Мир без милосердия
Шрифт:
— Здравствуйте, — затараторила она, вполне справедливо предполагая, что в любую минуту ближайший полицейский может ее выпроводить. — О, в жизни вы выглядите на пять лет моложе, чем по телевидению!
— Спасибо, а сколько лет, между прочим, вашему телевизору? — отрезал Роже, с любопытством разглядывая незнакомку.
Она была одета почти по-мужски, и мужская прическа делала ее очень женственное лицо гермафродитским.
— Меня зовут Стелла Видвордс. Я гоняюсь на велосипеде вместе с мужчинами. Конечно, не так хорошо, как вы...
«Этого еще не хватало! — Роже вскинул к небу глаза. — Да она действительно ненормальная! Сейчас попросится вместо меня на старт! Ну давай же, милочка, просись! Я тебе охотно уступлю. Честно говоря, нет никакого желания катить сто шестьдесят миль. Все-таки я зря вчера выкупался...»
— Мой супруг без ума, когда я побиваю мужчин! Конечно, велосипедные вояжи стоят ему недешево, но он прилично зарабатывает на своей биохимии. Я специально приехала сюда из Штатов, чтобы взглянуть на вас. Вы — мой идеал гонщика, и я очень сожалею, что не родилась мужчиной. Моя заветная мечта — выступать с вами в одной команде.
«Если она на трассе хотя бы вполовину так же агрессивна, то, пожалуй, ее смело можно выпускать на этап вместо многих наших «зеленушек»!»
— Чтобы привыкнуть к скорости, я гоняю за восьмидесятикубиковым «судзуки». Правильно я делаю? — Она не стала ждать ответа. — Одна минута со скоростью тридцать миль, потом одна минута отдыха, и снова... Муж за рулем мотоцикла. Ему это нравится. И знаете, я падаю не больше трех-четырех раз в году. Но даже это лучше, чем сидеть дома и стирать носки горячо любимому супругу. Все женщины почему-то хотят походить на Софи Лорен, и никто — на итальянку Альфонсину Страду...
— Не имел чести... — Это были единственные слова, которые успел вставить Роже в бесконечную пулеметную очередь из невнятно произносимых фраз.
— Как! Вы не знаете Альфонсину Страду?! Она же в 1924 году выступала в «Тур Италии». За мужскую команду, естественно. И была дисквалифицирована лишь после этапа, когда гонка пришла в Болонью, где ее кто-то узнал и предал...
К счастью, старт избавил Роже от необходимости стоять дольше под ее словесным обстрелом.
— Я так рада! Я так рада! — повторяла она, хватаясь за руль машины. — Я пойду с гонкой до самого финиша и буду болеть только за вас...
Но уже на первом километре после старта он забыл о фанатичке. Прокол заднего колеса, потом опять заднего заставил работать его в полную силу.
«Правильно делают моряки, что не пускают женщин на судно. В гонке следует придерживаться того же правила. Иначе почему мне так сегодня не везет!»
Но Роже, несмотря на два прокола, жаловаться было грех. Гастон, аккуратнейший Гастон умудрился побывать сразу в двух завалах подряд. Правда, все гонщики, немножко поцарапанные, немножко побитые, продолжали гонку, но инциденты напрочь лишили их всякой охоты атаковать. «Поезд» шел вяло. В машинах сопровождения можно было заснуть.
— Если так пойдет, то мы к утру не доберемся до финиша, — сказал Оскар, показав на спидометр. Алая лента указателя никак не могла лизнуть двадцатимильную отметку.
— «Молочная-Первая», «Молочная-Первая» — «Молочной-Второй». Объявите гонщикам, — не выдержал наконец директор гонки. — Если скорость останется менее двадцати миль в час, согласно тридцать первому пункту положения все сегодняшние призы будут аннулированы, а лимит времени увеличен вдвое. «Молочная-Первая». Отбой!
— Сейчас начнется спектакль. — Почти засыпавший Жаки оживился. — Смотрите, Мадлен, как пастух, начнет сейчас стегать свое стадо.
Мадлен спросила:
— А почему они не хотят идти вперед?
— Жестокий ветер. Все предпочитают отсиживаться. Похоже, что гонщики решили продлить и сегодня свой вчерашний день отдыха, — пояснил Оскар.
— Кто-то должен взять на себя инициативу, — добавил Жаки. — Но при таком ветре охотников мало. Да еще прокол на проколе, завал на завале...
Машина комиссара тем временем добралась до середины вытянутого в струну «поезда». Каждый норовил укрыться за спиной соседа, и отвалившийся спереди долго не мог найти себе более спокойного места в строю.
— Эй, вы, молодцы! — Ивс включил динамики на полную мощность, так что его голос был слышен даже в конце каравана сопровождения. — Может, остановимся и дадим старт снова?!
Свист, крики, взмахи рук в «поезде» были ему ответом.
— Кто умеет считать до двадцати, надеюсь, запомнил: если скорость не вырастет, все призовые на этапе аннулируются, а не уложившиеся в лимит, — уже под сплошной вой «поезда» закончил Ивс, — снимаются с гонки!
Оскар представил себе лицо комиссара, довольного произведенным эффектом.
— Так что за работу, мои мальчики! И старайтесь получше сидеть в седлах. Удачи вам! — Ивс резко затормозил и занял свое место в колонне.
— «Молочная-Вторая» — «Молочной-Первой»! Ваше указание выполнено. Можете взглянуть на спидометр.
— «Молочная-Первая» — «Молочной-Второй»! Вижу. Спасибо. Отбой!
Действительно, теперь было глупо тянуться неспешным журавлиным клином. Роже опустил голову и пошел вперед, не смотря по сторонам и не оглядываясь. Он знал, что Эдмонд рядом и Гастон, хотя и падал, тоже сможет поддержать атаку. Он не рассчитывал на отрыв. И ему действительно не удалось уйти от преследователей, но зато одним рывком он раскачал «поезд». Он бросал свою машину из стороны в сторону с таким неистовством, словно по меньшей мере пытался вырваться из ада.
«Это как на футбольном поле, — подумал Роже, дав себе возможность отдышаться после спурта. — Игра кажется доступной всякому — и футболисту и зрителю. Мяч еще никого не убивал, но, забитый в ворота, он служил как бы катализатором реакции, не раз вызывавшей смерти на трибунах. Еще Платон много веков назад сказал, что «участие в физических упражнениях едва ли не важнейшее проявление человеческого характера».
На память цитата пришла внезапно. Вычитав ее как-то в записной книжке Цинцы, Роже частенько подпускал ее в беседах с журналистами, стремясь щегольнуть начитанностью, если беседа не клеилась. И с наслаждением следил за физиономией репортера, расплывшейся от изумления, что парень, который так славно крутит педали, еще слыхивал и о Платоне.