Миллион с Канатной
Шрифт:
— Вот она, королева! — с восхищением произнес Савка.
Дама же, обернувшись, заметила:
— Надо говорить леди, молодой человек.
Поневоле исполненный воистину рыцарского восхищения, Володя подошел к пожилой даме:
— Чем я могу помочь вам, мадам?
— Как приятно слышать «мадам»! Благодарю за вежливость, — дама говорила слишком медленно, растягивая слова, и Володя понял, что ей, возможно, даже больше восьмидесяти, — я хотела бы видеть главного редактора.
— Я главный редактор, — сказал он, невольно склонив голову.
— Тогда вы
— Какое объявление?
— О том, что пропал человек.
К такому повороту разговора Володя был не готов. Но, сообразив, что разговор выходит за общие рамки, он поспешно произнес:
— Давайте пройдем в соседнюю комнату, и вы все расскажете подробно.
Со стула возле своего редакторского стола Сосновский спихнул наглого местного кота, улегшегося на стопку старых газет, потом сбросил на пол газеты и даже протер стул платком:
— Прошу садиться, мадам.
— Благодарю вас! — Дама заняла предложенное место. — Как вы любезны! Я уверена, что вы меня выслушаете. Все отказываются меня слушать, а с моим другом случилась беда. Он ушел, и не вернулся. Он пропал в катакомбах. Но никто не хочет его искать, — она картинно достала платочек и поднесла его к глазам.
— Вы были в милиции? — спросил Володя для порядка.
— Я везде была! — воскликнула дама. — Везде. Но меня даже не пожелали слушать! А ведь я пыталась рассказать, что мой друг был одним из старейших проводников по одесским катакомбам. Он водил в катакомбы самого Михаила Японца!
Всю апатию с Володи сняло как рукой. Он устроился напротив, взял ручку, листок бумаги и приготовился писать.
— Мадам, а вот с этого момента я попрошу вас подробней! Расскажите мне все.
— Извольте! — Дама вздохнула. — Моего друга звали Эдик Шпилевой. Он был одним из старейших одесситов, чьи предки водили людей в катакомбы. Его родители стояли у истоков контрабандного бизнеса, когда одесскую морскую торговлю основали соленые контрабандисты. Вы слышали о соленых контрабандистах? — поинтересовалась она.
— Слышал, — кивнул Володя.
— Ну так вот. С детства он знал все входы и выходы одесских катакомб, особенно все входы в центре, которые вели к морю. А вот его внук Додик, представьте, стал марвихером и попал в банду Михаила Японца. И однажды он исчез.
— Кто исчез? — не понял Володя.
— Первым исчез Додик, — терпеливо пояснила дама. — Додик исчез еще до того момента, когда полк Михаила Японца отправился на фронт, буквально за неделю. Вы слышали об этом?
— О полке Японца? Слышал.
— Михаил Японец, Додик и еще кто-то из людей Японца ушли в катакомбы. И Додик оттуда не вернулся, — дама снова взялась за кружевной платок.
— А зачем они ушли в катакомбы? — переспросил Володя.
— Я не знаю этого, — вздохнула дама. — Эдик, мой друг, он все время искал своего внука. Он ходил и к Японцу, но тот уже уехал на фронт. А потом, когда уже прошло много месяцев, случилось это.
— Что случилось? — не понял Сосновский.
— К Эдику пришли какие-то люди. Пришли посреди ночи, заплатили много денег.
— Когда это произошло? — уточнил Володя.
— Это я помню точно: в начале августа. Аккурат перед восстанием белых. Началось восстание, всем было не до поисков. Я пошла потом в полицию белых, попросила найти Эдика! Но его никто не нашел.
— Я вижу, вы были в курсе всех дел вашего друга, — сказал Сосновский.
— На самом деле мы в последние годы жили вместе, в одной квартире, — вздохнула дама, — Эдик болел, и он не мог быть один. Но мы не были женаты. Хотя всю жизнь любили друг друга.
— Как это? — искренне удивился Володя.
— Я ведь была из дворянской семьи, — гордо произнесла дама. — Мы познакомились, когда я училась в гимназии. Однажды мы с подружками сбежали с занятий и тайком от классной дамы решили покататься на лодке на Фонтане. А Эдик... Он был с родителями среди контрабандистов. Он нас покатал. И вот так мы познакомились.
— И вы сразу полюбили друг друга? — Володя расплылся в улыбке, он был в восторге, ведь перед ним разворачивался живой, настоящий роман, и, как любой писатель, он очень любил, когда судьбы людей раскрывались перед ним, как интересная книга.
— Да, — просто сказала дама, — полюбили, но он был контрабандист. Почти вор. Мои родители не могли допустить такого мезальянса. И после окончания гимназии меня выдали замуж за офицера. Мы уехали в Петербург. Я была при дворе. А потом... — она вдруг замолчала.
— Потом? — Володе казалось, что он читает роман.
— Потом... потом мой муж умер от болезни. Детей Бог нам не дал. И я вернулась в Одессу. Эдик к тому времени был женат, у него был сын. Но очень скоро жена Эдика сбежала от него с заезжим актером, бросив ребенка. Мы встретились совершенно случайно. И мы скрывали наши отношения от всех. Сын Эдика вырос, женился. У него родился Додик. А потом сына Эдика вместе с женой застрелили во время налета. И Додик остался с дедушкой. Мы всегда встречались тайком...
— Не понимаю... Столько лет... Почему вы должны были скрывать ваши отношения от всех?
Дама печально улыбнулась:
— Мезальянс, дурной тон. Еще живы были мои родители. Они бы не перенесли такого позора! Никто не должен был знать. Мы только в последние годы жили вместе. Уже можно было... — она опустила глаза.
Володя был потрясен этой трагедией. Вся жизнь прошла таким образом, чтобы прятать ее от всех! Тайком, урывками любить, из последних сил скрывать свое счастье и ждать, когда жизнь со всеми ее проблемами и радостями проскользнет, как мимолетная тень. Володе стало грустно. Сколько таких изломанных жизненных историй было погребено под такими чугунными плитами, как происхождение, положение в обществе, обязанности, общественное мнение! Зачем? В первую очередь — зачем?