Мио-блюз
Шрифт:
“Тролльгорден” расположен во Флемингсберге [1] . Я выехал на Худдингевеген и взял курс на север, к центру.
– Кушать хочу, – сказала Белла, когда мы нырнули в Южный туннель.
Я бросил взгляд на часы. Нет, она не проголодалась. Просто заскучала.
– Скоро приедем, – ответил я.
Лето, воскресный день. Автомобилей на улицах почти нет. Пульс королевской столицы изрядно замедлился.
Но, как говорится, ягодки были еще впереди. Случилось это у перехода перед “Галереей”, торговым
1
Флемингсберг – южное предместье Стокгольма.
Безрезультатно.
Еще раз нажал на тормоз, скорее с удивлением, чем с испугом. Педаль заклинило. Дама уже шагнула на зебру.
– Ах ты черт.
Отчаянно сигналя, я давил на окаянную педаль. И думал:
Вот здесь я второй раз убью человека?
3
Обошлось. Старая дама в испуге отпрянула назад, и я промчался мимо. И страшно неприятная мысль, которую только что в отчаянии сформулировал мой мозг, исчезла. Будто сама поняла, как ей не рады.
Я инстинктивно изо всех сил топнул по тормозу. Чуть ли не встал. И тут под педалью словно что-то лопнуло, и машина затормозила так резко, что сработали подушки безопасности.
Белла закричала. Я слышал, как позади взвизгнули по асфальту покрышки нескольких автомобилей. У меня перехватило дыхание (так часто бывает, когда срабатывает подушка безопасности) – вот сейчас кто-нибудь в нас врежется. Но нет.
В полном смятении я открыл дверцу и кое-как выбрался наружу. Обежал вокруг машины, вытащил Беллу.
– Все хорошо, – сказал я, утирая ей слезы. – Все… в порядке.
Вокруг собралась толпа, глазела на замершие машины. Старая дама сидела на тротуаре, в шоке, но невредимая.
– Пошли, – сказал я и взял Беллу за руку.
Вернулся к “порше”, к водительской дверце. Сел на корточки, осмотрел пол. Чем это пахнет? Я нагнулся ниже. И поначалу ничего не понял. Но запах – очень знакомый. Белла крепко вцепилась в меня, когда я сунул голову в машину. И вот тут я сообразил, в чем было дело.
Апельсин. Белла собиралась взять его к бабушке, а в машине уронила. Что он мог закатиться не куда-нибудь, но под педаль тормоза, ни ей, ни мне даже в голову не пришло. Вот и всё. На этот раз.
Люси смеялась до слез (до чего же приятно было снова видеть ее чудесную улыбку!), когда мы вернулись домой и я рассказал, что случилось. Самому мне было не до смеха.
– Кажется, я возненавижу “порше”, когда все кончится, – сказал я.
– “Порше”?
– Я ни секунды не сомневался, Люси, что кто-то поработал с тормозами. Ни секунды.
Люси погладила меня по щеке.
– Я уже начала готовить обед.
– Пахнет хорошо.
Про себя я подумал: чем мы занимаемся, черт побери? Не станем же играть в семью?
С тех пор как Беллу вернули, Люси ночевала у меня. И я не ставил это под вопрос, повода не было. Я и Белла –
Когда я не стал съезжаться с Люси, большинство окружающих говорили, что у меня не все в порядке с головой. Называли инфантильным. Страсть-то не вечна. Рано или поздно влюбленность переходит в любовь. От рутины и будней не убежишь. С этим надо примириться. И начинать любить.
Я рассеянно помешивал приготовленный Люси мясной соус. Да, я был и есть другого поля ягода. Не люблю будни.
– Ну как? – спросила Люси. – Вы что-нибудь видели?
Воспоминания брызнули, точно пули из автомата. Ребятишки. Асфальт. Дома. Игровая площадка. Мальчик, который не сводил с меня глаз.
Я подробно рассказал обо всем.
– Когда Мио исчез, дети играли на территории детсада. И у меня возникает вопрос, как это могло произойти. Ведь ребенок вроде Мио не может перелезть через такую высокую ограду. И калитку ему тоже не открыть.
– Это мы уже вычислили, – сказала Люси. – Ну, что он не мог сбежать сам. Неизвестно только одно: кто его забрал.
– Верно, – кивнул я. – Но, черт возьми, участок-то полностью открытый. Не какой-нибудь большой зеленый сад с множеством укромных уголков, где можно спрятаться. Мио увели прямо на глазах у воспитательниц. Или с заднего двора. Но в таком случае кто-то должен был остановить мальчика, когда он пошел туда. Там нет игровой площадки.
Я отошел от плиты, стал накрывать на стол. Люси положила спагетти в кипящую воду. Я стал не только сожителем. Но еще и частным детективом. Который шнырял по безлюдным летом детским садам и подсчитывал длину их ограды.
– Когда Мио исчез, было темно, – сказал я. – Стоял ноябрь, а время близилось к четырем.
– Двор и игровая площадка наверняка были освещены, – возразила Люси. – Да и на улице в этот час наверняка горели фонари.
– Само собой, – сказал я. – Но это не означает, что не было тени и темных углов.
Люси полила спагетти маслом.
– Никто из воспитательниц не помнит, чтобы они видели, как он ушел, – сказал я. – Или что его забрал кто-то из приемных родителей. Ведь ребенка не забирают молчком. Люди здороваются с персоналом, спрашивают, как прошел день.
Неужели все это говорю я сам? Я же вообще не собирался заводить детей. А теперь вот стою у себя на кухне и рассказываю Люси, как забирают детей из садика. Будто ей это неизвестно.
Люси крикнула, что еда на столе. Белла прибежала с двумя куклами под мышкой.