Миланский черт
Шрифт:
— Ты ведь когда-то любила его, — поспешила она расширить образовавшуюся брешь.
— Любила. Но, в сущности, он мне никогда не нравился.
«Маман» и это мужественно проглотила.
— Он с детства был очень ранимым. Когда ты его бросила, это стало для него тяжелым ударом. Он просто хотел вернуть тебя. Что поделаешь, так уж устроены мужчины, они не умеют выражать свои чувства.
В дипломатических переговорах бывают моменты, когда лучше промолчать. Бывшая свекровь Сони упустила такой момент.
— Ах, вот как это называется!
— Да, он на какой-то момент потерял над собой контроль, я знаю.
— Очень тщательно спланированная потеря контроля над собой! Он не забыл захватить с собой заранее заряженный пистолет — для последующей спонтанной потери контроля над собой!..
Соня перешла на крик, но тут же взяв себя в руки, попыталась поскорее успокоиться.
«Маман» села. Соня поняла, что ни о каком массаже та и не думала: она была в купальнике.
— Чего тебе еще надо? Карьеру его ты уже уничтожила. Жизнь, по твоей милости, теперь тоже висит на волоске.
Соне хотелось закричать на нее, но она заставила себя глубоко вдохнуть и ответить спокойным голосом:
— Он сам уничтожил и то, и другое.
Она взяла со стола бумагу с надписью «Ходатайство о закрытии уголовного дела против доктора Фредерика Генриха Форстера». Подавив в себе желание разорвать ее, она протянула ее «маман».
Та, не обращая внимания на бумагу, сказала:
— Тебе не кажется, что, несмотря на все случившееся, ты перед ним в долгу? За ту жизнь, которую он тебе обеспечил? И продолжает обеспечивать…
Соня бросила бумагу и повернулась, чтобы уйти. Но «маман» крепко схватила ее за руку.
— Рано или поздно он выйдет на свободу и без твоего участия. И мне было бы гораздо спокойнее, если бы у него к тому времени не осталось к тебе никаких незакрытых счетов…
Соня взялась за запястье «маман» и высвободила руку. Все еще сохраняя внешнее спокойствие, хотя сердце ее бешено колотилось.
— А теперь ты мне грозишь своим кротким сыном?
— Уже закончила?
Мануэль сидел за столом в комнате для персонала и разгадывал кроссворд.
— Это мать моего бывшего мужа.
Соня была рада застать здесь Мануэля и подсела к нему.
— Ты же говорила, что никто не знает, где ты.
— Кроме моей лучшей подруги. А они стащили у нее мобильник и прочитали мои эсэмэс.
— Я смотрю, они не жалеют ни сил, ни средств, чтобы тебя отыскать.
— Им от меня кое-что нужно. То, что могу дать им только я.
— И что же это такое?
— Моя подпись. Они хотят, чтобы я подписала ходатайство о прекращении уголовного дела против моего бывшего мужа.
— А что он сделал?
— Нарушение неприкосновенности жилища, телесные повреждения, попытка преднамеренного убийства, незаконное ношение оружия и так далее.
Мануэль уважительно присвистнул.
— Я как пострадавшая и к тому же его бывшая жена — с момента развода с которой еще не прошел год, — могла бы подать ходатайство о закрытии уголовного дела. Тогда осталась бы только попытка убийства, но это обвинение адвокат пытается оспорить, утверждая, что его подзащитный хотел всего лишь пригрозить мне оружием. И прокурор пошел бы ему навстречу, если бы сама пострадавшая стала ходатайствовать за обвиняемого. Над этим работает целая команда адвокатов. Он может себе это позволить. Он же сделал себе состояние на своей «неоэкономике».
— Но сейчас, я надеюсь, он за решеткой?
— В психиатрической клинике. Его адвокаты сразу же потребовали психиатрической экспертизы, и судья велел перевести его в клинику Вальдвайде. Там они могут держать его столько, сколько он должен был бы просидеть в тюрьме, если бы его осудили. Если я не подпишу бумагу, ему светит несколько лет. Хотя с такими адвокатами он получит по самому минимуму. А если подпишу, то его практически через пару дней отпустят на все четыре стороны.
— И он сможет повторить попытку?.. — задумчиво кивнул головой Мануэль.
— Во всяком случае, мне приятней сознавать, что он не разгуливает на свободе.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась фрау Феликс. Ее широко раскрытые глаза неотрывно смотрели на них сквозь вычурные очки в карамельной оправе.
Фрау Феликс перекрестилась.
— Распятие… — пробормотала она. — Распятие…
Распятие в нише над дверью в библиотеке было перевернуто. Никто не знал, с каких пор. Никто не обращал на него внимания. Кроме фрау Феликс, которая принесла в библиотеку книгу, оставленную кем-то в зале отдыха.
Когда Соня вошла в библиотеку, техник-смотритель, вскарабкавшись на стремянку, уже пытался устранить следы кощунства. Барбара Петерс стояла рядом и молча наблюдала за его манипуляциями.
Тело Христа было повернуто к стене, и взорам собравшихся предстала обратная сторона распятия, оклеенная розовой с золотым бумагой, похожей на комнатные обои.
«Когда крест повернется на юг»… Соня встретилась глазами с Барбарой Петерс, но та улыбнулась и покачала головой, как бы желая сказать, что это всего лишь чья-то глупая шутка.
Техник-смотритель вынул распятие из ниши и повернул его.
— Раз уж так получилось, хорошо бы его заодно и протереть, а то оно все в пыли, — небрежно сказала Барбара Петерс и ушла.
Техник протянул распятие Соне.
— Ты не можешь его подержать, пока я схожу за тряпкой?
Соня не решилась взять в руки распятие и сама пошла за тряпкой. Только вернувшись обратно, она заметила сидевшего в одном из резных кресел доктора Штаэля.
— Перевернутый крест — это сатанинский символ, — сказал он, обращаясь к ней. — Так сатанисты глумятся над христианской святыней.