Шрифт:
Пролог
… Я тут сейчас отхожу от полетов на переговоры в горы. Недели две назад отправили меня с группой охранять одного полковника, который каждый день на вертушке отправлялся к чеченцам перемирие заключать. Прилетим мы в село какое, высадим нашего переговорщика, а сами охраняем вертолет и себя любимых. Военный «голубь мира» в полковничьих погонах сидит неподалеку в кругу ихних белобородых старейшин и о чем-то договаривается. Ну первые дни было страшновато. «Восьмерка» на земле стоит, а мы с солдатами вокруг нее рассредоточимся и весь день торчим, как сурки на пригорке. И главное, что мы всегда только лишь на одном «Ми-восьмом» летали и больше никакого воздушного прикрытия нет, даже этих «крокодилов». Первую неделю по разным местам шастали, а вот вторую — только в одно село или аул, хрен его разберет, но зато поближе к горам. Сначала к вертушке только старики приходили, ну а потом — все, кому не лень. А затем еще и духи повылазили. Думают, что мы не различим
В этом ауле один душара до того обнаглел, что замучил своими просьбами. Говорит, что есть у него Винторез с оптикой, но нет совсем патронов к нему. У ВСС ведь патроны специальные 9-ти миллиметровые. И вот он просит, чтобы я ему патроны от Винтореза продал, по одному доллару за одну штуку. А он видит, что Винторез только у меня есть, так ко мне и идет. Ну не выдержал я и пообещал ему продать патроны, но по пять баксов. Дух согласился сразу. Он ведь теперь будет первым парнем, то есть боевиком в их ауле. Ведь бесшумная снайперская винтовка есть только у него и все дела. Вот пообещал я ему продать боеприпасы, а сам вечером, после возвра — щения на базу, пошел к знакомым кегебешникам, мол, ребята, что тут можно сделать. Винтовка эта очень удобная и бесшумная и в этих краях очень даже редкая вещь. Купить ее он ну никак не мог. Значит досталась ему или от нашего убитого снайпера или же от сдавшегося в плен солдатика. Может даже это винтарь из нашей бригады — помнишь, в январе духи пятьдесят человек в плен взяли и там ведь было штук шесть-семь Винторезов. Ну а бывшие поначалу патроны он, ясен перец, не по воробьям расстрелял, а по нашим бойцам и офицерам. Так что надо было втихаря от начальства провести такую спецоперацию, чтобы и Винтовка и еј хозяин надолго замолкли. Вот я и пошел к контрикам — у них ведь разные специалисты есть, которые могут всякие пакости творить…
Утром они выдают мне одну пачку патронов винторезовских и говорят, чтобы я отошел на десять метров от того, кто будет ими стрелять. Я узнал у своего полковника-дипломата, когда мы в последний раз полетим в это село — оказывается, что завтра. Ну на следующий день уже там, когда вертушка начала винты раскручивать на обратную дорогу, тут я этому духу пачку и продал за пятьдесят баксов. Сам побыстрее на борт и ноги в руки. Пошел вечером к ГэБистам и пропили мы эти зеленые рубли. Короче, их взрывотехник в патроны вместо пороха взрывчатую смесь засыпал. Так что от выстрела Винторез разлетится на куски. Посмеялись мы, всю водку выпили и на следующее утро я готовлюсь к возвращению в батальон. А в одиннадцать часов прибегает этот московский полковник и кричит, чтобы мы еще раз слетали с ним. Когда я узнал, что лететь нужно в это же самое село, то меня чуть было кондрашка не хватил… И чего только я не делал чтобы отмазаться: и больным притворился, и про приказ срочно вернуться в часть вспомнил, и даже замену себе нашел, но ни хрена не помогает. Полкан-то из Москвы, чуть ли не из Генштаба. Орет, что уволит и арестует и под трибунал отдаст, причем все это сделает одновременно и прямо здесь, в Ханкале. Короче говоря, пришлось полететь. Сижу в вертолете и прощаюсь с жизнью. Даже солдаты заметили, что я такой белый, как покойник. Прилетели мы в этот аул. Миротворец пошел опять языком чесать. Я бойцов вокруг вертушки расставил, а сам из борта не высовываюсь. Только в иллюминаторы смотрю за своими солдатами. Как обычно местный народец подтянулся, но ходят вокруг и все какие-то хмурые. Сижу час — полкан не идет. Мне уже приспичило поссать, но сижу и терплю. Через два часа возвращается наш полковник. Вокруг него как всегда толпа дедов и чехов-боевиков. Вертолет запускает движок и начинает обороты набирать, а я выскочил наружу чтобы обежать Ми-8 и облить с другой стороны колесо. Ну и заодно собрать группу. Тут из толпы чеченов на меня бросается какой-то дух с вот такенным кинжалом. Орет диким голосом. Его свои задержали, а мои солдаты руку заломали и положили на землю лицом вниз. А он продолжает кричать, что я его брату вчера патроны продал и тот вместе с винтовкой взорвался. Вокруг поднялся шум-гам. Душары тоже начинают заводиться, но их дедушки останавливают. Полковник ничего не поймет. Только что вроде бы мир был, а тут такая каша заваривается… Собрался опять мосты дружбы налаживать… Я ему кричу, что сматываться нужно. Заскочили мы в вертолет и обратно полетели. Хорошо, что вдогонку нам не влупили. Тут уже полкан начал ко мне докапываться, про какие проданные вчера патроны кричал этот чечен. Он же ничего не знает про эти штучки-дрючки. А я делаю непонимающее лицо и говорю, чтобы в следующий раз один, без меня, слетал и узнал все, что его интересует. Потом я пошел в хвост вертушки
— Да, неслабо ты тут работаешь. — задумчиво проговорил я, растянувшись на своем спальнике: Времени пока было навалом и можно было потравить душу.
— Ну я на выходе — это дело понятное. А ты-то чего напросился на войну? — Закуривая сигарету, спросил меня командир группы, с которой я сегодня и завтра буду шариться по зеленке.
— Ну ни хрена ж себе! — Усмехнувшись, Возмутился я. — Ты же вчера сам жаловался, что у тебя нет второго офицера в группе, а тебе на войну идти. Вот я и предложил свою кандидатуру.
— Так я же спьяну пожаловался! — Пыхнув в небо дымом, рассмеялся командир.
— А я спьяну и напросился значит…
Глава 1. Первая засада.
… А сейчас тут перемирие. Никто ни с кем не воюет. Все ходят довольные и даже улыбаются нам иногда. Днем сейчас почти не стре — ляют, а по ночам частенько бывает. — Вводил меня в оперативную обс — тановку старший лейтенант Олег Кириченко.
Я отложил топокарту в сторону и слушал имеющиеся сведения о замирившемся на время противнике. Боевая активность вражьих сил в светлое и темное время суток, последние потери с чужой и нашей стороны, новая тактика ведения боевых действий со всевозможными сюрпризами и неприятностями, наши силы и боевые возможности, транспорт и иные средства доставки, маршруты и пути выдвижения, воздушная или артиллерийская поддержка, ближайшие российские подразделения, время обязательных сеансов радиосвязи и дежурные частоты, все эти моменты приобрели для меня особую остроту и актуальность, поскольку я вновь оказался на войне с еј суровыми законами выживания, а праздная мирная жизнь осталась где-то далеко позади…
Позавчера я, как старший команды, доставил прошедших шестимесячную подготовку солдат из 22-ой бригады в наш откомандированный на Ханкалу 3-ий Батальон. Сдав по списку молодых бойцов, я стал подыскивать варианты своего благополучного возвращения обратно, на большую землю. В последнее время автомобильные колонны туда не шли. Вертолеты Ми-26, а также Ми-8 и Ми-6, конечно, летали, но «левых» попутчиков старались не брать и оставалось только дожидаться "чартерного рейса военного транспортника, который по имеющимся разведданным должен был состояться через несколько суток.
В первый же день я отправился к своему однокашнику — лейтенанту Коле Тимофееву, который командовал группой во второй роте. В его палатке нашлась свободная койка для меня и вопрос с ночлегом был улажен.
До вечера я провалялся на солдатском ложе, читая найденную на его тумбочке книжку про какого-то страдальца-любовника, который всеми путями старался выбраться из Советского Союза. Обложка и начальные страницы книжки были вырваны и, скорее всего, использованы для нужд военного времени.
— Что, зачитался? — спросил вернувшийся с занятия по ТСП Николай.
Надо бы прочесть, пока вы ее не оприходовали полностью, — Оторвался я от чтения. — Тут такая херня написана, что мы, татары, еще со времен монгольского ига вас, русских ненавидим. Вот я, как махровый представитель башкиро-татарской нации, хочу узнать, какими же способами и методами я вас ненавижу.
— Ну и как узнал? — Заглянул он в страницу. — До этого места я еще не дошел.
— Через месяц дойдешь. Вернее досидишься, — Я захлопнул книжку и, потягиваясь, встал. — Ну я понимаю, страницы. А вот обложку-то зачем было рвать? Даже название не узнаешь. Интересно, кто же автор? С чеченцами нас уже стравили и мы благополучно воюем, на радость нашим врагам. А сейчас русских и татар друг на дружку начинают науськивать…
— Она называется, кажется, «Любожид», а кто написал — не помню. Но судя по тексту, какой-то еврей. Они там все рвутся в свой Израиль, а русские красавицы не хотят их отпускать.
— Ну не только русские. — Мы уже вышли из палатки и шли к деревянному столу, стоявшему под густой кроной платанов. — Там, в книжке кривоногая, косоглазая и злая татарка, работавшая начальницей отдела милиции в международном аэропорту Шереметьево, тоже втюрилась в красавца-еврея и под разными предлогами не выпускала из Союза. Крутила с ним любовь, водила по ресторанам и театрам… А когда еврей все-таки улетел, то она с горя застрелилась из табельного Макарова и прямо в своем рабочем кабинете.
— А может из-за зависти. Он ведь упорхнул, а она осталась, — засмеялся Коля, выкладывая свой груз. — Сейчас еще двое подойдут и тогда начнем беседу.
Тимофеев успел съездить на пригородный рынок и купить шашлыка и водки. Я захватил привезенную из Ростова фляжку с огненной водичкой, которая тоже присоединилась к местному угощению.
Небольшой деревянный столик и две скамейки, вкопанные в землю рядом с живой изгородью, создавали обычный сельский или дачный пейзаж. Но гудящие за деревьями вертолеты и отдаленные выстрелы напоминали о войне.