Мир колонизаторов и магии

Птица Алексей

Его грубо обкромсанные ножом волосы встопорщились, как у птицы, торча в разные стороны, а глаза, до этого равнодушно-спокойные, неожиданно стали злыми и колкими. В них поселилась дикая необузданная ярость, превратившая небольшие зрачки в огромные чёрные провалы, отчего глазное яблоко, и так не блиставшее белизной, приобрело грязно-жёлтый цвет. Нос, с небольшой элегантной горбинкой, превратился в кривой клюв, как у филина. И если бы он был ороговевшим, то подросток обязательно бы им клюнул его, вцепившись в лицо. Филин, как есть, филин!

Гасконцу

было неприятно осознавать, что нашёлся человек, который будил в нём противоречивые чувства, одно из которых было чувство опасности, исходящей от этого гачупина. Но дело надо было делать, а его знаний определенно не хватало для этого.

Если команда поймёт, что они заблудились, а капитан не может найти обратный путь, то они выйдут из-под контроля и свергнут его. И хоть подходящих кандидатур не было, но такой вариант исключить было нельзя. Всегда найдётся тот, кто будет более достоин и более щедр, по их мнению.

Капитан должен всегда помнить об этом, и никакой квартирмейстер не сможет погасить этот конфликт. Особенно теперь, когда они нагружены захваченной в Панаме добычей, которую все жаждут потратить в кабаках, среди моря вина и весёлых доступных женщин. Конечно, добыча оказалась не так велика, как они предполагали, но и того, что есть, хватит, чтобы пираты были готовы пойти на всё.

В дверь капитанской каюты осторожно постучались.

— Да, — громко крикнул Гасконец.

— Вызывали, капитан? — и в каюту боком протиснулся невысокий француз Андре, родом из Анжу, что было явно видно по его унылому красному носу, обвитому синими прожилками матёрого любителя вина. И который торчал из центра его белого лица как ультрасовременный водопроводный кран из покрытой белым кафелем стены.

— Свари кашу этому гачупину, — и он кивнул на Эрнандо.

— Кашу… ему, зачем?

— Потому что это приказал тебе твой капитан, ты понял, Анннндре! — растянул, клокоча от ярости, Гасконец имя кока.

— Есть, капитан! Я всё понял, капитан! Я всё сделаю, капитан, — быстро затараторил кок. У нас есть ещё и рис, и маис. Я мигом, капитан, — и он быстро выскочил из каюты.

— Каша тебе будет, а пока ответь мне на один вопрос, гач…

— Перестаньте меня называть гачупином! Меня зовут Эрнандо, и я хочу побыть хоть немного человеком, а не быдлом и скотиной.

— А что тут такого, испанишка?

— Вот именно поэтому я и не желаю слушать это от вас.

Гасконец притворно разозлился.

— Ты сейчас заново упадёшь за борт, и теперь уже навсегда!

— Кому суждено сгореть, тот не утонет, — философски заметил я, — к тому же, вы пообещали, что покормите меня кашей, а слово капитана на корабле — закон.

— А ты что, знаешь законы берегового братства и чтишь его кодекс?

— Нет, не знаю, — ответил я. Но морские законы одинаковы везде и слово капитана корабля — это слово капитана корабля, не больше и не меньше.

— Гадкий падре, ты с ним всего три недели, а уже научился от него всякой гадости.

— Хорошо, будет тебе каша. А пока её варит

кок, ответь мне на один вопрос. Мне нужно определить, где мы находимся. Если ты поможешь нам, то я обещаю тебе сносную жизнь и питание наравне с командой.

— Не только мне, но и падре!

— Тебе и половину пайки падре.

— Согласен, — недолго подумав, ответил я. Не в нашем положении было торговаться, но и вяло кивать головой, утирая слюни и сопли, мне не хотелось. Гулять, так гулять! Играть, так играть! Воевать, так воевать! А какой русский не любит быстро получать… по башке. И снова её совать туда же.

— Хорошо, ты сможешь определить по солнцу и по магнитным азимутам, где мы сейчас находимся. Или у тебя есть способность чувствовать морскую магию?

— Определить, наверное, я не смогу, — честно ответил я, — меня не учили пользоваться приборами, но по карте, возможно, смогу. Только мне нужен какой-нибудь предмет, имеющий отношение к навигации. Он мне поможет, только этот прибор должен быть моим и находиться у меня, и я тогда смогу указать правильный путь, — сорвалось с языка помимо моей воли.

Почему я так сказал, я и сам не мог дать себе отчёт, но вот такое чувство у меня было, и оно было очень сильным, я просто знал, что смогу найти выход из этой ситуации. А ещё… А ещё я очень хотел получить в своё пользование астролябию. С ней у меня был шанс сбежать, без неё, наверное, нет.

— Что тебе нужно?

— Мне нужно посмотреть все навигационные приборы и карты.

Гасконец без лишних слов стал доставать морские портуланы и навигационные приборы, а потом пригласил меня к столу. Я подошёл и стал всматриваться сначала в карты, а потом в приборы, беря их при этом в руки и прислушиваясь к своим ощущениям.

Кроме астролябии, ни один прибор не откликнулся на призыв и остался глух к моим магическим потугам. А с ней я ощутил и время, и пространство, для чего она и была предназначена. В древности астролябию использовали для определения точного времени, а потом уже для навигации, определяя долготу и широту точки, в которой находился корабль.

Но, как только я разобрался с этим, во мне проснулось острое чувство голода. Желудок как будто бы пронзили острые иглы, его резко закололо. От неожиданной боли я согнулся и встал на колени, прислонившись лбом к ножкам деревянного стола.

Гасконец, схватив за шиворот, попытался поставить меня на ноги, но ветхий воротник моей истерзанной рубашки так и остался у него в руках, а я снова грохнулся на пол и, кажется, потерял сознание. В чувство меня привёл восхитительный запах рисовой каши, сваренной на молоке…, нет, это были всего лишь кулинарные выверты моего воображения.

Сварена каша была на простой воде, но это была каша, а не кусок чёрствой давнишней лепёшки, которой час назад исполнилось две недели от роду, покрытой толстым слоем, нет, не шоколада, а чёрной плесени. Получив от капитана в руки ложку, я стал быстро работать ею, уплетая вожделенную кашу за обе, давно впавшие, щёки.