Милочка
Шрифт:
— Это что еще за Лукреция? — с недоумением прошептала бабушка, взглядывая на няню.
— А это, матушка-барыня, одна наша горничная девушка, Лукешка… Лукерья! — пояснила няня.
— Сама гребу… это ведь тоже — гимнастика! — продолжала Милочка. — Я по веревке лазаю, бабуся! Есть у меня гири, и я ими вот так размахиваю… так и так!..
В эту минуту в бабушкиной комнате что-то загремело и повалилось на пол.
— Это ничего, бабуся! Щеточка упала… — успокаивала Милочка.
— Господи
Бабушка начинала окончательно приходить в ужас за будущее своей внучки.
— А вы, бабуся, гимнастикой не занимаетесь? — вскрикнула Милочка из соседней комнаты.
— Нет, душечка! Мне гимнастика уж не по силам! — ответила ей Евдокия Александровна.
— Отчего «не по силам»? — возразила Милочка. — Ведь гимнастика бывает разная: для мальчиков и для девочек… Я думаю, есть гимнастика для молодых и для старых… Гимнастика ведь очень полезна для здоровья. Она, бабуся, знаете, укрепляет тело… Вот пощупайте-ка у меня руки! Я бы, бабуся право, советовала вам заняться гимнастикой…
— Благодарю за совет, дружочек! — с усмешкой сказала бабушка.
Слышно было, как Милочка расхохоталась — и в ту же минуту она появилась в столовой гладко причесанною, хотя и не совсем артистически.
— Бабуся! Мне ужасно есть хочется… — заявила она.
— Дуняша! Марфа! Эй! Кто тут? Давайте скорее барышне завтракать! — крикнула бабушка, стуча костылем, всегда находившимся у ее кресла.
И, надо признаться, такого роскошного завтрака, как в этот раз, давно уже не бывало в барском Ивановском доме.
Няня той порой была отпущена и пошла отдохнуть с дороги.
— Ах, бабуся! Какая у вас тут славная речка! Просто прелесть! — говорила Милочка, доедая сладкий пирожок и посматривая на сад, видневшийся в открытое окно. — Вода светлая, чистая… дно видно… все песочек, камешки блестят… маленькие рыбки так и мелькают… Это — пескари… У нас их тоже много… Я видела большого черного рака… пошла к нему, а он пятится… я только что хотела взять его, а он меня клешней за палец хвать!.. У-у, какой противный! Так он мне больно сделал… Я опять ужотко пойду на реку…
— Ах, Боже мой! Милочка… что за выражение — «ужотко»! — воскликнула бабушка.
— А это значит «ужо», «после», у нас так говорят! — пояснила Милочка.
— Мало ли что у вас говорят… Да! Вот еще хотела сказать тебе, душечка… — начала бабушка, собираясь толком поговорить с Милочкой. — Нельзя бегать одной купаться…
— Отчего «нельзя»? Можно! — спокойно возразила ей девочка.
— Нехорошо, милая… — продолжала бабушка. — А где ты купалась?
— А тамотко, — под ветлами…
Бабушка даже руками всплеснула.
— Ах, Боже мой! Милочка… Да разве можно так говорить… «Тамотко»! Что это за «тамотко»? — говорила старушка. — Нужно говорить «там»…
— Ну, хорошо, бабуся!.. «Там-там, там-там!» — запела Милочка и, поцеловав бабушку, побежала знакомиться с цветником и со всеми уголками обширного Ивановского сада.
По своей привычке рассуждать с самой собой, бабушка, оставшись одна, с чулком в руках, принялась шептать про себя:
«Вот так воспитание!.. Одна бегает купаться, в окна лазает… а говорит-то как! «Ужотко»… «тамотко»… Отличное воспитание, — нечего сказать!.. О, Боже, Боже мой! И что хотят сделать из этой несчастной девочки! Я уж, право, не понимаю… Нужно бы прибрать ее к рукам… Вот, если бы она пожила у меня с полгода или год, я бы забрала ее в ежовые рукавицы… Да!»
И бабушка внушительно покачала головой, смотря поверх очков в пустой угол и мысленно представляя себе, как она «прибирает» к рукам своевольную, необузданную девицу, пожаловавшую к ней в гости…
IV
Ужасное происшествие, окончившееся, впрочем, очень приятно
На другой же день в барском Ивановском доме, по словам прислуги, «вышла большая неприятность».
Дело началось с самого, по-видимому, незначительного и невинного разговора.
— У вас в комнате, бабуся, ужасно спертый, тяжелый воздух… — говорила Милочка за утренним чаем. — Отчего у вас окна не выставлены?
— Давно уж, душечка, не выставляю… так уж привыкла… спокойнее! — ответила ей бабушка.
— Но ведь спать в таком воздухе очень нездорово! — рассуждала внучка. — Я слышала, как доктор говорил мамаше, что для здоровья главное — чистый воздух, что от испорченного воздуха люди могут даже умереть… Вон вы, милая бабуся, какая бледная… Вы, может быть, оттого и бледная, что спите в душном воздухе!
— Нет, Милочка, — ничего! Я уж привыкла, — нахмурив брови, отозвалась старуха.
Она, обыкновенно, сердилась, когда с нею заговаривали о том, почему она не выставляет у себя в комнате зимних рам.
— И без того иногда плохо спится… а тут с одними-то рамами еще хуже будет!
— Напротив, бабуся, — лучше станет… Вы будете крепче спать, — настаивала Милочка.
— Ну, уж нет, — благодарю покорно! — твердила бабушка.
На том разговор и кончился.
Милочка на минуту задумалась, как бы что-то соображая, и затем ушла в сад.
Она в то утро опять одна сбегала на речку купаться, и бабушка опять стала ворчать на нее.
— А вы, бабуся, не купаетесь? — спросила ее девочка.