Мир без конца
Шрифт:
61
Пола Белла хоронили в холодный декабрьский день. Всех пришедших к его промерзшей могиле пригласили в «Колокол» на поминки. Теперь за хозяйку осталась Бесси. Она не хотела горевать в одиночестве и щедро разливала лучший эль. Ленни Музыкант на пяти струнах своего фиделя [15] выводил печальные мелодии, и скорбящие по мере опьянения начинали размазывать слезы.
Мерфин сидел в углу с Лоллой, кормил ее сладким коринфским изюмом, купленным вчера на рынке — дорогое удовольствие, — и одновременно учил считать. Отсчитал себе девять ягод, а давая дочери, стал пропускать четные числа:
15
Фидель — гитарообразный смычковый инструмент, один из предшественников скрипки.
— Одна, три, пять, семь, девять.
— Нет, неправильно! — Лолла рассмеялась, понимая, что отец шутит.
— Почему же, обоим по девять.
— Но у тебя больше!
— Правда? И как же так получилось?
— Ты просто неправильно посчитал, ты не умеешь.
— Ну, тогда считай сама; может, у тебя получится.
К ним подсела Бесси в своем лучшем платье, ставшем ей тесноватым.
— Можно изюма? — попросила хозяйка.
— Да, — ответила Лолла, — но только чтобы считал не папа.
— Не волнуйся, я знаю все его трюки.
— Держи, — протянул Мерфин Бесси. — Одна, три, девять, тринадцать… Ой нет, тринадцать — это слишком много. Я у тебя заберу. — Отнял три изюмины. — Двенадцать, одиннадцать, десять. Ну вот, теперь у тебя десять ягод.
Лолле было ужасно смешно.
— Но у нее только одна!
— Я что, опять неправильно посчитал?
— Ну конечно! — Девочка посмотрела на Бесси: — Мы знаем все его трюки.
— Ну, тогда считай ты.
Дверь открылась, ворвалась струя ледяного воздуха, и вошла Керис, закутанная в тяжелый плащ. Мастер улыбнулся: всякий раз, видя ее, он радовался, что живет на свете. Бесси встревожилась, но поздоровалась:
— Здравствуй, сестра. Очень любезно с твоей стороны помянуть отца.
— Мне очень жаль, — вежливо, но прохладно отозвалась монахиня. — Он был хорошим человеком.
Зодчий понял, что две женщины считают себя соперницами. Он не знал, чем это заслужил.
— Спасибо, — кивнула Бесси. — Выпьешь эля?
— Очень любезно, но нет. Мне нужно поговорить с Мерфином.
Белл посмотрела на Лоллу:
— Давай жарить орехи на огне?
— Да, здорово!
Хозяйка увела девочку.
— Они нашли общий язык, — заметила Керис.
Фитцджеральд кивнул:
— У Бесси доброе сердце и нет своих детей.
Целительница погрустнела:
— И у меня нет детей… Но может, и недоброе сердце.
Мерфин дотронулся до ее руки.
— Мне лучше знать. Твое доброе сердце болеет не только о паре детей, а о десятках людей.
— Очень мило с твоей стороны ставить вопрос так.
— Это правда. Как дела в госпитале?
— Невыносимо. Куча умирающих, а я не могу ничего для них сделать, кроме как похоронить.
Мастеру стало жаль ее. Она всегда все знала, всегда была так уверена, однако напряжение оказалось чрезмерным, и ей хотелось поделиться хотя бы с ним.
— У тебя усталый вид.
— Господи, я и в самом деле устала.
— Ты, наверное, ко всему, волнуешься из-за выборов.
— Я пришла к тебе за помощью.
Мерфин замер. Он разрывался. С одной стороны, хотел, чтобы избранница добилась своего и стала настоятельницей. Но тогда как же его мечта жениться на ней? А с другой стороны, позорно, корыстно надеялся, что Керис проиграет выборы и снимет обет. Однако в любом случае готов помочь ей во всем, просто потому, что любит.
— Хорошо.
— Годвин вчера в своей проповеди метил в меня.
— Да неужели мы никогда не избавимся от обвинений в колдовстве? Это же такая нелепость!
— Люди глупы. Проповедь произвела большое впечатление на монахинь.
— Как и задумывалось, разумеется.
— Несомненно. Некоторые поверили Элизабет, что мои маски — язычество. Ее ближайшее окружение — Кресси, Элани, Джанни, Рози, Симона — сняли маски еще раньше. Но услышать подобное с кафедры — другое дело. Самые впечатлительные сестры тоже сняли маски. Остальные предпочитают не делать выбор открыто и вообще не заходят в госпиталь. Повязки надеваем только я и четыре мои подруги.
— Я этого боялся.
— Теперь, со смертью матери Сесилии, Старушки Юлии и Мэр, право голоса имеют тридцать две монахини. Чтобы победить, нужно набрать семнадцать. У Элизабет было пять сторонниц, проповедь прибавила одиннадцать. Считая ее собственный голос, это семнадцать. У меня всего пять. Даже если все сомневающиеся примут мою сторону, я проиграю.
Мерфин разозлился. Как же больно, когда после всех трудов на благо монастыря от тебя отказываются.
— И что ты можешь сделать?
— Моя последняя надежда — епископ. Если он твердо заявит, что не утвердит кандидатуру Элизабет, кое-кто может переметнуться. Тогда у меня появится шанс.
— И как его убедить?
— У меня нет возможностей, но у тебя… или, скажем, у приходской гильдии…
— Пожалуй…
— Сегодня собрание. Полагаю, ты пойдешь.
— Да.
— Смотри, что получается. Годвин держит город мертвой хваткой. Он близок с Элизабет, ее родные — вилланы аббатства, настоятель всегда к ним благоволил. Став настоятельницей, Клерк будет такой же игрушкой в его руках, как Элфрик. Мой братец хочет избавиться ото всех несогласных как в стенах аббатства, так и вне их. Это смерть для Кингсбриджа.