Милый дом
Шрифт:
Мое сердце упало.
– Да, Мол. Меня. Папаша сделал тест на отцовство, и тот оказался положительным. Так я стал гребаным наследником его состояния. Но шлюха отдала меня с одной оговоркой. Они должны были сохранить имя, которым она меня нарекла. Она хотела власти, хотела поиграть в какую-то бредовую жестокую игру со своим постоянным клиентом – наверное, бесилась из-за того, что навсегда останется для него просто мимолетным трахом. Мое имя – клеймо на всю жизнь, чтобы я не забывал, откуда появился, а моя мать презирала его, презирала меня.
– Ромео, – предположила я.
– Ромео.
Он
– Вот так. Я внебрачный сын своего отца, но я был им нужен, не так ли? Главным фактором послужило то, что отец хотел сохранить финансовые активы в семье. Он планировал завести ребенка, наследника. Мое появление убедило его, что все еще может осуществиться. Они заплатили шлюхе, чтобы та держала мое появление в тайне. Потом исчезли на год, ну, знаешь, поехали в какой-то гребаный круиз, а вернулись с ребенком. И конечно же, все купились на ложь крутых миллионеров.
Успокоившись, Ромео уперся руками в спинку дивана и опустил голову.
– Моя долбаная мать меня ненавидит. Я для нее живое напоминание о том, что отец ей изменял. Но это не единственная причина, почему они такие. Они ожидали послушного, идеального ребенка, который при команде «прыгай» спросил бы только «как высоко». А им досталось такое разочарование, как я. Я добился успехов в спорте, и у меня есть собственная голова на плечах, собственные планы на жизнь, что неприемлемо для Принсов! Как я посмел? Как посмел захотеть чего-то для себя, после того как они столь самоотверженно меня приняли? Взяли меня к себе и напоминали каждую гребаную минуту, каждого гребаного дня, что я плод перепихона за деньги. Они избивали меня, чтобы я даже мяч в руках держать не мог, ведь если я не смогу бросать, то и играть не смогу. Поэтому отец делал это постоянно. Вот такая еженедельная традиция отца и сына.
– Н-никто тебе не помог? Никто не понял, что происходит? – спросила я сквозь сдавленное горло.
Он невесело рассмеялся.
– Кто пойдет против влиятельного миллионера и спросит, почему его ребенок вздрагивает от каждого прикосновения?
Я вздохнула и попыталась смягчить едкое жжение в легких. Весь образ Ромео, крутого парня, распадался у меня на глазах
– Потом, чтобы сделать еще хуже, их ребенок-разочарование должен был дважды отказаться от драфта НФЛ, пожертвовать своими мечтами, только чтобы люди случайно не узнали, что на самом деле он не биологический сын Кэтрин Принс, не ее гордость и радость. Скелеты должны быть надежно заперты в шкафу!
Ромео встал передо мной и, словно униженный, широко развел руки.
– Вот так, Мол. Вот почему мои родители так меня ненавидят, а наши с тобой отношения лишь подлили масла в огонь разочарования в их гребаном «обожаемом» сыночке.
Я осторожно шагнула вперед и дрожащими руками поправила его воротник.
– Вот почему все зовут тебя Роумом, а не Ромео… вот почему ты так ненавидишь это имя. Оно напоминает тебе о прошлом.
Он робко наблюдал за моими действиями.
– Да, моя биологическая мать сказала, что если они не оставят имя Ромео, то она все расскажет прессе, они не могли этого допустить, поэтому согласились… по неволе. Ее заставили подписать договор о неразглашении. – Он снова невесело рассмеялся. –
Я нежно поцеловала его в шею.
– Куда делась твоя биологическая мать?
– Наверное, вернулась в ту же дыру, из которой выползла.
– Ромео, я…
Его лицо исказилось, и он меня оттолкнул.
– Ты уйдешь от меня, не так ли? Я знал, что потеряю тебя. Просто знал. Кто ж согласится разгребать дерьмо моих родителей? Я не стою того, через что тебе придется пройти вместе со мной, верно? – Печаль исказила его черты лица, и он рухнул на старый коричневый диван, расположенный перед грязным неразведенным камином. Жгучие слезы потекли по его щекам, а широкие плечи затряслись от рыданий. Никогда не видела, чтобы он плакал.
Это едва меня не убило.
Я села на диван рядом с ним и притянула его в свои объятия. Он плакал, положив голову мне на колени. И я плакала вместе с ним. Плакала о маленьком мальчике, не знавшем любви. Плакала о маленьком мальчике, у которого не было детства. Плакала о мужчине, который так много мог предложить миру, но его сдерживали твердые руки его жестоких и манипулятивных родителей.
Когда он немного успокоился, я обхватила его лицо ладонями и заставила посмотреть на себя.
– Ромео…
– Я люблю тебя… Я люблю тебя, – снова и снова шептал он с широко открытыми, обезумевшими глазами, лаская мои влажные щеки кончиками пальцев.
– Ч-что? – Мое сердце подскочило к горлу.
Ромео поднялся на колени на диване и откинулся на спину, увлекая меня за собой.
– Я люблю тебя. Люблю больше, чем когда-либо мог представить возможным.
Я наклонилась вперед, моя грудь прижалась к его. Два сердца бились в бешеном ритме.
– Я тоже люблю тебя, малыш, – призналась я. – Люблю очень-очень сильно.
Его обеспокоенные глаза расширились.
– Правда, детка? Даже после…
– Я никуда не уйду. Я пришла сюда сказать тебе это. Я сидела в машине, ощущая твою боль, и поняла, что должна быть с тобой несмотря ни на что, сказать тебе, что никогда тебя не оставлю.
– Но мои родители…
– Да, твои родители – это нечто, но они не заставят меня отвернуться от тебя, отказаться от любви к тебе. Мы предназначены друг другу звездами, Ромео. Вмешательство родителей входит в комплект. – Я весело ему подмигнула.
Слабая улыбка появилась на его покусанных губах, преображая встревоженное лицо.
– Я чувствую себя голым… как будто кто-то вывернул мою грудь наизнанку и открыл всему миру испещренное шрамами сердце.
Я расстегнула его рубашку, пуговицу за пуговицей, и поцеловала местечко, где билось его сердце. Он застонал, и я снова прижалась губами к горячей, загорелой коже.
– Никто никогда не знал, какие они на самом деле, вдали от посторонних глаз. Я ни одной душе не рассказывал. Ты сегодня была огромным камнем, разбивающим их стеклянную крепость. Я видел панику в глазах отца. Ты можешь уничтожить все, над чем они так упорно работали.