом я встретила Катю Виноградову в прачечной. Она испуганно озиралась по сторонам и бормотала:
– Что
Люди, посчитав ее пьяной, брезгливо обходили стороной хрупкую фигурку. Я подошла к соседке и сразу поняла – алкоголь тут ни при чем. У Кати был безумный взор, не слишком связная речь, но спиртным от нее не пахло.
Я привела ее домой. Ее муж Костя, открыв дверь, тяжело вздохнул:
– Спасибо, Вилка. Не уследил, опять удрала.
– А что с ней такое? – полюбопытствовала я.
– Склероз, – ответил Костя.
– Так Катя же молодая, – удивилась я.
– Вот оно как, оказывается, бывает, – махнул рукой Костя, – сорока не справила, а из ума выжила, дома одну не оставишь! Глупости говорит, то плачет, то смеется. Вчера у меня спросила: «Вы кто?» Ну ответил ей: «Муж твой». Так она давай кричать: «Нет, нет, мой давно умер».
Вернувшись на улицу Генерала Карбышева, я вновь позвонила в дверь и опять увидела Инессу Матвеевну.
– Снова вы? – слабо удивилась мать Евгения.
– Скажите, дома, кроме вас, кто-нибудь есть?
– Нету, – спокойно сказала она, – да и кому взяться? Живу одна, муж умер, сын погиб.
– Можно к вам зайти? Не бойтесь, пожалуйста, я не причиню вам вреда.
– Я никого не опасаюсь, – мрачно заявила Инесса Матвеевна, – красть в квартире нечего, только книги, но они никакого интереса не представляют, в основном словари. А если задумали убить, так благодарна буду. Давно бы руки на себя наложила, только мужества не хватает.
Я вошла в коридор и стала расстегивать сапоги.
– Бросьте, – равнодушно обронила Инесса Матвеевна, – ступайте так.
– Но я пришла с улицы, там грязно.
– Не для кого чистоту беречь, – сухо уронила хозяйка, – никто не придет, никто!
Она закашлялась и побрела по коридору, маленькая, чуть сгорбленная, похожая на скомканную, ненужную бумажку.
Я поторопилась за ней. Инесса Матвеевна провела меня в большую комнату, служившую, очевидно, ее мужу кабинетом. Три стены здесь занимали полки с книгами, возле окна стоял письменный стол. На нем – две фотографии, увитые черными лентами. На одной был запечатлен седовласый мужчина со слегка угрюмым, замкнутым лицом, на другой – мальчик лет двенадцати, с веселой улыбкой. Белозубый, кудрявый, ясноглазый, он радостно смотрел на меня. Траурный бант казался абсолютно неуместным на фоне этого снимка.
Инесса Матвеевна опустилась на диван, указала мне на кресло и спросила:
– Что за печаль привела вас сюда и какое отношение имеет к вашим делам мой покойный сын?
Внезапно я поняла: с памятью у женщины полный порядок. Узнала же она меня сразу. Похоже, и с умом проблем нет, просто Инессе Матвеевне больше не для кого жить, вот она и перестала следить за собой, тихо влачит существование, не надеясь ни на что хорошее.
– Что случилось с вашим сыном?
– Он погиб.
– Где?
Инесса Матвеевна откинулась на спинку дивана.
– Зачем вам? Жени нет.
– Пожалуйста, расскажите!
– Не хочется.
– Очень прошу.
Инесса Матвеевна покачала головой:
– Не просите.
Я посидела пару секунд молча, но потом решилась, набрала в грудь побольше воздуха и начала:
– История может показаться вам невероятной, но жизнь порой подбрасывает такие сюжеты! Пару недель назад я зашла в магазин «секонд-хенд» и купила там чудесную куртку…
Инесса Матвеевна сидела тихо-тихо, словно заяц, учуявший охотника. Она слушала меня абсолютно молча, не перебивая, не удивляясь, не восклицая: «Надо же! Не может быть». Где-то в середине рассказа я испугалась, что Инесса Матвеевна меня попросту не слышит, и спросила:
– Вы понимаете, о чем речь?
Не меняя позы, хозяйка кивнула и снова замерла. Наконец фонтан сведений иссяк. Инесса Матвеевна пробормотала:
– Женя погиб в армии. Отец потом проклинал себя за тот разговор, но поздно. Слово вылетело, назад не вернешь. Правда, одно время мы с Евгением Арчибальдовичем думали, что все к лучшему, надеялись, что армия из Жени человека сделает. Но потом супруг умер от удара, а я вот живу, вернее, прозябаю.
– Простите, – я робко перебила ее, – но я ничегошеньки не понимаю!
Инесса Матвеевна положила руки на колени.
– Попробую по порядку, если получится.
Я затаилась в кресле.
Инесса Матвеевна и Евгений Арчибальдович долго не имели детей. Сын у них появился далеко не сразу после свадьбы. Инессе Матвеевне пришлось долго лечиться, а потом всю беременность провести прикованной к кровати. Но это, ей-богу, было сущей ерундой, главное, что на свет появился мальчик.
С раннего детства Женечку окружили любовью и вниманием. Родители кидались выполнять все его желания. Надо сказать, что мальчик был просто замечательный: умный, красивый, здоровый. Женя великолепно учился, окончил школу с золотой медалью, без всяких проблем поступил в вуз. Но и на солнце случаются пятна.
Женя ни в грош не ставил родителей. На любую просьбу мамы, самую невинную, типа: «Убери за собой постель», мгновенно следовал взрыв негативных эмоций. Парень мог послать матом отца или нахамить матери. И еще он ничего не делал по дому, бросал незастеленный диван, оставлял на столе грязную посуду. Мог до трех часов ночи слушать на полной громкости магнитофон, а на замечание отца заявить:
– Если тебе мешает, заткни уши.
И уж совсем раздражающей была его привычка брать из семейной кассы деньги и тратить на всякую ерунду. Пару раз в доме вспыхивали дикие скандалы. Евгений Арчибальдович, интеллигентный человек, профессор, начинал орать и топать ногами, Женя кидался на отца с кулаками, Инесса Матвеевна, рыдая, растаскивала своих мужчин в разные стороны.