Мир «Искателя», 1998 № 03
Шрифт:
— Опасно, только если упадешь; тогда, наверное, даже фатально, — сказал я.
Мы продолжали подъем. Один раз я услышал, как вдруг посыпались камни, а Керман резко втянул в себя воздух. У меня волосы встали дыбом.
— Смотри поосторожнее с этими камнями, — переводя дух, сказал он. — Один из них отломился у меня под рукой.
— Хорошо.
Когда до верха оставалось примерно четверть пути, я вдруг, совершенно неожиданно, наткнулся на четырехфутовый карниз, взобрался на него, прижался к лицом к отвесу и попытался отдышаться. По шее и по спине у меня струился холодный пот. Знай я, что это окажется
Керман присоединился ко мне на карнизе. Лицо у него блестело от пота, а ноги дрожали.
— Данный эксперимент отбил у меня всякую охоту к скалолазанию, — задыхаясь, сказал он. — Когда-то я был таким дураком, что думал, будто это очень здорово. Ты думаешь, перелезем через этот выступ?
— Да уж, черт возьми, лучше перелезть, — сказал я, вглядываясь в темноту. — Иного пути, кроме как лезть дальше, нет. Ты только представь, что пытаешься спуститься!
Я снова посветил фонариком. Слева над нами была расщелина шириной около четырех футов. Она шла вверх рядом с выступом.
— Видишь ее? — спросил я. — По ней можно подняться наверх, минуя выступ, если упираться ногами в одну ее сторону, а плечами в другую.
Керман глубоко вздохнул.
— Ну и идейки ты подкидываешь, — сказал он. — Это невозможно.
— А я думаю, возможно, — возразил я, глядя на стенки этой расщелины. — И я попробую.
— Не будь дураком! — в его голосе вдруг зазвучала тревога. — Ты поскользнешься.
— Хочешь попытаться влезть по выступу — пожалуйста. А я полезу здесь.
Я соскочил с карниза, нащупал опору для ноги, пошарил рукой по отвесу, пока не нашел, за что ухватиться, и снова полез вверх. Это была долгая и трудная работа. Проглядывавшая из-за облаков луна почти не помогала, большей частью приходилось все делать на ощупь. Когда мои голова и плечи поравнялись с основанием расщелины, камень, на котором я стоял, обломился. Я почувствовал, что он движется, за какую-то долю секунды до того, как он таки отломился, и я, в безумной попытке удержаться, бросил все свое тело вперед. Пальцы мои, как крючья, уцепились за каменный гребень, и я повис.
— Спокойно! — истерически, как старушка, у которой загорелось платье, прокричал Керман. — Держись! Я с тобой!
— Оставайся на месте, — через силу ответил я. — Я только увлеку тебя вместе с собой вниз.
Я пытался отыскать опору для ноги, но носки туфель лишь скользили по отвесу. Тогда я попробовал подтянуться, поднять весь свой вес на кончиках пальцев, но это оказалось невозможно — продвинулся на пару дюймов, не более.
Что-то коснулось моей ступни.
— Спокойно, — умолял Керман подо мной. Он поставил мою ступню себе на плечо. — Обопрись на меня и лезь наверх.
— Я же столкну тебя вниз, дурак! — Я задыхался.
— Начинай. Я держусь крепко. Только не делай резких движений.
Больше мне ничего не оставалось. Очень осторожно я перенес вес своего тела на его плечо, затем уцепился пальцами за другой гребень.
— Лезу, — еле выдохнул я. — Хорошо?
— Да, — ответил Керман, и я прямо почувствовал, как он сжался.
Я подтянулся, скользнул наверх и оказался на дне расщелины. Полежал там, переводя дыхание, пока голова
Немного погодя я нетвердо встал на ноги.
— Вот выпала нам ночка, — сказал я, прислонясь к стене расщелины.
— Да уж, — произнес Керман. — Будет мне за это медаль?
— Лучше я куплю тебе выпить, — сказал я и, сделав глубокий вдох, прижался спиной к стене, а ногами уперся в противоположную. Оказывая давление на плечи и на ноги, я сумел удержаться в сидячем положении между двумя стенками.
— Вот так ты будешь подниматься? — в ужасе спросил Керман.
— Да. Это старейший швейцарский способ.
— И мне тоже придется это делать?
— Если только не хочешь до конца своих дней остаться здесь, — безжалостно ответил я. — Иного не дано.
Я стал подниматься. Острые камни врезались мне в лопатки, работа шла медленно, но я постепенно продвигался. Если только мышцы ног не подведут меня, я вылезу на вершину. Ну а если подведут, тогда я быстро полечу вниз и упаду на камни.
Я продолжал двигаться. Уж лучше так, чем пытаться преодолеть выступ. Проделав примерно треть пути, я был вынужден остановиться и отдохнуть. В ногах было такое ощущение, как будто я пробежал сто миль.
— Как у тебя дела, дружок? — крикнул Керман, посветив мне фонариком.
— Ну, я еще по-прежнему цел, — с сомнением сказал я. — Подожди, пока доберусь до вершины, прежде чем сам попробуешь.
— Не торопись. Я никуда не спешу.
Я снова взялся за дело. Плечи у меня болели, ноги деревенели. Все выше и выше, дюйм за дюймом, зная, что назад дороги нет. Либо я выберусь наверх, либо упаду и разобьюсь.
Расщелина пошла на сужение, и я понял, что миную выступ. Подниматься стало труднее, колени постепенно подходили все ближе к подбородку, рычаг силы становился все меньше. И вдруг я остановился. Расщелина надо мной сузилась примерно до трех футов. Я вытащил фонарик и направил луч вверх. В пределах моей досягаемости прямо из камня рос какой-то карликовый куст. Справа был узенький карниз — верх выступа.
Сунув фонарик обратно в карман, я потянулся к кусту, ухватился за него поближе к корню и слегка потянул. Он удержал меня. Я перенес на него часть тела. Тогда, сделав глубокий вдох, я ослабил давление ног на стенку. Куст согнулся, но корень у него оказался хороший. Я чувствовал, как пот ледяным ручьем струится по спине; затем я качнулся к карнизу и свободной рукой поискал опору. Пальцы нащупали трещину — опора была не ахти какая, но она помогла мне обрести равновесие. Я висел, прижимаясь всем телом к стенке расщелины, правая рука сжимала куст, а левая впилась в узкую трещинку на уступе. Одно неверное движение — и я полечу вниз.
Очень осторожно я стал давить вниз правой рукой и подтягиваться левой. Поднимался я очень медленно. Наконец голова и плечи оказались над выступом. Когда грудь коснулась его края, я стал клониться вперед и так и повис совершенно обессиленный. Немного погодя я набрался-таки сил и поднялся еще на пару дюймов. Подтащив одно колено, поставил его на уступ и, сделав невероятное усилие, рванулся вперед. И вот я уже на уступе, лежу, распростершись на спине, ничего не чувствуя, кроме бешено колотящегося сердца и хриплого дыхания.