Милослава: (не) сложный выбор
Шрифт:
Бесова провидица! Теперь я буду переживать, что еще она углядела в моей судьбе. Надеюсь, что только радости.
Ярмарка потеряла свою пестрость и красоту для меня, и я охотно согласилась вернуться в дом приютившего нас купца.
Славка тоже молчала подавленно. Надо думать, и ей гадалка сказала что-то неожиданное.
Разочарование было болезненным. Все-таки я хотела Тамана. Несмотря на все мои нелестные мысли о степных условиях жизни, на все приятности, которые мы творили с оборотнем, меня давила мысль о том, что не степняк будет медленно снимать с меня
Сейчас мне хотелось бежать к нему, к Таману. Показалось, что душно, я отворила окно. Славка странно на меня посмотрела (нас поселили в одной комнате) и накинула на плечи шаль. Я жадно дышала холодным свежим воздухом с запахом опавшей листвы и все равно задыхалась. Мне хотелось завыть в голос, заплакать, сдерживало только присутствие сестры. Я сделала не тот выбор. Если бы вдруг он показался на улице, я бы бросилась к нему, умоляя увезти меня куда угодно.
Конечно, его здесь не было. К сожалению или к счастью – не знаю.
Славка прилегла отдохнуть и уже сопела, а я даже не могла ходить по комнате – в городе небольшие дома, горница крохотная, хоть и с окном, в ней едва помещаются две кровати.
В городе тесно. Сначала меня восхищал Урух, его причудливые каменные дома, балконы, узкие улочки, мощенные камнем, скверы с фонтанами, ручьями и мостиками, но теперь я его ненавидела. Как будто город был виноват в моей ошибке.
Никто не виноват кроме меня.
Вечером Славка вытащила меня на танцы. Я не хотела, упрашивала ее остаться дома, но она была настойчива. Одну ее отпускать было нельзя, пришлось идти.
Раньше я бы танцевала вместе со всеми в хороводе, но сегодня я сидела на тюке хлопка под деревом, мрачно таращась на развеселую молодежь, стараясь не потерять из вида сестру. Я чувствовала себя ворчливой старухой. Прикрыла глаза, подставив лицо ласковым лучам вечернего солнца. Осень уже наступила, листья быстро желтеют, но пока не морозно. Я всегда любила осеннюю пору за ее спокойствие и роскошную красоту. Лес золотисто-багряный, в саду, прощаясь с теплыми днями, буйно цветут астры и хризантемы, окрашивая мир совершенно в другие, не летние тона: бордовый, алый, фиолетовый, желтый, оранжевый… Небо осенью особенное, холодное, далекое. Воздух другой. В городе осень другая. Унылая, серая, слякотная. В городе не сядешь на лошадь и не помчишься к реке по выкошенным полям. В городе ты будешь думать, как же протопить дом так, чтобы изгнать из него сырость и в то же время не сойти с ума от жары.
Кто-то загородил мне солнце, и я приоткрыла один глаз.
Волчек. Неудивительно, что он здесь. Удивительно скорее то, что он ни разу меня не нашел на ярмарке. Обещания обещаниями, но это просто некрасиво с его стороны, невежливо.
Он, как всегда, шегольски одет: алый жилет поверх мокрой от пота белой рубахи, широкие синие штаны, заправленные в рыжие высокие сапоги. Глаза сияют, на лице румянец, русые кудри взъерошены. Разве что пар с него не идет, так он разгорячен танцами, весельем
– Отчего ж вы не танцуете, Милослава? – спрашивает он, протягивая мне руку. – Пойдемте в круг!
– Увольте, князь, – поморщилась я. – Устала так, что ноги не ходят. Я просто посижу здесь.
Князь пожал плечами, улыбнулся виновато и ушел.
Ушел!
Мальчишка!
Сейчас я всё больше начинаю осознавать, какую ошибку совершила. Никогда Таман не предпочел бы мне какие-то танцы. Никогда бы не оставил меня одну в дурном расположении духа.
Прикрыла глаза, пытаясь разобраться, что же не понравилось мне в Митрии. Чем-то он меня сейчас зацепил. Разозлил. Догадалась: запах. Он был с женщиной.
Никто не знает, а я знаю. Бабушка, наложница государева, была оборотнем. Чистокровным оборотнем, привезенным в качестве игрушки из дальних стран. Я оборотень на четверть. Это совершенно никак не проявляется внешне. Я не обращаюсь в зверя даже частично, я не становлюсь злой и нервной в полнолуние. Или становлюсь, но уж никак не злой. Скорее, потаенные желания тела рвутся наружу. А вот выносливость, зрение и обоняние у меня повышенные. Однако до сего дня я не знала, что можно вот так… чуять.
Раньше ничего такого не было. Когда Волчек приезжал ко мне, от него ничем чужеродным не пахло. Значит ли это, что он не пускал в свою постель других? Наверное, да. Он и бывал-то у меня чуть не каждый день. Можно ли сыграть волнение, возбуждение, интерес к женщине? Я ему действительно нравилась, я видела.
Конечно, он и предположить не мог, что во мне нечистая кровь. Осмелился бы Волчек подойти ко мне, зная, что я учую его грех? Скорее всего, он не считает нужным хранить мне верность до свадьбы. Да и кто из мужчин бы сдерживался?
Только один. Которого я отвергла. Который не будет моим мужем. От Тамана никогда не пахло другой. Может, они и были там, в его ханском шатре, он же мужчина в конце концов. Но ни единого раза он не оскорбил меня, подойдя ко мне с запахом другой на теле.
Просто Таман мужчина, а Волчек мальчишка.
В степи рано взрослеют. В степи несладкая жизнь. Постоянный тяжелый труд, грязь, скотина, болезни… Зато в степи умеют ценить моменты счастья.
С Таманом я была бы как за каменной стеной – любимой женой, желанной женщиной. С Волчеком мне придется быть госпожой, хозяйкой.
Стоп! Милослава, ты сейчас жалеешь себя. Жалость – неправильное чувство, которое утянет тебя на дно. Все решено, Таман был в твоей жизни, но его там больше нет. Да и есть ли он такой идеальный, или ты сама его выдумала? Думай о хорошем. Волчеку никогда не подарят наложницу, как это любят делать в степи. В доме оборотня никто не голодает. В доме оборотня никто не скажет слова против твоего. Ты останешься кнессой и будешь равна мужу. А в степи женщина молчит. У нее нет никаких прав, кроме как согревать мужу постель и рожать детей. Поэтому успокой свои терзания и вспомни о том, что сказала гадалка: всё зависит в первую очередь от тебя.