Миллион в воздухе
Шрифт:
– Так что, вас обвинили в краже? – с сочувствием спросила горничная у старого слуги. – Ужас какой!
– Да бог с вами, никто меня не обвинял! Но страху натерпеться пришлось, это точно. Полицейские всюду шныряли, вопросы задавали…
– Вы не принесете мне стакан воды? – попросила горничная у герцогского лакея. – Очень уж у вас тут жарко!
Тот ухмыльнулся и, сказав: «Будет исполнено, мамзель», испарился.
– Я однажды была в доме, где произошла кража, – сказала горничная, доверчиво глядя на старого слугу. – Ух, как хозяева кричали!
– Да хозяин-то на нас не кричал, – ответил слуга. – И полицейские такие вежливые были, что прямо оторопь берет. Особенно этот, как его… Папийон.
– Да ну! – Горничная разинула рот. – Он же знаменитость, о нем в газетах пишут! И ты его видел?
– Как тебя, – подтвердил слуга, довольный эффектом. – Они нас поделили, я хочу сказать, полицейские нас поделили между собой, кто с кем работает, а мы были вроде как подозреваемые. Их четверо, и все птицы высокого полета, дело-то важное! Папийон, Легран, потом еще один, забыл фамилию, и этот, как его – Моннере. Этот самый противный, доложу тебе. Прицепился к Стефану…
– Кто такой Стефан?
– Слуга мсье Адера. Он по фамилии Малле, но я его всегда Стефаном зову. Он самый старый после меня, то есть самый старый я, потому что больше всех служу у господина, ну, а он уже после пришел. Да… Так вот, Моннере кто-то сказал, что видел Стефана возле рабочего кабинета хозяина, и как раз тогда, когда никого в кабинете не было. А Стефан честный малый, только проку от этой честности, она никого еще в суде не защитила. Даже мсье Адер говорил Моннере, что не подозревает Стефана, но тот твердил: у него были ключи от кабинета, его видели неподалеку, он мог снять копии. Прицепился, как репей, и довел беднягу, наверное.
– В каком смысле довел? – изумилась горничная.
– Так Стефану на улице стало плохо, и он под карету попал, – пояснил слуга со вздохом. – Моннере этот все грозил, что выведет его на чистую воду. Ты, говорит, меня не проведешь своей фальшивой преданностью, я тебя насквозь вижу. Жестокие они люди все-таки, эти сыщики.
– А Стефан что, умер? – Говоря, горничная деликатно зевнула.
– Нет. В больнице лежит, весь покалеченный. Мсье Адер обещал, что будет платить ему пенсию. Все-таки он ни в чем не виноват, за что же его так?
Лакей герцога принес стакан воды для горничной, но когда она протянула руку, он быстро отвел свою.
– Ну! Это еще что? – сердито спросила горничная.
– А поцеловать? – спросил наглец.
– Больно много чести, – фыркнула горничная.
– Ай-ай-ай! – укоризненно сказал лакей. И, наклонив стакан, вылил воду на белое пальто Мэй.
– Ах ты гад! – взвизгнула горничная и, вскочив с места, с размаху стукнула его кулаком под дых, а потом рубанула ладонью по шее так, что лакей почти в беспамятстве повалился на пол.
– Мадемуазель! – Слуга изобретателя вытаращил глаза.
– Что тут творится? – С этими словами в комнатке появился немолодой человек с желчным лицом и военной выправкой, которую не спутать
– Господин полковник! – простонал слуга Адера. – Это… это… он испортил пальто ее хозяйки, а она его поколотила. – Лакей лежал на полу, держась за шею, и слабо стонал.
– И правильно сделала, – одобрил господин полковник, скользнув взглядом по дорогому пальто. Пятно растекалось. – Кстати, там уже минуту кто-то трезвонит в дверь. В этом доме что, совсем нет приличных слуг?
И, не удостоив более взглядом драчливую горничную, которая поправляла прическу, он удалился.
– Чертовка! – простонал лакей. – Ты зачем дерешься, а? Вода высохнет, и будет твое пальто как новое!
– Ага, высохнет, – проворчала горничная. – А если она сейчас захочет уезжать, что же, мне место терять?
– Да куда она уедет, – с отвращением ответил лакей, поднимаясь с пола и отряхивая одежду. – Ей еще графа заарканить надо. – И, чувствуя себя в точности как китайский сервиз, который разбили на тысячу осколков, отправился открывать дверь.
Тем временем граф, которого, по мысли прислуги, Мэй неминуемо должна была заарканить, вежливо, но твердо пресек попытки Гастона увлечь девушку танцевать и отвел ее в угол. Вскоре к ним присоединился Уолтер Фрезер. Молодого священника раздирали противоречивые чувства. Он никогда еще не видел Мэй такой ослепительной – и искренне гордился ею. Но также он замечал взгляды мужчин, направленные на нее, и его терзала нешуточная ревность.
– У вас дома очень мило, – сказала Мэй Кристиану. – И ваши родители очень любезны. Но все равно мне не по себе. Я чувствую себя обманщицей!
Услышав эти слова, Уолтер внезапно успокоился. Какое бы платье Мэй ни надела, в глубине души она все равно оставалась прежней – той, которую он так любил.
– Вам удалось поговорить с Адером? – спросила Мэй.
– Как Ам… то есть баронесса Корф и предполагала, стоило мне заговорить о полетах, как он стал отвечать общими фразами, – заметил молодой человек. – Будем надеяться, что ей удалось узнать куда больше.
– Мне почему-то кажется, – сказал Уолтер, – что у нашего кардинала все должно получиться. – Он улыбнулся Мэй и тайком взял ее за руку.
«Однако! – Гастон де Монферье, наблюдавший эту сцену, едва не уронил свой монокль. – Кристиан позволяет этому мужлану держать ее за руку! Ну, быть ему рогатым! Нет уж, будь моя воля, я бы на километр не подпускал таких… кузенов!»
Однако Мэй, совершенно забыв о своей роли, тепло улыбнулась Уолтеру в ответ. А когда она повернула голову, произошло нечто ужасное.
В дверях она увидела бабушку Клариссу.
Глава 27
Беглецы
…В сущности, раньше все было просто. На одной стороне была она, Кларисса Фортескью, в первом браке – Уинтерберри, во втором – Бланшар, наследница маршала Поммерена и в силу денег – особа весьма значительная. На другой стороне были ее жадные родственники.