Милый ангел
Шрифт:
Неравнодушный гражданин».
— Гарольд, — только и произнесла я, откладывая письмо, точно оно жгло мне пальцы.
— Значит, в письме чистая правда, — сказал папа.
Я улыбнулась и прикрыла глаза.
— Уже нет. Я рассталась с Дунканом в прошлом сентябре. Можешь мне поверить, я не лесбиянка, хотя среди лесбиянок у меня много знакомых. Они хорошие люди. Гораздо лучше мерзкого старикашки, который нацарапал эти гадости. Когда пришло письмо?
— Вчера, дневной почтой. — Папа хмурился. Он не дурак, ему под силу понять, что мое сегодняшнее состояние не имеет
И я рассказала им все, что пережила сегодня. Мама ужаснулась и снова заплакала, а папа… он казался опустошенным. Потрясенным до самого основания. Какие чувства успела пробудить в нем миссис Дельвеккио-Шварц за единственную встречу, если он так горевал о ней? Папа хватал ртом воздух и держался за грудь, пока мама не налила ему щедрую порцию бренди Уилли. Он слегка успокоился, но я все еще медлила, не решаясь сразу признаться, что намерена добиваться опеки над Фло. Возможно, папина реакция на известие о смерти моей хозяйки убедила меня, что он на моей стороне. Увы, я ошиблась.
— Опеки над этим странным ребенком? — повысил он голос. — Харриет, ты этого не сделаешь! Уезжай оттуда немедленно! Лучшее, что ты можешь предпринять, — вернуться домой.
Мне не хотелось спорить, просто не было сил, поэтому я молча встала и ушла, оставив их сидящими за столом.
Бедные мои родители, этот день и для них выдался тяжелым. Их дочь связалась с известным женатым врачом, мало того — в ее доме произошло убийство и самоубийство, а глупая девчонка вдобавок решила взять на себя ответственность за ненормального ребенка, который не говорит, зато пачкает стены пальцами, измазанными в крови. Неудивительно, что родители показались мне совсем чужими людьми.
Вот такой первый день Нового года. Не кошмарный сон, а страшная действительность.
Понедельник
2 января 1961 года
В пять утра я проснулась от кошмара, рывком села в постели, с трудом отдышалась, с ужасом вспоминая, как поднимались воды кровавого озера, как я вставала на цыпочки, как кровь доходила до самых ноздрей, а Гарольд заливался визгливым смехом.
Солнце уже взошло, светлился в раздвинутые шторы. Я выбралась из постели, накормила Марселину, сварила кофе и присела к столу, твердя, что миссис Дельвеккио-Шварц больше нет. Бывают настолько живые люди, что в их смерть трудно поверить, — кажется, что это невозможно, что это просто ошибка. Не знаю, почему это произошло и как она такое допустила. Ведь она даже не пробовала сопротивляться! В прошлый раз она видела свою смерть в Хрустальном Шаре и не попыталась избежать ее. Какой счастливой она выглядела на вечеринке! Может, опухоль мозга начала мучить ее, и она предпочла умереть от ножа Гарольда.
Скорби я не чувствовала, плакать и горевать не могла. Дел свалилось слишком много. Где Фло? Как она провела ночь — первую в ее жизни ночь за пределами Дома?
Прежде всего следовало позвонить в нашу рентгенологию и сообщить дежурному, что на работу я не приду. Я не стала вдаваться в объяснения, просто извинилась и повесила трубку, в которой еще слышался голос. Пэппи звонить на работу не пришлось: она уволилась из Королевской больницы еще перед сочельником. На горизонте уже маячил призрак Стоктона.
Я оделась и вышла посмотреть, встала ли Пэппи, увидела, что она крепко спит, прикрыла ее дверь и поднялась наверх. Но в ту самую комнату так и не смогла войти. Я осмотрела три другие комнаты, которые занимала миссис Дельвеккио-Шварц. В унылой спальне вдоль стен выстроились стеллажи, забитые книгами, как у Пэппи. Но что это за книги! Интересно, был ли Гарольд посвящен в эту тайну или знал о ней, но не понимал сути?
— Теперь я знаю, как тебе это удавалось, старая ты калоша, — с улыбкой произнесла я. На полках стеллажей стояли альбомы, пухлые от газетных вырезок со статьями о политиках, бизнесменах, их жизни, скандалах, трагедиях, причудах. Самым старым вырезкам было не меньше тридцати лет. «Кто есть кто» всех англоязычных стран. Альманахи. Судебные материалы. Официальные отчеты «Хансард» о заседаниях парламентов страны и штатов. Все, что, по мнению миссис Дельвеккио-Шварц, могло ей пригодиться, — от биографий видных австралийцев до списков сообществ, ассоциаций, учреждений. Золотая жила для предсказательницы.
Рядом со спальней хозяйки была ниша для Фло — со старой железной кроваткой, голым матрасиком и комодом для одежды. Ни единой картинки со щенком, котенком или феей, никаких признаков, что здесь живет ребенок, — кроме разве что каракулей на всех стенах. Эта каморка походила скорее на клетку умершего животного, чем на комнату ребенка. При этой мысли меня передернуло. Если она убрала белье из кроватки Фло, значит, догадывалась, что Фло увезут отсюда! Неужели это знак, что вне Дома Фло неизбежно умрет?
Кухня — убогий, неряшливый закуток, непригодный для приготовления вкусной еды; с древней, побитой, выщербленной, потрескавшейся плитой и посудой.
Почему она была настолько равнодушна к собственному комфорту? Что это за женщина, которой нет дела до родного гнезда?
Я спустилась на первый этаж, окончательно запутавшись в тайнах и чувствуя, что смерть миссис Дельвеккио-Шварц стала лишь входом в гигантский головоломный лабиринт.
Пэппи уже встала, так что я позвала ее выпить кофе и позавтракать. Да, позавтракать. Нам требовались силы и здоровье, чтобы справиться со всеми делами.
Джим и Боб заглянули к нам по дороге на работу, сказали, что могут остаться дома, если понадобится, но я отпустила их. Тоби я собиралась сказать то же самое, но он не пожелал и слушать меня — похоже, он с самого начала настроился на битву.
— Сегодня я тебе понадоблюсь, — твердил он, сильно побледнев, вскинув подбородок и сверкая ясными глазами.
В ответ я обняла его. Он ответил крепким объятием.
— Прости за вчерашнее, так уж получилось, — пробормотал он.
— Да, понимаю. Садись, у нас уйма дел.
— Забрать тело и организовать похороны, поискать завещание, узнать, где Фло, — и это лишь начало, — перечислил Тоби.
Втроем мы начали с самого трудного. Поднялись наверх и убрались в комнате, залитой кровью.
Тоби позвонил в полицию и узнал, что тело миссис Дельвеккио-Шварц нам отдадут только после того, как судебный патологоанатом подготовит отчет о вскрытии, а для этого понадобится не меньше одной-трех недель. Затем Тоби отправился на поиски Мартина, леди Ричард или еще кого-нибудь, кто знает толк в похоронных бюро и церемониях, — оказалось, никто из нас еще не сталкивался со смертью вплотную и никакого опыта не приобрел. Отец Тоби умер на ферме. Мистер Шварц умер, когда Пэппи еще жила в Сингапуре, а в моей семье с тех пор, как я родилась, не хоронили никого.