Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы
Шрифт:
Одновременно под эгидой движения «Амстердам-Плейель» и созданного социалистами Комитета бдительности стали возникать антифашистские комитеты на местах, которые отслеживали «происки» правых и в случае чего созывали левых активистов дать отпор. Важно то, что участникам движения «Амстердам-Плейель» (во Франции оно стало называться «Мир и свобода») удалось вовлечь в общие структуры и социалистов, и коммунистов, прежде относившихся друг к другу враждебно. В октябре 1934 г. коммунисты и социалисты вместе выступили на выборах в кантонах, чтобы не пропустить правых радикалов и фашистов.
Наступление правых провалилось, что не могло не произвести сильного впечатления на лидеров обоих Интернационалов, только что получивших сокрушительный удар в Германии. Говоря о последующем сближении левых сил,
319
Макдермотт К., Агню Д. Указ. соч. С.140.
В феврале 1934 г. в СССР с триумфом приехал Димитров, победитель Гитлера при Лейпциге. Пораздумав в камере, куда Димитрова загнал нацистский переворот, он по приезде в СССР стал энтузиастом союза с социал-демократией. Громкая лейпцигская слава и полная лояльность Сталину делала Димитрова кандидатом на свободный со времен Зиновьева пост Генерального секретаря Коминтерна. Вникая в дела, Димитров вел беседы и переписку со Сталиным, исподволь подталкивая «вождя народов» к перемене стратегии Коминтерна. Для начала он стал задавать «мудрому учителю» непростые вопросы: «Я долго думал в тюрьме, почему если наше учение правильно, в решающий момент миллионы рабочих не идут за нами, а остаются с социал-демократией, которая действовала столь предательски. Или, как в Германии, даже идут за национал-социалистами». Сталин ответствовал, что всему виной «исторические связи европейских масс с буржуазной демократией», «стадная психология масс» [320] .
320
Дневник Г. Димитрова. Новая и новейшая история. 1991, № 4. С. 67–68.
1 июля 1934 г. Димитров направил Сталину письмо с серией вопросов, которые уже носили риторический характер — болгарский коммунист предлагал новый курс.
«1. Правильной ли является огульная квалификация социал-демократии как социал-фашизма. Этой установкой мы часто преграждали себе путь к социал-демократическим рабочим». Но Сталина не так просто сбить с прежней идеологической позиции, он отвечает: «Да. Только не огульная». Называли социалистов «социал-фашистами», и будем называть.
«2. Правильно ли считать социал-демократию везде и при всяких условиях главной социальной опорой буржуазии». Ответ Сталина: «В Персии, конечно, нет; в остальных капстранах — да». Конечно, Димитрова интересует не Персия, а капиталистические страны.
«3. Правильно ли считать все левые социал-демократические группировки при всяких условиях главной опасностью». Ответ: «Объективно — да».
Димитров интересуется, правильной ли является «огульная трактовка» всех социал-демократических лидеров как предателей. Важно помочь им перейти на «революционные позиции». Сталин согласен, что кое-кто может перейти на «революционные» (то есть коммунистические) позиции. Но только кое-кто.
Димитров предлагает бороться за завоевание реформистских профсоюзов «без выставления в качестве предварительного условия признания гегемонии компартии». Сталин и здесь выступает скептиком. Пора-то пора, но условия пока не созрели.
Димитров прямо предлагает изменить тактику единого фронта, который коммунисты должны рассматривать не как маневр, а как «действенный фактор развертывания массовой борьбы против фашизма». Димитров изложил свою мысль настолько осторожно, что Сталин недоумевает: «Против кого тезис? Должны». Ведь формально «единый фронт» вовсе не тактический прием, а «действенный фактор». Хорошо, Димитров скажет откровеннее: пора отбросить «установку, что единый фронт можно проводить только снизу, и перестать рассматривать всякое обращение одновременно и к руководству социал-демократии как оппортунизм». Сталин не осуждает болгарского товарища за такую крамолу, но пока и не соглашается: «Все же единый фронт снизу есть основа» [321] .
321
Коминтерн против фашизма. С. 326–328.
Этот исторический диалог показывает, что Сталин уже готов терпеть сторонников консультаций с «социал-фашистами», но и к повороту курса не готов. Еще не видит смысла. Сталин был мастером борьбы за власть. Старая стратегия Коминтерна дает понятное отношение к вопросу о власти: «все или ничего». А что дает новая: нашими руками социал-демократы будут прокладывать себе дорогу к власти? Стоит ли такой жертвы защита от угрозы фашизма либеральных режимов нескольких стран?
Пока было решено прощупать возможности сближения с социалистами там, где процесс уже пошел: во Франции и по поводу событий в Германии.
Димитров санкционировал Торезу возможность вступить в переговоры с социалистами. Но только ему. В мае ЦК ФКП опубликовал призыв к социалистическим рабочим и руководству СФИО (французская социалистическая партия по традиции называлась Французской секцией Рабочего интернационала, сокращенно по-французски СФИО) организовать совместную борьбу против германских фашистов в защиту Тельмана, которого как раз в это время должны были судить в Германии.
Региональные организации СФИО все настойчивее требовали от своего руководства откликнуться на призывы ФКП. Конгресс федерации Луары заявил в мае: «Никаких соглашений с теми, кто не против капитализма. Все возможное для тех, кто слева от нас, ничего с теми, кто справа» [322] . «Слева от нас» были коммунисты.
322
РГАСПИ, Ф.494. Оп.1. Д.103. Л.209.
Под давлением своего актива руководство СФИО во главе с Леоном Блюмом наконец сдалось и вступило в переговоры с коммунистами. В июле 1934 г. между ФКП и СФИО был заключен Пакт о единстве действий.
Первые успехи французского эксперимента ставили на повестку дня вопрос об отказе от догматов «третьего периода». Но пока Коминтерн продолжал блуждать в «трех соснах». Его руководители не могли решить, что происходит во Франции — смелый отказ от отживших догм или скатывание к оппортунизму и капитуляция перед идейным врагом. К. Макдермот и Д. Агню полагают, что в 1934 г. «в Москве началась длительная и упорная борьба между осторожными „новаторами“ во главе с Димитровым, Мануильским и Куусиненом с одной стороны, и непримиримыми „фундаменталистами“, сплотившимися вокруг Пятницкого, Куна, Лозовского и Кнорина, — с другой» [323] .
323
Макдермотт К., Агню Д. Указ. соч. С.143.
Когда Народный фронт станет фактом и приведет к первым сложностям, сторонники привычной радикальной стратегии «борьбы за советскую власть» начнут подспудную критику сталинского курса внешней политики. Эта критика встретит отклик в военных и политических кругах. Поэтому, когда Сталин развернет террор против скрытой оппозиции в партийной и военной элите, под удар попадут именно сторонники группировки Пятницкого (тем более, что сам Пятницкий будет предпринимать шаги к отстранению Сталина от власти [324] ). А пока оба направления действуют очень осторожно, понимая, что выбор линии Коминтерна определят не их аргументы и напористость, а размышления и колебания одного человека — Сталина.
324
Пятницкий В. Заговор против Сталина. М., 1998. С.61.