Милюль

Шильцын Вадим

– Нянечка! Я так тебя люблю! Я тебя никому не отдам!

– Дорогие дамы, я попросил бы вас поторопиться с размещением-с – взмолился стюард – а то мне опять на палубу-с, новых пассажиров встречать-с!

– Мы подождём – возразила нянечка стюарду, гладя Милюль по головке – ступайте, встречайте. Мы с вами пока на палубу выйдем.

– Ну, как же-с – заупрямился, было, стюард.

– Да, да – подбодрила его нянечка – барышне сейчас на свежем воздухе полезно.

Она взяла Милюль на руки и стала вместе с ней прогуливаться недалеко от дверей. Стюард умчался встречать вновь прибывших господ-путешественников.

Вскоре со стороны вновь прозвучал его оперный тенор: «Прошу следовать за мной для вручения ключей от кают!»

Милюль оторвалась от нянечкиного плеча, взглянула и замерла от восторга: Ведя за собой давешнего огромного господина, к ним приближался юноша в военной форме. Светлые локоны выбились из-под фуражки. Золотые погоны светились на его плечах и золотыми звёздочками мерцали пуговицы на мундире. Большой, светлый лоб, ясный взгляд, устремлённый вдаль, правильный нос, добрая улыбка рыцаря и победителя, волевой подбородок героя, всё в лице его было гармонично, воинственно и прекрасно. Милюль захотелось взвизгнуть, но она сдержалась и, лишь, попросила нянечку поставить её на землю. Юноша поравнялся с ними и снисходительно взглянул. Милюль смутилась и опустила очи долу.

– А вот и мой младшенький. Без пяти минут – юнга! – пророкотал в небе толстый голос огромного господина – Серёжа Пантелеймонович. Прошу любить и жаловать.

Милюль вскинула взгляд. Господин обращался к нянечке. И сын его, этот сказочный принц Серёжа, тоже смотрел на нянечку. Так же снисходительно, как давеча на неё, но лишь снизу вверх оттого, что ростом он едва доходил нянечке до пояса.

– Сергей, представься дамам – приказал господин.

– Кадет N-ского кадетского корпуса Сергей Громов – отрапортовал прекрасный воин высоким мальчишеским голосом, показавшимся Милюль небесной музыкой. Она сделала книксен и сказала скромно: «Милюль». Нянечка положила руку на её голову и объяснила:

– Барышне недавно шесть лет от роду. А – я её нянечка, Прасковья Ивановна.

– Вот я чурбан! – стукнул себя по лбу господин в белом: – уже битый час, как знаком с вами, а до сих пор не отрекомендовался. Купец первой гильдии Пантелеймон Ильич Громов. Родной отец этого недоросля. Да что ж мы стоим? Пойдёмте скорее за нашим тенором! – Пантелеймон Ильич ткнул пальцем в сторону знакомого стюарда, который переминался рядом.

Стюард отворил двери, и Милюль оказалась в застланном мягким ковром коридоре. В высоком потолке висели хрустальные светильники. Полотна морских баталий украшали стены. Двери, ведущие в каюты, располагались по левую и правую стороны.

– Вы, как я помню, в семнадцатом нумере? – басил Пантелеймон Ильич – а мы с Серёжей как раз в восемнадцатом! Стало быть, наверное, напротив вас, или, быть может, через стенку. Всё едино, соседи. – Они быстро дошли до находящихся напротив друг друга кают. Стюард картинно остановился между дверьми, и, обернувшись к господам, продекламировал:

– Добро пожаловать в каюты высшего класса трансконтинентального лайнера «Святой Виталий»! Вы, дамы, располагаетесь в семнадцатом нумере. Вот ваши ключи – тут он как фокусник взмахнул рукой и в ней оказался блестящий ключ, соединённый цепочкою с золотым колокольчиком – Стюарды постоянно дежурят в коридоре, и вы

можете доверить ключи мне и моим коллегам, или же держать их при себе, как вам будет угодно-с! – Тут он достал второй ключ и, отдавая его Пантелеймону Ильичу, предупредил – Если понадобится моя помощь, или пожелаете кушать в каюте, звоните в колокольчик-с и вызывайте-с меня. Мы в полном вашем распоряжении-с! Желаю всем приятного путешествия. Располагайтесь. Ваш багаж ждёт вас в каютах-с.

– Ну, что ж, до встречи, матушка, Прасковья Ивановна – пробасил Пантелеймон Ильич и вместе с кадетом исчез за дверью своего купе.

Милюль вступила в огромную светлую залу и спросила:

– Нянечка, почему здесь окна?

– Как же без окон, дитятко? – удивилась нянечка.

– Мы на корабле. Тут должны быть иллюминаторы.

– Иллюминаторы, Милюль, в каютах другого класса. Мы же едем на самом верху. Тут во всех нумерах окна, как в гостинице.

– Это не интересно – надула губки Милюль.

– От чего же? – возразила нянечка – Наоборот, так светлее и видно лучше.

Милюль подбежала к окну и, откинув кисею лёгкой шторы, посмотрела наружу. За окном, за перилами палубы был виден поднимающийся в гору город. Порт с причалом, колоннадой и оркестром прятался внизу. До каюты едва долетали звуки марша. Белые домики города торчали один над другим, окружённые зеленью кустов и деревьев. Дороги, тротуары и люди были вовсе не видны, от чего пейзаж напоминал искусно сделанный макет. Нянечка тоже подошла к окну.

– Красиво, правда? – спросила она.

– Да, красиво – согласилась Милюль – а скажи, нянечка, из окна Пантелеймона Ильича видно море?

– Конечно. Его окно как раз на другую сторону.

– Ах, как ему повезло! Вот бы поменяться с ним местами.

– Это фантазии – возразила нянечка – вот мы отчалим, и море за окном ещё успеет вам надоесть. Ступайте в спальню, Милюль, переоденьтесь к ужину.

Милюль перешла в спальню, открыла свой чемодан, живо переоделась в домашнее. Снова посмотрела на окна, занавешенные плотными шторами. Вздохнула. Сказала сама себе: «Зачем плыть на корабле, если не видно моря» и вышла в залу.

Ужин уже подали. Нянечка подняла серебряную крышку супницы, и от вкусного запаха рот Милюль заполнился слюнями. Она села на стул с высокой спинкой и схватила ложку. Когда, съев две тарелки супа, Милюль попросила ещё, нянечка посоветовала:

– Оставь место для второго, а то тебя на десерт не хватит.

– Хватит, хватит – успокоила нянечку Милюль – у меня такой аппетит, что я слона могу съесть.

Нянечка положила в тарелки жаркое. Быстро справившись с ним, Милюль потребовала добавки и так упрашивала, так умоляла нянечку, что та сдалась.

– Где в тебе это всё умещается? – удивилась нянечка позже, подавая ей третью тарелку жаркого. И содержимое третьей тарелки, и десерт и кисель моментально исчезли в неизвестном пространстве Милюлиных внутренностей, а есть хотелось ещё.

– Да что за чудовищный голод на вас напал? – удивилась нянечка – я бы уж лопнула.

Милюль не ответила. Она съела подряд пять персиков, сказала спасибо и, встав из-за стола громко рыгнула.

– Фу! – возмутилась нянечка – барышням нельзя так рыгать! Ведь вы – не мужик!