Миланья. Часть 3
Шрифт:
— Тогда слушай. Я правда, не совсем хорошо знала эту девочку. Но всё, что могу — поведаю.
И Милли принялась рассказывать. У девушки на секунду промелькнула мысль, что незнакомка — подставное лицо. Что это всё интриги вдовы. Но подумав, Милли этот вариант отбросила. Миссис Таун знала о Дженни куда больше, чем сама Миланья. Да и вопрос с несчастной шпионкой давно закрыт. Для вдовы там не осталось ничего интересного. А значит женщина в капюшоне, стоящая около окна, пришла не по указке владыки. Хотя это конечно странно. Все местные глаза боятся поднять без разрешения хозяйки. А тут незнакомка без спросу разговаривает с заключённой.
И Милли рассказала всё, что знала. Женщина в капюшоне то и дело задавала уточняющие вопросы. Иногда с жаром перебивала. Ей хотелось знать, как выглядела Дженни, как вела себя, что ела, как ходила, что носила. Казалось, незнакомку волнует буквально всё, каждая деталь. Любая мелочь имела значение. И Милли отвечала. Ей не жалко.
— Самое противное, — рассказывала Милли, — что я поняла, какие у ребёнка проблемы, как ей мозг ваша владыка задурила, только когда уже было слишком поздно. Глупышка приняла яд, и сделать уже ничего было нельзя. — Милли сглотнула. К горлу подступали слезы, но плакать не стоит. Слишком много сил забирают рыдания. — Ах, если бы раньше понять, какая каша варилась в голове у девочки! Если бы я только поняла вовремя, что у Дженни промыт мозг самым наглым образом. Как знать, возможно, она не лежала бы сейчас на фамильном кладбище Крафтов.
— Вы похоронили её на семейном кладбище? — женщина тяжело дышала. Она обхватила руками прутья решётки и лицом прижалась к металлу. Казалось, она очень взволнована. Пребывала в сильном возбуждении.
— Да. К сожалению, это всё, что мы могли. Помочь, по идиотскому стечению обстоятельств, не получилось. Эта дурочка покончила с собой, поддавшись пропаганде владыки. И мы решили, что пусть хоть спит в достойном месте. Она всегда хотела быть среди аристократов. Так пусть хоть после смерти… О! Ты плачешь? — Милли услышала всхлипы, доносившиеся сверху.
— Это ничего, — женщина и вправду рыдала, — пожалуйста, продолжай. Расскажи ещё что-нибудь.
И Милли рассказывала. Ещё и ещё. Отвечала на любой вопрос, который интересовал незнакомку.
— Неужели это всё правда? — спросила женщина дрожащим голосом. — Неужели вы действительно так хорошо обращались с Дженни?
— Ну… Во-первых, я с огромной долей вероятности скоро умру. А люди в таких ситуациях врать не склонны. Смысла уже в этом нет никакого. А во-вторых… Не так уж и хорошо мы с ней обращались, если честно. Она была любовницей Крафта и жила в соответствии со своим статусом. Получала не меньше положенного, но и не больше, к сожалению. Повторюсь. Я не смогла вовремя разглядеть, что у ребёнка проблемы. Но почему ты так интересуешься Дженни? Ты её знала? Дружить вы не могли: рабам это запрещено здесь, я знаю. Кто тогда ты? Может, её бывший наставник в этом сектантском концлагере?
Но ответа Миланья не получила. Незнакомка исчезла. Пропала также внезапно, как и появилась.
Следующей ночью Милли находилась на том же месте, почти в том же положении. Девушка опять сидела на полу под окном. Этот день прошёл особенно тяжело. Вдова сегодня пребывала в ударе. Вызывала к себе пленницу целых четыре раза. Видать, у мадам нервы сдают. Крафт всё не попадается в ловушку, вот дама и бесчинствует. Видать, Милли осталось недолго. Ведь как только мадам полностью разочаруется в Крафте, заложницу сразу убьют. Эта мысль не вызвала у Миланьи каких-либо эмоций. Ни страха, ни гнева, ни
— Эй! — снова голос сверху, — Эй! Ты здесь?
— Нет, — Милли не сдвинулась с места, так и осталась сидеть у стены, — я сейчас на приёме у короля Корсики. Естественно я здесь. Где мне ещё быть?
— Тогда вот, держи.
Женщина стала что-то просовывать в окно через решётку. Миланья нехотя поднялась.
— Что это? — спросила Милли.
— Еда, — ответила незнакомка, — и вода. Тебе, наверное, здесь плохо.
Милли взяла передаваемый свёрток. Внутри лежало несколько кусков хлеба, некоторые уже зачерствели.
— Ты что, собирала хлеб несколько дней? — спросила Милли, перебирая ломтики разной свежести.
— Не я, — отозвалась женщина. — Ещё вчера я не знала, помогать тебе или забыть. Но ты так любила мою Дженни! Как я могу пройти мимо! Я кинула клич среди наших, собрали кто сколько мог.
Милли смотрела на драгоценные кусочки, и они приобрели совершенно другой смысл.
— Я не могу это взять, — Миланья завернула хлеб и передала обратно незнакомке. — Во-первых, меня здесь кормят куда шикарнее, чем просто хлебом, а во-вторых, наша владыка сегодня так расстаралась, что у меня кусок в горло не лезет. Так что за воду благодарю, её возьму. А еду раздай, пожалуйста, назад. И передай от меня спасибо. Такая забота в этом месте кажется просто фантастикой. Слушай, неужели вас здесь так ужасно кормят? Держать людей на хлебе, пусть даже рабов, крайней неразумно. Вы ж на таком питании работать нормально не сможете.
— Мы, наша категория, считаемся уже отработанным материалом. Согласно правилам, все, кому больше пятидесяти, уже не представляют ценности. Нет смысла тратить на нас ресурсы. Нам позволено дожить свой век. На утилизацию не отправляют — уже хорошо. А хлеб… Мы не привередливые. И так протянем.
— Что-то мне подсказывает, что норму работ вам никто не сбавляет, хоть и кормят скудно. Вот же миссис Таун! Даже если отбросить человеческую составляющую, какой же неразумный она правитель! Так разбрасываться ресурсом в виде рабов! Пятьдесят лет — это ведь всего ничего. При должном содержании ещё жить и жить, работать и работать можно. Как же владыка при таком расточительном ведении хозяйства ещё и в прибыли оказывается?
— Она берёт количеством. Рабов у нашей госпожи великое множество. И она постоянно заботится о том, чтобы численность росла. Хозяйка заставляет рабынь без конца рожать. Для этого организованы специальные посёлки. Туда сгоняют женщин, которые готовы к деторождению. Оплодотворяют известным способом. И держат под присмотром до родов. Единственное, что хорошо — пока мы беременны и находимся в репродуктивных посёлках, наша работа не так тяжела, как в обычный период. Госпоже нужны здоровые дети. Но, как только ребёнок появляется, нас сразу отправляют обратно. На обычную работу.
— А дети? — спросила Миланья. Рассказ незнакомки её увлёк. Слушая о страданиях других собственная боль притуплялась. Немного, но всё же.
— Детей госпожа оставляет себе. Их селят в других, детских посёлках. Они там живут. Их кормят, растят, воспитывают…
— Кажется, я поняла. Владыка забирает детей и лепит их на свой лад. Не просто воспитывает, а промывает мозг. На выходе получаются послушные марионетки, готовые за свою госпожу загрызть. Ну и умереть, конечно. Разгрызть капсулу с ядом, когда потребуется.