Милый друг - английский и русский параллельные тексты

Мопассан Ги Де

It is my old friend, the Count de Vaudrec, who has been accustomed to dine here every Monday, and who has come as usual."	– По заведенному обычаю, придет мой старый друг, граф де Водрек: он всегда раньше обедал у нас по понедельникам.
George murmured: "Ah! very good."	– А! Прекрасно, - пробормотал Жорж.
He remained standing behind her, bouquet in hand, with a longing to hide it or throw it away.	С букетом в руках он стоял позади нее и не знал, то ли спрятать его, то ли выбросить.
He said, however: "I have brought you some roses."	– Посмотри, я принес тебе розы, - все же сказал он.
She turned round suddenly, smiling, and exclaimed:	Мадлена повернулась к нему лицом и улыбнулась.
"Ah! how nice of you to have thought of that." And she held out her arms and lips to him with an outburst of joy so real that he felt consoled.	– Как это мило с твоей стороны! – воскликнула она и с такой искренней радостью протянула ему руки и губы, что он сразу успокоился.
She took the flowers, smelt them, and with the liveliness of a delighted child, placed them in the vase that remained empty opposite the other.	Затем взяла цветы, понюхала их и с живостью ребенка, которому доставили огромное удовольствие, поставила в пустую вазу, рядом с первой.
Then she murmured, as she viewed the result: "How glad I am.	– Как я рада! – любуясь эффектом, прошептала она.
My mantelpiece is furnished now."	– Вот теперь на мой камин приятно смотреть.
She added almost immediately, in a tone of conviction:	И тут же убежденно добавила:
"You know Vaudrec is awfully nice; you will be friends with him at once."	– Ты знаешь, Водрек такой прелестный, вы с ним очень скоро сойдетесь.
A ring announced the Count.	Звонок дал знать о приходе графа.
He entered quietly, and quite at his ease, as though at home.	Вошел он спокойно, уверенно, словно к себе домой.
After having gallantly kissed the young wife's fingers, he turned to the husband and cordially held out his hand, saying:	Грациозно изогнув стан, он поцеловал Мадлене пальчики, затем повернулся к мужу и, приветливо протянув ему руку, спросил:
"How goes it, my dear Du Roy?"	– Как поживаете, дорогой Дю Руа?
It was no longer his former stiff and starched bearing, but an affable one, showing that the situation was no longer the same.	Надменность и чопорность уступили в нем место благожелательности, наглядно свидетельствовавшей о том, что положение изменилось.
The journalist, surprised, strove to make himself agreeable in response to these advances.	Журналиста это удивило, и в ответ на эти знаки расположения он тоже решил быть любезным.
It might have been believed within five minutes that they had known and loved one another for ten years past.	Через пять минут можно было подумать, что они знакомы лет десять и души не чают друг в друге.
Then Madeleine, whose face was radiant, said: "I will leave you together, I must give a look to my dinner."	– Я вас оставлю одних, - с сияющим лицом сказала Мадлена. – Мне надо заглянуть в кухню.
And she went out, followed by a glance from both men.	Мужчины посмотрели ей вслед.

When she returned she found them talking theatricals apropos of a new piece, and so thoroughly of the same opinion that a species of rapid friendship awoke in their eyes at the discovery of this absolute identity of ideas.	Когда Мадлена вернулась, они говорили о театре в связи с какой-то новой пьесой и до того сходились во мнениях, что на их лицах отражалось даже нечто вроде взаимной симпатии, мгновенно возникшей благодаря тому, что между ними обнаружилось такое полное единомыслие.
The dinner was delightful, so intimate and cordial, and the Count stayed on quite late, so comfortable did he feel in this nice little new household.	Обед прошел чудесно, без всякой натянутости. Граф так хорошо чувствовал себя в этом доме, у этой милой четы, что просидел до позднего вечера.
As soon as he had left Madeleine said to her husband:	Когда он ушел, Мадлена сказала мужу:
"Is he not perfect?	– Правда, он чудный?
He gains in every way by being known.	Он очень выигрывает при ближайшем знакомстве.
He is a true friend--safe, devoted, faithful.	Вот уж настоящий друг, испытанный, преданный, верный.
Ah, without him--"	Ах, если б не он...
She did not finish the sentence, and George replied:	Она не докончила своей мысли.
"Yes, I find him very agreeable.	– Да, он очень симпатичный, - вставил Жорж.
I think that we shall get on very well together."	– Мне кажется, мы с ним будем большими друзьями.
She resumed: "You do not know, but we have some work to do together before going to bed.	– Ты знаешь, - снова заговорила она, - нам еще предстоит поработать перед сном.
I had not time to speak to you about it before dinner, because Vaudrec came in at once.	Я не успела сказать тебе об этом до обеда, потому что сейчас же пришел Водрек.
I have had some important news, news from Morocco.	Сегодня я узнала, что в Марокко произошли важные события.
It was Laroche-Mathieu, the deputy, the future minister, who brought it to me.	Это мне сообщил депутат, будущий министр, Ларош-Матье.
We must work up an important article, a sensational one.	Нам надо написать большую статью, которая должна произвести сенсацию.
I have the facts and figures.	Факты и цифры у меня есть.
We will set to work at once.	Придется сесть за работу немедленно.
Bring the lamp."	Бери лампу.
He took it, and they passed into the study.	Он взял лампу, и они перешли в кабинет.
The same books were ranged in the bookcase, which now bore on its summit the three vases bought at the Golfe Juan by Forestier on the eve of his death.	Те же книги стояли рядами в книжном шкафу, а на самом верху красовались три вазы, за которыми Форестье накануне своей смерти ездил к заливу Жуан.
Under the table the dead man's mat awaited the feet of Du Roy, who, on sitting down, took up an ivory penholder slightly gnawed at the end by the other's teeth.	Лежавший под столом меховой коврик покойного Шарля ожидал прикосновения ног Дю Руа, - тот уселся и взял ручку из слоновой кости, слегка обгрызенную на конце зубами его предшественника.

Madeleine leant against the mantelpiece, and having lit a cigarette related her news, and then explained her notions and the plan of the article she meditated.	Мадлена прислонилась к камину и, закурив папиросу, начала рассказывать новости, затем поделилась своим соображениями и наметила план задуманной статьи.
He listened attentively, scribbling notes as he did so, and when she had finished, raised objections, took up the question again, enlarged its bearing, and sketched in turn, not the plan of an article, but of a campaign against the existing Ministry.	Он внимательно слушал ее, а сам в это время делал заметки. Когда же она кончила, он высказал свою точку зрения на этот вопрос, углубил его и выдвинул свой план, но уже не одной статьи, а целой кампании против нынешнего министерства.
This attack would be its commencement.	Это нападение должно было быть только началом.
His wife had left off smoking, so strongly was her interest aroused, so vast was the vision that opened before her as she followed out George's train of thought.	Мадлену так заинтересовали широкие возможности, открывшиеся перед ней в замыслах Жоржа, что она даже перестала курить.
She murmured, from time to time: "Yes, yes; that is very good. That is capital. That is very clever."	– Да... да... Очень хорошо... Чудесно... Превосходно... – время от времени шептала она.
And when he had finished speaking in turn, she said:	И когда он кончил, сказала:
"Now let us write."	– Теперь давай писать.
But he always found it hard to make a start, and with difficulty sought his expressions.	Однако начало всегда давалось ему нелегко, и на этот раз он тоже с трудом находил слова.
Then she came gently, and, leaning over his shoulder, began to whisper sentences in his ear.	Заметив это, Мадлена слегка оперлась на его плечо и начала шептать ему на ухо фразу за фразой.
From time to time she would hesitate, and ask:	Время от времени она нерешительно обращалась к нему:
"Is that what you want to say?"	– Ты это хочешь сказать?
He answered: "Yes, exactly."	– Да, именно это, - отвечал он.
She had piercing shafts, the poisoned shafts of a woman, to wound the head of the Cabinet, and she blended jests about his face with others respecting his policy in a curious fashion, that made one laugh, and, at the same time, impressed one by their truth of observation.	С чисто женской беспощадностью осыпала она язвительными, колкими насмешками председателя совета министров, до того остроумно чередуя издевательства над его наружностью с издевательствами над проводимою им политикой, что нельзя было не рассмеяться и в то же время не подивиться меткости ее наблюдений.
Du Roy from time to time added a few lines which widened and strengthened the range of attack.	Дю Руа вставлял порой несколько строк, сообщавших ее нападкам более глубокий смысл и вместе с тем большую остроту.
He understood, too, the art of perfidious insinuation, which he had learned in sharpening up his "Echoes"; and when a fact put forward as certain by Madeleine appeared doubtful or compromising, he excelled in allowing it to be divined and in impressing it upon the mind more strongly than if he had affirmed it.	Кроме того, ему было хорошо знакомо искусство коварных недомолвок, которому он учился, шлифуя свои заметки для хроники, и если он находил, что какое-нибудь происшествие, которое Мадлена выдавала за истинное, маловероятно или что оно бросает на кого-либо тень, то лишь прозрачно намекал на него и тем самым придавал ему в глазах читателей больше веса, чем если бы говорил о нем прямо.

When their article was finished, George read it aloud.	Когда статья была написана, Жорж с чувством прочитал ее вслух.
They both thought it excellent, and smiled, delighted and surprised, as if they had just mutually revealed themselves to one another.	Она показалась им обоим великолепной, и, ликующие, изумленные, они улыбнулись так, словно только сейчас оценили друг друга.
They gazed into the depths of one another's eyes with yearnings of love and admiration, and they embraced one another with an ardor communicated from their minds to their bodies.	Они смотрели друг на друга с нежностью, влюбленными глазами, а затем, почувствовав, что ощущение близости духовной переходит у них в жажду физической близости, порывисто обнялись и поцеловались.
Du Roy took up the lamp again.	Дю Руа взял лампу.
"And now to bye-bye," said he, with a kindling glance.	– А теперь бай-бай, - сказал он, и в глазах у него вспыхнул огонь.
She replied: "Go first, sir, since you light the way."	– Идите вперед, мой повелитель, - ведь вы освещаете путь, - проговорила она.
He went first, and she followed him into their bedroom, tickling his neck to make him go quicker, for he could not stand that.	Он пошел в спальню, а она следовала за ним, щекотала ему кончиком пальца шею между волосами и воротником и этим подгоняла его, так как он боялся щекотки.
The article appeared with the signature of George Duroy de Cantel, and caused a great sensation.	Статья, появившаяся за подписью "Жорж Дю Руа де Кантель", наделала много шуму.
There was an excitement about it in the Chamber.	В палате начался переполох.
Daddy Walter congratulated the author, and entrusted him with the political editorship of the _Vie Francaise_.	Старик Вальтер поздравил автора и тут же назначил его заведующим политическим отделом "Французской жизни".
The "Echoes" fell again to Boisrenard.	Хроника опять отошла к Буаренару.
Then there began in the paper a violent and cleverly conducted campaign against the Ministry.	С этого дня "Французская жизнь" повела тонко рассчитанную, яростную кампанию против министерства.
The attack, now ironical, now serious, now jesting, and now virulent, but always skillful and based on facts, was delivered with a certitude and continuity which astonished everyone.	В этой искусной, всегда основанной на фактах полемике, то язвительной, то серьезной, то шутливой, то злобной, всех поражало ее упорство и уверенный тон.
Other papers continually cited the _Vie Francaise_, taking whole passages from it, and those in office asked themselves whether they could not gag this unknown and inveterate foe with the gift of a prefecture.	Другие газеты постоянно цитировали "Французскую жизнь", приводили из нее целые абзацы, а те, кто стоял у власти, осведомлялись, нельзя ли с помощью какого-либо ведомства заткнуть рот неизвестному и дерзкому врагу.
Du Roy became a political celebrity.	Дю Руа стал пользоваться популярностью в политических кругах.
He felt his influence increasing by the pressure of hands and the lifting of hats.	О росте своего влияния он судил по рукопожатиям и поклонам.
His wife, too, filled him with stupefaction and admiration by the ingenuity of her mind, the value of her information, and the number of her acquaintances.	Что касается его супруги, то она изумляла и восхищала его гибкостью своего ума, своей исключительной осведомленностью и своими широкими связями.

Continually he would find in his drawing-room, on returning home, a senator, a deputy, a magistrate, a general, who treated Madeleine as an old friend, with serious familiarity.	Возвращаясь домой, он каждый день заставал в гостиной то сенатора, то депутата, то судью, то генерала, и все они держали себя с Мадленой как старые друзья, почтительно и непринужденно.
Where had she met all these people?	Где она с ними познакомилась?
In society, so she said.	В обществе, утверждала она.
But how had she been able to gain their confidence and their affection?	Но как удалось ей завоевать их доверие и симпатию.
He could not understand it.	Это оставалось для него загадкой.
"She would make a terrible diplomatist," he thought.	"Из нее мог бы выйти шикарный дипломат", -думал он.
She often came in late at meal times, out of breath, flushed, quivering, and before even taking off her veil would say:	Она часто опаздывала к обеду, вбегала запыхавшись, раскрасневшаяся, возбужденная, и, не успев снять шляпу, начинала выкладывать новости:
"I have something good to-day.	– Сегодня нам будет чем поживиться.
Fancy, the Minister of Justice has just appointed two magistrates who formed a part of the mixed commission.	Представь, министр юстиции назначил судьями двух бывших членов смешанных комиссий[28].
We will give him a dose he will not forget in a hurry."	Влетит же ему от нас, - долго будет помнить!
And they would give the minister a dose, and another the next day, and a third the day after.	И министру влетало несколько дней подряд.
The deputy, Laroche-Mathieu, who dined at the Rue Fontaine every Tuesday, after the Count de Vaudrec, who began the week, would shake the hands of husband and wife with demonstrations of extremejoy.	Депутат Ларош-Матье, обедавший на улице Фонтен по вторникам, вслед за графом де Водреком, крепко пожимал супругам руку и предавался неумеренному восторгу.
He never ceased repeating: "By Jove, what a campaign!	– Черт возьми, ну и кампания! – всякий раз говорил он.
If we don't succeed after all?"	– Если уж мы теперь не одержим победы...
He hoped, indeed, to succeed in getting hold of the portfolio of foreign affairs, which he had had in view for a long time.	В глубине души он был убежден, что ему удастся оттягать портфель министра иностранных дел, к которому он давно подбирался.
He was one of those many-faced politicians, without strong convictions, without great abilities, without boldness, and without any depth of knowledge, a provincial barrister, a local dandy, preserving a cunning balance between all parties, a species of Republican Jesuit and Liberal mushroom of uncertain character, such as spring up by hundreds on the popular dunghill of universal suffrage.	Это был заурядный политический деятель, не имевший ни своего лица, ни своего мнения, не блиставший способностями, не отличавшийся смелостью и не обладавший солидными знаниями, - адвокат из какого-нибудь захолустного городка, провинциальный лев, иезуит под маской республиканца, искусно лавировавший между враждующими партиями, один из тех сомнительного качества либеральных грибов, что сотнями растут на навозе всеобщего избирательного права.

His village machiavelism caused him to be reckoned able among his colleagues, among all the adventurers and abortions who are made deputies.	Благодаря своему доморощенному макиавеллизму он сходил за умного среди своих коллег - среди всех этих отщепенцев и недоносков, из которых делаются депутаты.
He was sufficiently well-dressed, correct, familiar, and amiable to succeed.	Он был достаточно вылощен, достаточно хорошо воспитан, достаточно развязен и достаточно любезен для того, чтобы преуспеть.
He had his successes in society, in the mixed, perturbed, and somewhat rough society of the high functionaries of the day.	В свете, этом разношерстном, текучем и не очень разборчивом обществе видных чиновников, случайно всплывших на поверхность, он пользовался успехом.
It was said everywhere of him:	О нем говорили всюду:
"Laroche will be a minister," and he believed more firmly than anyone else that he would be.	"Ларош будет министром", - и он сам был в этом уверен больше, чем кто-либо другой.
He was one of the chief shareholders in Daddy Walter's paper, and his colleague and partner in many financial schemes.	Он был одним из главных пайщиков газеты старика Вальтера, его компаньоном и соучастником многих его финансовых операций.
Du Roy backed him up with confidence and with vague hopes as to the future.	Дю Руа поддерживал Ларош-Матье: он верил в него и, считая, что тот может ему пригодиться в будущем, возлагал на него некоторые надежды.
He was, besides, only continuing the work begun by Forestier, to whom Laroche-Mathieu had promised the Cross of the Legion of Honor when the day of triumph should come.	Впрочем, он лишь продолжал дело Форестье, которого Ларош-Матье обещал наградить орденом Почетного легиона, когда настанет день его торжества.
The decoration would adorn the breast of Madeleine's second husband, that was all.	Теперь этот орден предназначался для второго мужа Мадлены, только и всего.
Nothing was changed in the main.	Ведь, в сущности, ничего же не изменилось.
It was seen so well that nothing was changed that Du Roy's comrades organized a joke against him, at which he was beginning to grow angry.	Это было так очевидно, что сослуживцы Дю Руа постоянно кололи ему этим глаза и доводили до бешенства.
They no longer called him anything but Forestier.	Иначе, как "Форестье", его теперь не называли.
As soon as he entered the office some one would call out:	Как только он являлся в редакцию, кто-нибудь уже кричал:
"I say, Forestier."	– Послушай, Форестье!
He would pretend not to hear, and would look for the letters in his pigeon-holes.	Он делал вид, что не слышит, и продолжал разбирать в ящике письма.
The voice would resume in louder tones,	Тот же голос повторял громче:
"Hi! Forestier."	– Эй, Форестье!
Some stifled laughs would be heard, and as Du Roy was entering the manager's room, the comrade who had called out would stop him, saying:	Сотрудники фыркали. Дю Руа шел в кабинет издателя, но сослуживец останавливал его:
"Oh, I beg your pardon, it is you I want to speak to.	– Ах, извини! Ведь это я к тебе обращался.
It is stupid, but I am always mixing you up with poor Charles.	Г лупо, конечно, но я вечно путаю тебя с беднягой Шарлем.

It is because your articles are so infernally like his.	Это оттого, что твои статьи дьявольски похожи на статьи Форестье.
Everyone is taken in by them."	Тут всякий ошибется.
Du Roy would not answer, but he was inwardly furious, and a sullen wrath sprang up in him against the dead man.	Дю Руа ничего не отвечал, но внутри у него все кипело. Втайне он уже начинал ненавидеть покойного.
Daddy Walter himself had declared, when astonishment was expressed at the flagrant similarity in style and inspiration between the leaders of the new political editor and his predecessor:	Сам Вальтер заявил однажды, когда кто-то с удивлением заметил, что статьи нового заведующего политическим отделом ни по форме, ни по существу не отличаются от статей его предшественника:
"Yes, it is Forestier, but a fuller, stronger, more manly Forestier."	– Да, это Форестье, но только более темпераментный, более мужественный, более зрелый.
Another time Du Roy, opening by chance the cupboard in which the cup and balls were kept, had found all those of his predecessor with crape round the handles, and his own, the one he had made use of when he practiced under the direction of Saint-Potin, ornamented with a pink ribbon.	В другой раз Дю Руа, случайно открыв шкаф, обнаружил, что бильбоке Форестье обмотаны крепом, а его собственное бильбоке, на котором он упражнялся под руководством Сен-Потена, перевязано розовой ленточкой.
All had been arranged on the same shelf according to size, and a card like those in museums bore the inscription:	Все бильбоке были расставлены по величине в один ряд, на той же самой полке. Надпись, похожая на музейный ярлычок, поясняла:
"The Forestier-Du Roy (late Forestier and Co.) Collection."	"Бывшая коллекция Форестье и ^. Наследник -Форестье Дю Руа. Патентовано. Прочнейший товар, коим можно пользоваться во всех случаях жизни, даже в пути".
He quietly closed the cupboard, saying, in tones loud enough to be heard:	Он спокойно закрыл шкаф и умышленно громко сказал:
"There are fools and envious people everywhere."	– Дураки и завистники водятся всюду.
But he was wounded in his pride, wounded in his vanity, that touchy pride and vanity of the writer, which produce the nervous susceptibility ever on the alert, equally in the reporter and the genial poet.	Но это не могло не задеть Дю Руа, самолюбивого и тщеславного, как всякий литератор, в котором, будь то простой репортер или гениальный поэт, болезненное самолюбие и тщеславие неизменно порождают обидчивость и настороженную мнительность.
The word "Forestier" made his ears tingle. He dreaded to hear it, and felt himself redden when he did so.	Слово "Форестье" терзало ему слух; он боялся его услышать и чувствовал, что краснеет, когда слышал его.
This name was to him a biting jest, more than a jest, almost an insult.	Он воспринимал это имя как язвительную насмешку, нет, больше, - почти как оскорбление.
It said to him:	Оно кричало ему:
"It is your wife who does your work, as she did that of the other.	"За тебя все делает жена, так же как она делала все за другого.
You would be nothing without her."	Ты бы пропал без нее".
He admitted that Forestier would have been no one without Madeleine; but as to himself, come now!	Он охотно допускал, что без Мадлены пропал бы Форестье, но чтобы он - это уж извините!

Then, at home, the haunting impression continued.	Наваждение продолжалось и дома.
It was the whole place now that recalled the dead man to him, the whole of the furniture, the whole of the knicknacks, everything he laid hands on.	Теперь все здесь напоминало ему об умершем: мебель, безделушки, все, к чему бы он ни прикоснулся.
He had scarcely thought of this at the outset, but the joke devised by his comrades had caused a kind of mental wound, which a number of trifles, unnoticed up to the present, now served to envenom.	Первое время он совсем об этом не думал, но колкости сослуживцев нанесли ему глубокую душевную рану, и рану эту бередил любой пустяк, на который прежде он не обратил бы никакого внимания.
He could not take up anything without at once fancying he saw the hand of Charles upon it.	До чего бы он ни дотронулся - всюду мерещилась ему рука Шарля.
He only looked at it and made use of things the latter had made use of formerly; things that he had purchased, liked, and enjoyed.	На что бы он ни взглянул, что бы ни взял - все это были вещи, некогда принадлежавшие Шарлю: он их покупал, он ими пользовался, он дорожил ими.
And George began even to grow irritated at the thought of the bygone relations between his friend and his wife.	Даже мысль о том, что Мадлена была когда-то в близких отношениях с его другом, начинала раздражать Дю Руа.
He was sometimes astonished at this revolt of his heart, which he did not understand, and said to himself,	Его самого подчас изумлял этот непонятный внутренний протест, и он задавал себе вопрос:
"How the deuce is it?	"Черт возьми, что же это со мной делается?
I am not jealous of Madeleine's friends.	Ведь не ревную же я Мадлену к ее приятелям?
I am never uneasy about what she is up to.	Меня совершенно не интересует, как она проводит время.
She goes in and out as she chooses, and yet the recollection of that brute of a Charles puts me in a rage."	Я не спрашиваю ее, куда она идет, когда вернется, но стоит мне вспомнить об этой скотине Форестье - и я прихожу в неистовство!"
He added, "At the bottom, he was only an idiot, and it is that, no doubt, that wounds me.	"В сущности, Шарль был идиот, - продолжал он рассуждать сам с собой, - это-то меня, конечно, и возмущает.
I am vexed that Madeleine could have married such a fool."	Я бешусь при мысли о том, что Мадлена могла выйти за такого осла"
And he kept continually repeating,	Он постоянно спрашивал себя:
"How is it that she could have stomached such a donkey for a single moment?"	"Чем он мог приглянуться ей, этот скот?"
His rancor was daily increased by a thousand insignificant details, which stung him like pin pricks, by the incessant reminders of the other arising out of a word from Madeleine, from the man-servant, from the waiting-maid.	Разжигаемая каждою мелочью, коловшей его, точно иголка, разжигаемая беспрестанными напоминаниями о Шарле, которые он усматривал в словах Мадлены, лакея, горничной, злоба его росла день ото дня.
One evening Du Roy, who liked sweet dishes, said, "How is it we never have sweets at dinner?"	Дю Руа любил сладкое. – Почему у нас не бывает сладких блюд? – спросил он как-то вечером. – Ты их никогда не заказываешь.
His wife replied, cheerfully, "That is quite true. I never think about them.	– Это верно, я про них забываю, - с веселым видом ответила Мадлена.

It is all through Charles, who hated--"	– Дело в том, что их терпеть не мог Шарль...
He cut her short in a fit of impatience he was unable to control, exclaiming, "Hang it all!	– Знаешь, мне это начинает надоедать, - не в силах сдержать досаду, прервал ее Жорж.
I am sick of Charles. It is always Charles here and Charles there, Charles liked this and Charles liked that.	– Только и слышно: Шарль, Шарль... Шарль любил то, Шарль любил это.
Since Charles is dead, for goodness sake leave him in peace."	Шарль сдох - и пора оставить его в покое.
Madeleine looked at her husband in amazement, without being able to understand his sudden anger.	Ошеломленная этой внезапной вспышкой, Мадлена с недоумением посмотрела на него.
Then, as she was sharp, she guessed what was going on within him; this slow working of posthumous jealousy, swollen every moment by all that recalled the other.	Но со свойственной ей чуткостью она отчасти догадалась, что в его душе совершается медленная работа ревности, ревности к покойному, усиливавшейся с каждым мгновением, при каждом напоминании о нем.
She thought it puerile, may be, but was flattered by it, and did not reply.	Быть может, это показалось ей ребячеством, но в то же время, несомненно, польстило ей, и она ничего ему не ответила.
He was vexed with himself at this irritation, which he had not been able to conceal.	Дю Руа самому было стыдно за свою выходку, но он ничего не мог с собой поделать.
As they were writing after dinner an article for the next day, his feet got entangled in the foot mat.	В тот же вечер, после обеда, когда они принялись за очередную статью, он запутался ногами в коврике.
He kicked it aside, and said with a laugh:	Перевернуть коврик ему не удалось, и он отшвырнул его ногой.
"Charles was always chilly about the feet, I suppose?"	– У Шарля, должно быть, всегда мерзли лапы? – спросил он со смехом.
She replied, also laughing:	Она тоже засмеялась:
"Oh! he lived in mortal fear of catching cold; his chest was very weak."	– Да, он вечно боялся простуды! У него были слабые легкие.
Du Roy replied grimly: "He has given us a proof of that."	– Что он и доказал, - злобно подхватил Дю Руа.
Then kissing his wife's hand, he added gallantly: "Luckily for me."	– К счастью для меня, - галантно прибавил он и поцеловал ей руку.
But on going to bed, still haunted by the same idea, he asked:	Но и ложась спать, Дю Руа мучился все тою же мыслью.
"Did Charles wear nightcaps for fear of the draughts?"	– Уж наверно Шарль надевал на ночь колпак, чтоб не надуло в уши? – опять начал он.
She entered into the joke, and replied: "No; only a silk handkerchief tied round his head."	– Нет, он повязывал голову шелковым платком, - с намерением обернуть это в шутку ответила Мадлена.
George shrugged his shoulders, and observed, with contempt,	Жорж, пожав плечами, презрительным тоном человека, сознающего свое превосходство, процедил:
"What a baby."	– Экий болван!

From that time forward Charles became for him an object of continual conversation.	С этого дня Шарль сделался для него постоянной темой для разговора.
He dragged him in on all possible occasions, speaking of him as "Poor Charles," with an air of infinite pity.	Он заговаривал о нем по всякому поводу и с выражением бесконечной жалости называл его не иначе как "бедняга Шарль".
When he returned home from the office, where he had been accosted twice or thrice as Forestier, he avenged himself by bitter railleries against the dead man in his tomb.	Вернувшись из редакции, где его по нескольку раз в день называли "Форестье", он вознаграждал себя тем, что злобными насмешками нарушал могильный сон покойника.
He recalled his defects, his absurdities, his littleness, enumerating them with enjoyment, developing and augmenting them as though he had wished to combat the influence of a dreaded rival over the heart of his wife.	Он припоминал его недостатки, его смешные черты, его слабости, с наслаждением перечислял их, смаковал и преувеличивал, точно желая вытравить из сердца жены всякое чувство к некоему опасному сопернику.
He would say, "I say, Made, do you remember the day when that duffer Forestier tried to prove to us that stout men were stronger than spare ones?"	– Послушай, Мад, - говорил он. – Ты помнишь, как однажды эта дубина Шарль пытался нам доказать, что полные мужчины сильнее худых?
Then he sought to learn a number of private and secret details respecting the departed, which his wife, ill at ease, refused to tell him.	Некоторое время спустя он начал выпытывать у нее интимные подробности, касавшиеся покойного, но Мадлена смущалась и не желала отвечать.
But he obstinately persisted, saying,	Однако он не отставал от нее:
"Come, now, tell me all about it. He must have been very comical at such a time?"	– Да ну, расскажи! Воображаю, какой дурацкий вид бывал у него в такие минуты, верно?
She murmured, "Oh! do leave him alone."	– Послушай, оставь ты его наконец в покое, -цедила она сквозь зубы.
But he went on,	Но он не унимался.
"No, but tell me now, he must have been a duffer to sleep with?"	– Нет, ты мне скажи! В постели он был неуклюж, как медведь, правда?
And he always wound up with, "What a donkey he was."	Какой он был скот! – всякий раз прибавлял Дю Руа.
One evening, towards the end of June, as he was smoking a cigarette at the window, the fineness of the evening inspired him with a wish for a drive, and he said,	Однажды вечером, в конце мая, он курил у окна папиросу; было очень душно, и его потянуло на воздух.
"Made, shall we go as far as the Bois de Boulogne?"	– Мад, крошка, поедем в Булонский лес?
"Certainly."	– Ну что ж, с удовольствием.
They took an open carriage and drove up the Champs Elys?es, and then along the main avenue of the Bois de Boulogne.	Они сели в открытый экипаж и, миновав Елисейские поля, въехали в аллею Булонского леса.
It was a breezeless night, one of those stifling nights when the overheated air of Paris fills the chest like the breath of a furnace.	Стояла безветренная ночь, одна из тех ночей, когда в Париже становится жарко, как в бане, а воздух до того раскален, что кажется, будто дышишь паром, вырвавшимся из открытых клапанов.