Минерва (Богини, или Три романа герцогини Асси - 2)
Шрифт:
Ему показалось, что его рассказ произвел впечатление на герцогиню и синьору Деграндис, и он слегка поклонился.
В это время он услышал за собой гневный голос:
– Вы, кажется, и не подозреваете, сударь, что вы сделали?
– Что такое?
– произнес Мортейль, оборачиваясь.
Перед ним стоял Сан-Бакко с таким видом, какой у него бывал в важных случаях. Он скрестил руки высоко на груди. Его сюртук был застегнут в талии и открыт сверху. Бородка дрожала, белый вихор вздымался над узким лбом, голубые глаза сверкали жестким блеском, как бирюза. Молодой человек тотчас
– Что же я сделал, по вашему мнению, милостивый государь?
– То, что вы причинили тогда беззащитной девушке, не подлежит моему суждению. Но сегодня, милостивый государь, рассказом о низком поступке вы оскорбили достоинство этой гостиной. Заметьте себе, что я не потерплю этого!
– А вы, милостивый государь, заметьте себе, что не вам давать мне приказания.
– Вам придется оспаривать у меня это право не на словах.
– Я это и сделаю. Вы, милостивый государь, если я верно осведомлен, бывший пират, и ваши поступки, для которых эпитет "низкие" был бы очень мягким, указывают вам место на галере, а не в этом доме.
– К счастью, я здесь и в состоянии проучить вас.
Сан-Бакко, задыхаясь, ринулся вперед. Мортейль схватил его за рукав. Он был очень бледен. Они молча оглядели друг друга; оба прерывисто дышали. Затем Мортейль сказал:
– Вы услышите обо мне, - и они разошлись в разные стороны.
Тяжелое настроение в комнате, в которую лагуна посылала первое напоминание о летнем гниении, в то же мгновение рассеялось, точно при звуках фанфар. Свечи, казалось, вспыхнули и ярче разгорелись. Герцогиня радовалась воинственности Сан-Бакко; на мгновение она была охвачена тем же гневом, что и он. Клелия, как только Мортейль направился к ней, встала с таким видом, как будто гордилась им. Она чувствовала, что все забыли, что он обманутый муж, мстивший при помощи вызывающей грубости. Об этом забыли, - видели только, что в стычке со старым дуэлянтом он держался холодно и храбро.
Господин и госпожа де Мортейль простились с хозяйкой дома и с синьорой Деграндис. Старик Долан с трудом поднялся и поплелся к двери между своими детьми. Там ждали слуги, которые должны были снести его в гондолу. В дверях он еще раз обернулся к герцогине и двусмысленно улыбнулся своими узкими губами, как будто говоря: "К чему эти ребячества? Все останется по-прежнему". И вдруг ею опять овладело тревожное настроение этого вечера. Она догнала Сан-Бакко, который весело и быстро прогуливался по комнатам. Она схватила его за обе руки.
– Мортейль попросит у вас прощения. Он послушается меня, положитесь на это. Обещайте мне, что не будете драться!
Он не успел даже произнести слов:
– Мой милый друг!
И он корчился под ее пальцами, разочарованный и испуганный.
– Не настаивайте на этом, - пробормотал он, наконец.
– Герцогиня, я чувствую, что мог бы уступить вам. Но это была бы моя первая уступка в таком деле, и я раскаивался бы в этом весь остаток своей жизни!
Ей вдруг стало стыдно, она выпустила его руки.
– Вы правы. Это было неправильное побуждение с моей стороны.
– Вот видите!
– воскликнул он. Он весело прыгнул в сторону; потирая себе руки и размахивая ими.
– Еще раз! Это тридцать третья. Глупо гордиться этим, правда? Но я не могу иначе. И еще одно радует меня. Он хотел рассердить меня, не правда ли, и назвал меня пиратом. Почему он не попрекнул меня моими летами? Такому остроумному молодчику приходят в голову всякие вещи. Он мог бы сказать: "Если бы меня не удерживало уважение к возрасту" и так далее - это известная штука. Ну, и вот, это не пришло ему в голову! И поэтому я уже почти не сержусь на него. Я буду драться с ним только потому, что это доставляет мне удовольствие!
В это мгновение он столкнулся с Нино. Мальчик дрожал от сдержанного воодушевления. Его взгляды вылетали из-под высоких дуг бровей, как юные гладиаторы; он тихо и твердо попросил:
– Возьмите меня с собой!
– Почему бы и нет?
– Нет, нет! Не берите его!
– крикнула Джина, но смех Сан-Бакко заглушил ее слабый голос.
– Теперь мы должны поупражняться!
– приказал он.
– Идем, вот твой флорет.
И он опять дал ему трость из слоновой кости. Они стали фехтовать.
– Вперед!
– командовал Сан-Бакко.
– Другие сказали бы тебе: ждать, подпустить противника к себе; я говорю: вперед!
– Не берите его, - повторила Джина еще тише. Но сейчас же у нее вырвалось:
– Как это красиво! Почему это два человека, выставляющие вперед одну ногу, вытягивающие назад левую руку и вперед правую и скрещивающие две трости, - имеют такой смелый и благородный вид!
Герцогиня сказала:
– Вы знаете, что это за трости? Это скипетры старых придворных шутов. Двое из этих крошечных созданий, которые прокрадывались по лестничкам с плоскими ступеньками в свои низкие каморки, и которым время от времени было позволено мстить знатным и могущественным за свое жалкое, презренное существование злыми шутками, - двое из них, быть может, когда-нибудь дрались этими тростями. Но теперь...
Она докончила торжественно, и Джина почувствовала страсть в ее словах:
– Но теперь ими делают нечто прекрасное, как вы сказали, синьора Джина, - нечто смелое и благородное!
– Нет, я не хочу больше думать о Проперции, - крикнула она себе.
– Весь вечер я чувствовала над собой ее руку. Разве я не начала подозревать самое себя? Теперь я хочу сидеть подле этой кроткой мечтательницы и быть счастливой, как она.
– Синьора Джина, я все больше убеждаюсь, что видела вас когда-то - нет, слышала. Ваш голос знаком мне. Мне все вспоминаются какие-то обрывки слов... подождите... Нет, я опять забыла.
– Я не знаю, - ответила Джина.
– Я не говорила, кажется, ни с одним человеком.
– Ах, все-таки, вспомните ночь: почти такую, кажется мне, как эта, несколько взволнованную, немного душную и тревожную, - потому что я сознаюсь вам, эта дуэль немного тревожит меня... и не одна она. Словом, если бы я только знала... Милая синьора Джина...
Она схватила Джину за руку.
– Вы счастливы?
– Да. Но это было не всегда так: - если вы знали меня прежде, это должно быть вам известно.