Минздрав предупреждает
Шрифт:
Мне хочется встать, но не выходит. Тело не слушается. Это тревожит меня. Тревожит, что я не могу сделать то, что хочется. Я оглядываю комнату. Она большая. Высокие прямоугольные фигуры расставлены по углам. Что это? Хочу посмотреть.
Поворачиваю голову влево. Прямо передо мной продольные округлые прутья. Я не вижу, где они начинаются и заканчиваются. Хочу дотронутся
Рукой беру свою ногу (сначала долго-долго ловлю её – как же это тело неповоротливо), трогаю пальцы на ноге. Они такие маленькие. Кожа на них немного сморщенная, зато пятка гладкая и приятная на ощупь.
Интересно, почему я не могу встать? Я хочу, очень хочу, но не получается. Ноги дёргаются рефлекторно, руки не слушаются, будто не мои.
Может мне позвать кого-нибудь? А кого? Кого я здесь знаю? А где – здесь? И тут вся эта неопределенность сваливается на меня. Мне страшно. Почему я не знаю, где я?
Я набираю в лёгкие побольше воздуха, чтобы крикнуть: «Здесь есть кто-нибудь? Люди-и-и!», и вместо этого слышу неистовый рёв. Ни одного слова, ни одного. Теперь уже хочу крикнуть, что со мной что-то не в порядке, что-то с телом и с голосом, и ещё громче нечленораздельно ору.
Я в отчаянии. Как мне позвать на помощь? Кого? Вдруг я заключён здесь в этой сумеречной зоне? Мне становится так жаль себя одинокого и не владеющего собой. Реву, что есть силы, сжимая кулаки и перебирая бесполезными ногами.
Вдруг открывается дверь. В комнату врывается свет. Становится так светло, что я щурюсь – глаза не терпят этой яркости и от неожиданности замолкаю. Сверху на меня смотрит самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел. Она протягивает ко мне руки и обнимает меня. Всё, больше ничего не страшно. Мне хочется рассказать ей, что я только что пережил, чтобы мы вместе посмеялись над нелепой ситуацией. Но у меня ничего не выходит. Только гласные, да ещё никак не связанные друг с другом, вырываются из моего горла.
Женщина смотрит на меня и говорит ласково:
– Ну-у, кто это у нас плачет? Проголодался, сыночек? И памперс, наверное, полный?
– О боже, опя-я-я-ять… Вспомнил!
2019 г.
В авторство не верю
Деревянная дверь со скрипом открылась. По крашеному бетонному полу прополз сквозняк. Заглянув в проём, пожилая санитарка, спросила: «Кто Петренко?»
– Я!
– Иди в ординаторскую. Тебя к телефону.
Надев тапочки, я быстро пошла по коридору. В прокуренной ординаторской никого не было. На старой коричневой тумбочке стоял дисковый телефон ярко-красного цвета. Его трубка лежала на гладком боку, а чёрная спираль провода обмоталась дважды вокруг аппарата.
– Алло. Мама?
– Привет, дочь! Как ты себя чувствуешь?
– Уже лучше. Вены, правда, все истыкали. Сегодня поставили подключичный катетер, наконец-то.
– Это хорошо. У меня для тебя новость. У нас в отделении лежит главный редактор нашей газеты – Тамара Алексеевна.
– «Сельской газеты»?
– Да. Так вот, я сказала, что у меня талантливая дочь.
– Мама!
– Нет, ну а что? Сказала, что ты пишешь стихи и рассказы.
– Ты же знаешь, я не люблю, когда ты мною хвалишься. Да и что я там пишу: так, ерунду всякую.
– Вот и пусть профессионал оценит, ерунда или нет.
– Ну, не знаю. Сомневаюсь, что им понравится.
– Не сомневайся, понравится. Так вот, она попросила принести твои записи для прочтения. Где мне их взять?
– В шкафу, на моей полке.
– Так что, давай, выздоравливай скорее и возвращайся.
Утро возвращения было морозным и радостным. Позади тяжелая болезнь, впереди новая интересная жизнь.
– Ты помнишь Каланчу? Ну, дядька Вовка с завода. Который газеты на рынке продает? – подруга Светка вбежала в коридор, размахивая местной газетой.
Конец ознакомительного фрагмента.