Мир без конца
Шрифт:
— Все верно, но готовы ли члены гильдии обратиться к епископу…
Керис вдруг сникла.
— Просто попытайся. Если тебя не послушают, так тому и быть.
Заметив ее уныние, Мерфин пожалел, что усомнился вслух.
— Конечно, попытаюсь.
— Спасибо. — Она встала. — Ты, должно быть, не очень хочешь, чтобы я стала настоятельницей. Спасибо. Ты настоящий друг.
Фитцджеральд криво улыбнулся. Мастер хотел быть ее мужем, а не другом. Но довольствоваться нужно тем, что имеешь. Керис вышла на улицу. Зодчий подошел к Бесси и Лолле, сидевшим у огня, отведал жареных орехов, но был слишком занят своими мыслями. От Годвина всем одни неприятности, но его власть растет и растет. Почему? Может, все дело в мощном сочетании честолюбия и непорядочности?
Когда стемнело, он уложил Лоллу и заплатил соседской девочке, чтобы та за ней присмотрела. Бесси оставила в таверне прислужницу Сари. Надев толстые плащи, они пошли по главной улице к зданию гильдии на рождественское собрание.
В конце длинного зала стояла бочка свежего эля. Какое вымученное веселье в это Рождество, подумал Мерфин. Многие уже как следует выпили на поминках по Полу Беллу, и некоторые вслед за Фитцджеральдом вновь с такой жадностью набросились на эль, как будто не дотрагивались до него целую неделю. Может, выпивка отвлекает их от чумы?
Бесси и троих старших сыновей умерших купцов приняли в новые члены. Годвин как сюзерен города должен радоваться — благодаря налогу на наследство его доходы растут. После обсуждения рутинных вопросов зодчий заговорил о выборах новой настоятельницы.
— Это не наше дело, — тут же заявил Элфрик.
— Как посмотреть, — возразил Мерфин. — Их результат скажется на городской торговле на годы, если не на десятилетия. Настоятельницы весьма влиятельны, в наших интересах сделать все возможное, чтобы избрали сестру, не препятствующую развитию торговли.
— Но что мы можем сделать? У нас нет голоса.
— У нас есть влияние. Мы можем обратиться к епископу.
— Этого никто до сих пор не делал.
— Не очень убедительный аргумент.
— А кто претенденты? — спросил Билл Уоткин.
— Простите, я думал, всем известно, — ответил Мерфин. — Сестра Керис и сестра Элизабет, и я думаю, нам следует поддержать Керис.
— А как же иначе, — съязвил олдермен. — Все мы прекрасно всё понимаем.
Кто-то захихикал. Люди знали о долгих, сложных отношениях Мерфина и Керис. Зодчий улыбнулся.
— Валяйте, смейтесь, я не против. Просто не забудьте, что она дочь Эдмунда, выросла в доме сукнодела, помогала отцу, понимает трудности, с которыми сталкиваются купцы, а ее соперница — дочь епископа и скорее станет на сторону аббата.
Элфрик сидел весь красный. Частично это эль, решил Фитцджеральд, но в основном злость.
— Мерфин, за что ты меня ненавидишь? — вдруг спросил он.
Тот удивился:
— Я считал, дело обстоит ровно наоборот.
— Ты соблазнил мою дочь, затем отказался на ней жениться. Пытался помешать мне построить мост. Я думал, что избавился от тебя, но ты возвращаешься и унижаешь меня, тыча всех носом в трещины на мосту. Едва вернувшись, пытаешься сместить меня с должности олдермена и посадить в это кресло своего друга Марка. Даже намекал, что трещины в соборе — моя вина, хотя он был построен задолго до моего рождения. Повторяю: за что ты меня так ненавидишь?
Мостник не знал, что ответить. Неужели Элфрик и впрямь не понимает, как он гадил? Но обсуждать это на заседании гильдии неприлично.
— Я не ненавижу тебя, Элфрик, мой бесчеловечный учитель. Ты плохой строитель, лизоблюд Годвина, но тем не менее я не ненавижу тебя.
Новый член гильдии Джозеф Кузнец воскликнул:
— Так вот чем вы занимаетесь на собраниях? Выясняете свои дурацкие отношения?
У Мерфина было такое ощущение, будто ему съездили по морде. Не он начал этот дурацкий разговор, но тем не менее он его продолжил. И Мостник промолчал, сообразив, что коварный олдермен, как всегда, победил.
— Джо прав, — кивнул Билл Уоткин. — Мы пришли сюда не для того, чтобы слушать, как бранятся эти двое.
Зодчему не понравилось, что Билл поставил его на одну доску с прихвостнем аббата. Вообще-то в гильдии к нему относились хорошо и после истории с мостом недолюбливали Элфрика. Если бы Марк не умер, нынешнего олдермена действительно сместили бы. Но что-то сдвинулось. Мостник спросил:
— Мы можем вернуться к нашему вопросу, то есть просить епископа предпочесть Керис?
— Я против, — буркнул Элфрик. — Аббат Годвин за Элизабет.
— Я согласен с Элфриком. Зачем нам ссориться с отцом-настоятелем? — раздался голос Марсела Свечника.
Марсел имел договор с аббатством на поставку восковых свечей. Годвин являлся самым крупным его заказчиком. Фитцджеральд не удивился. Однако следующий оратор его потряс.
— Стоит ли поддерживать человека, обвиняемого в ереси? — заявил Иеремия Строитель.
Он плюнул налево, направо и перекрестился. Мерфин от удивления даже не нашелся что ответить. Иеремия всегда был страшно суеверен, но мастер не мог себе представить, что умник дойдет до предательства учителя.
— Это смехотворное обвинение, — попробовала защитить Керис Бесси.
— Однако оно так и не было опровергнуто, — возразил Иеремия.
Зодчий уставился на него, но суеверный малый отвел глаза.
— Что с тобой, Джимми?
— Я не хочу умереть от чумы, — ответил тот. — Ты слышал проповедь. Нельзя общаться с людьми, практикующими языческие обычаи. А ты хочешь просить епископа поддержать ее!
Послышался одобрительный ропот, и Мостник понял, что это общее мнение. Остальные не так суеверны, как Иеремия, но разделяют его опасения. Чума напугала всех до смерти, ослабив способность рассуждать трезво. Проповедь аббата оказала большее воздействие, чем мог предположить Мерфин. Он уже готов был сдаться, но подумал о Керис, о том, как она встревожена, подавлена, и решился попытаться еще раз: