Мир, который построил Джонс
Шрифт:
Кассик усмехнулся:
– Значит, говоришь, голландский окорок, двадцать фунтов? Да он тоже, скорей всего, из воска.
– Этот окорок я сейчас выиграю,– добродушно заявил толстяк. Его жена промолчала, но дети не скрывали полной уверенности, что это так и будет.– А вечером заберу его домой.
– Ну а я схожу узнаю, что ждет меня в будущем,– усмехнулся Кассик.
– Удачи вам, мистер,– сердечно пожелал толстяк. Он повернулся к огромному, изъеденному временем и мышами щиту с мишенями, сплошь испещренному мелкими зарубками. На нем хозяин намалевал девять огромных планет, а десятая – невероятно крошечная Земля по центру – оставалась
В первой будке предсказателя над низеньким столом сгорбилась толстая темноволосая старуха; перед ней, разумеется, стоял аппарат, который всегда стоит в таких случаях, то есть светящийся шар. Среди безвкусно развешанных тряпок самой кричащей расцветки толкались, выстраиваясь в очередь, несколько человек, готовые расстаться с двадцатью долларами. Сияли неоновые буквы:
ВАШЕ БУДУЩЕЕ ПРЕДСКАЖЕТ ВАМ МАДАМ ЛУЛУ КАРИМ-ЗЕЛЬДА.
УЗНАЙТЕ СВОЕ БУДУЩЕЕ,
БУДЬТЕ ГОТОВЫ КО ВСЯКОЙ
СЛУЧАЙНОСТИ В ЖИЗНИ.
Ничего тут особенного не было. Старуха бормотала посетителю обычную белиберду, какую всегда говорят в подобных случаях, и немолодая тетка из очереди выглядела вполне довольной. Но рядом с заведением мадам Лулу Карим-Зельды была еще одна будка, убогая с виду и совсем безлюдная. Там сидел еще один предсказатель, совсем иного рода. Тут не было ни кричащего дешевого убранства, ни сияющего шара, как у мадам Карим-Зельды, всюду царил унылый полумрак. Кассик очутился в сером, едва освещенном замкнутом пространстве, вокруг которого кричал и веселился карнавал.
На пустом помосте сидел молодой человек, не старше самого Кассика, может, и моложе. Надпись над его головой заинтриговала Кассика.
БУДУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
(личную судьбу не предсказываем)
Кассик постоял, изучая молодого человека. Сгорбившись, тот угрюмо сидел в неудобной позе и курил, уставившись в пространство. Не было никакой очереди, будку обходили стороной. Лицо предсказателя покрывала щетина, странное лицо: одутловатое, с красными щеками, выпуклым лбом, на носу очки в железной оправе, припухлые, как у ребенка, губы. Он моргал глазами, часто затягивался, то и дело поддергивал рукава на бледных тощих руках. В фигуре его, одиноко сидящей на пустом помосте, было что-то решительное и в то же время мрачное.
«Личную судьбу не предсказываем». Странноватая надпись для ярмарки. Кому интересно счастье вообще, счастье для всех? Старая надпись шелушилась краской, словно лишай у бродячего пса. Похоже, предсказатель – не первый сорт; надпись не сулит ничего определенного. Но Кассика все-таки что-то заинтересовало. Видимо, парня изрядно потрепало, прежде чем он занялся этим делом. В конце концов, все предсказатели на девяносто девять процентов балаганные актеры, а остальные – просто неглупые люди. На карнавале такой человек всегда может раскинуть мозгами, сориентироваться и выдать что-нибудь такое, что делают все; почему же этот решил заняться явно никому не нужным делом? Наверняка тут некая тайна. Каждая линия его сгорбленного некрасивого тела говорила о том, что этот парень будет стоять до конца, что он должен выстоять, сколько бы ему ни пришлось торчать здесь.
Это и был Джонс, но тогда Кассик конечно же не знал этого.
Перегнувшись к платформе, Кассик сложил ладони и позвал:
– Эй!
Молодой человек повернул голову. Их взгляды встретились. Сквозь толстые стекла очков на Кассика холодно смотрели маленькие серые глаза. Он пристально щурился на Кассика, не двигаясь с места и не говоря ни слова. Пальцы его не переставая барабанили по столу.
– Ну и почему? – спросил Кассик.– Почему не предсказываем личную судьбу?
Парень не ответил. Его взгляд потускнел, он отвернулся и снова тупо уставился на крышку стола. Сомнений не было: этот парень не был специалистом, ему нечем было позабавить публику. И что-то такое с ним случилось: парень был явно не в себе. Другие забавники охотились за публикой, всячески зазывали к себе народ, выворачивались перед ним наизнанку (часто и буквально), лишь бы привлечь к себе внимание, а этот только сидел и сверкал своими очками. Он и пальцем не шевельнул, чтобы заработать; ну и не заработал, видно, ни гроша. Но тогда зачем он тут сидел?
Кассик колебался. Похоже, тут вряд ли что-нибудь вынюхаешь, он только зря тратит время, не за это правительство ему деньги платит. Но что-то такое мешало ему уйти. Он чуял здесь какую-то тайну, а тайн-то он как раз и не любил. Он был оптимистом и верил, что всегда можно решить любую проблему. Мир ему нравился тогда, когда в нем был смысл. А все, что он видел здесь, явно не имело смысла.
Поднявшись по ступенькам, Кассик подошел к парню.
– Хорошо,– сказал он.– Я согласен.
Ступеньки прогибались и трещали, помост шатался, находиться на нем было явно небезопасно. Стул, на который он уселся напротив предсказателя, так и застонал под ним.
Лицо парня было усеяно яркими пятнышками, что могло означать пересадку кожи. Следы войны? Над ним витал слабый запах какого-то лекарства: парень заботился о своем явно хилом здоровье. На лоб спускалась спутанная челка, одежда висела на костлявом теле, как на вешалке. Теперь он в упор смотрел на Кассика, изучая его и что-то прикидывая.
Нет, страшного в нем ничего не было. Было что-то неуклюжее, как бы недоделанное; изможденное тело его как-то странно подергивалось. Но взгляд был колючий и жесткий. Парень-то отнюдь не робкого десятка. В лицо Кассику смотрел человек с характером твердым и решительным. Кассик вдруг почувствовал тревогу. Инициатива явно уплывала из рук.
– Двадцать долларов,– сказал Джонс.
Кассик неуклюже порылся в кармане:
– За что? Что я получу взамен?
Выждав мгновение, Джонс объяснил:
– Вот это видите?
Он показал на круг, лежащий на столе. Поверхность круга была поделена на четыре равные части. Отведя назад рычаг, Джонс отпустил его, и стрелка на круге медленно повернулась; раздалось глухое металлическое пощелкивание.
– У вас две минуты, не больше. Спрашивайте что хотите.
Взял деньги и положил их в карман.
– Спрашивать? – хрипло проговорил Кассик.– О чем спрашивать?
– О будущем.– В голосе Джонса слышалось нескрываемое презрение. Мол, дураку понятно, что о будущем, о чем же еще. Его тонкие пальцы раздраженно барабанили по столу. Колесо стрекотало.
– Но ничего личного? – еще раз попробовал Кассик.– Ничего про себя?
Судорожно искривив рот, Джонс выпалил:
– Разумеется. Вы – пустое место. Вы сами по себе – ноль без палочки.
Кассик заморгал от неожиданности. Растерявшись, чувствуя, что краснеет, Кассик изо всех сил пытался овладеть собой.