Минск 2200. Принцип подобия
Шрифт:
Потому что… это Элоиза.
Целест бы понял, и Рони шел к ней.
Снова огненный сгусток. Тао тоже в крови, а через лоб — ссадина, глубокая, кажется, глаз выбило — жмурится он всегда, но теперь будто рыдает красным. Ногти раскались добела, обуглилась собственная кожа. Тао, как никогда, похож на восковую свечу. Огарок свечи.
На этот раз удар настиг цель. Размазалось огнем по груди, прикипел кринолин к коже. Элоиза даже не вскрикнула, когда вплавилась в ее тело одежда — заголился левый сосок и лопнул, точно переспелая вишня;
Тао остался без пальцев. Сразу — всех, десятерых. Новый залп огня рванулся уже из культей.
— Я не могу! — кричал он. — Слишком сильная! Авис, тащи Касси… прочь… Ты, Рони! Ты сможешь!
«Не прикидывайся дурачком, — это был Авис, мрачный и длинноносый, его вид почти успокаивал. — Ты ее любил. Да похрен, что она физик. Действуй…»
Образ — нейтрасети и заточения. Много лет назад, память — для двоих, даже Вербена не знает. Напарники — ближе, чем любовники. Неужели Целест рассказывал? Или Авис сам достал… украл воспоминание?
«Нет. Винсент передал. Потом объясню, действуй».
Никогда прежде мистики не призывали «физиков». Но от Рони и не требовался призыв.
Он закрыл глаза и потянулся к Элоизе. Это оказалось неожиданно легко, очутиться вне грохота, воплей и стонов, вне разорванных в клочья тел, отрубленных ног и рук, вне вспышек огня, клубов дыма и шипения кислоты. Вне скопища «глюков» — тоже. А самое главное, вновь увидеть Элоизу прежней — ни шипов, похожих на гигантские уродливые язвы-наросты, ни остекленелого безумия.
Элоиза — Прекрасная Дама, у нее рыжие волосы — аккуратно уложенные в прическу. Она похожа на Целеста, как сестра-близнец, хотя у них два года разницы. Она похожа на осень. И возле зеркальной осенней реки сидит на берегу, кутаясь в легкую шаль и поджав ноги. Рони стоит позади. Она не видит его, а может быть, просто неинтересен — оба варианта верны.
Лениво и медленно течет река, огибая пальцы Элоизы. Она перебирает зеркальную гладь, словно гладит кого-то по голове.
Рони садится рядом на чуть пожухлую (пахнет ржавчиной и умирающим летом) траву с вкраплением желтых листьев. Прикасается к мокрому запястью Элоизы.
«Уходи, — говорит она. — Я хочу быть с сестрой. Вы это называете — призыв? Она призвала меня. И других тоже».
Можно ответить, что Вербена — не сестра. Амбивалент. Враг. И — Рони сам виноват, кто, как не он, когда-то внушил Адриану Альене — мол, «дальняя родственница»? Но Элоиза приняла Вербену добровольно.
«Ты уже послужила ей. И заслужила… покой», — отвечает он.
Элоиза медленно расплетает волосы — они выросли, они тянутся к воде и пьют ее жадно, будто корни растений. Тянутся и к почве, тоже зарываясь и вытягивая соки из темно-бордовой плодородной земли.
И земля осыпается сухим песком, а полноводная река мелеет, и в ней копошатся жирные розово-белые черви.
«Не могу больше». — Жалоба звучит по-детски. — «Эти лезвия… и огонь. От меня ничего не осталось».
«Я
«Сожрать мои мозги — то, что недоедено? — фыркает Элоиза. Потом прикусывает язык. — Прости».
С каждой секундой она бледнее, в зелень — почти в тон собственным глазам, и Рони понимает — времени мало. Он сжимает ладонь, повторяя:
«Позволь».
«Умереть», — печально говорит Элоиза. Умирать ей не хочется.
«Уснуть, — уточняет Рони. — Я… делал подобное с твоим братом. Это вечное счастье. Это счастье, которое было у нас всех, и мы потеряли его, когда появились на свет».
Волосы Элоизы пульсируют темнеющими венами, теперь они и есть вены — опутывающие голову, воду и землю, а кровь в них черная, будто змеиный яд в ней. Она плачет темно-серыми, словно грифель — или мантии Магнитов, слезами.
Потом она целует его — рывком, оборвав попутно каждую нить из волос-вен.
Это — «да».
Когда Рони возвращается в Цитадель, полную боли и безумия, Элоиза лежит на полу в позе зародыша. Ее глаза пусты, а тело искалечено, но она дышит.
Дышит и улыбается.
— Так будет всегда. Я сделал, что мог. Уходите, — кивнул Тао и Авису, на бессознательного Кассиуса — тоже.
— Ты к Целесту? И Вер… Амбиваленту?
— Да. У меня нет выбора, — «снова нет выбора, я сделал, что мог — но Целест еще нуждается во мне». Рони обернулся, прежде чем спуститься к «лобному месту».
— Элоиза может прожить так еще долго. Она… счастлива. Позаботьтесь о ней.
Авис хлопнул Кассиуса по щекам, наверняка добавил пси-атаку, по крайней мере, тот очухался. Авис оттолкнул его и поднял Элоизу.
Ответил он за троих: себя, беспалого Тао и бессмысленно зажимающего рот Кассиуса:
— Обещаем.
31
Когда Рони вернулся к Вербене, воцарилась тишина. Постепенно грохот и крики, чавканье оторванных конечностей и вспоротых животов смолкли. Одержимые похожи на ту змею на одной из Архивных картинок, — оглянулся по сторонам Рони. Пожрала собственный хвост, потом хребет и, наконец, голову.
Голов валялось много. Они напоминали красные мячи.
Из тысячи — или более — человек не выжил никто. Вернее, из людей — никто, а они, Магниты, остались, насмешкой над Объединением. Дискриминации всегда есть место. Амбивалент не стала сводить «мутантов» с ума, хотя могла бы, Рони знал, что могла — справилась же с Иллиром и Тиберием.
Или пощадила, потому что Амбивалент — это Вербена. Боялась затронуть и Целеста. Последнее — скорее всего.
Молчание развалилось на трупах и обрывках плоти, жужжало мухами, нависало черными стенами и плясало бессмертными солнечными бликами. Рони встряхнулся. Теперь он стоял рядом с Вербеной — в паре шагов.