Мир на продажу
Шрифт:
– На онтоярмарку собрался? Так давай я тебя к проходной доставлю!
– Нет, мне в магазин надо, - упорствовал я.
Таксист понимающе хмыкнул, пожал плечами и отвёз меня к магазину. В назначенное время я прошёл на территорию бывшего завода через разгромленную проходную, еле волоча за собой здоровенные баулы. Цех было найти не очень трудно - самое большое здание на промплощадке после заводской управы. Пока я шёл к цеху, мне попалось несколько человек с похожими баулами, которые, поминутно оглядываясь, спешили в том же направлении, что и я. У входа прибывающих встречал молодой человек;
Мне открылась великолепная картина, ночной кошмар фсеновца-оперативника. Стольких запрещённых предметов, собранных в одном месте, я никогда не видел, за исключением конторского хранилища. В цехе стояло множество проржавелых столов, оставшихся ещё со времён, когда завод действовал, и на них виднелись разложенные товары. У каждого импровизированного прилавка стоял "продавец", объясняющий заинтересовавшимся принцип действия того или иного запретного предмета. Прибывающие курьеры ставили свои баулы в углу зала, и я последовал их примеру.
– Здорово, Дениска!
– жизнерадостно окликнул меня кто-то, когда я, избавившись от тяжёлого груза, выпрямился.
Я обернулся и увидел молодого человека, протягивающего мне руку.
– Ночным поездом приехал?
– спросил он меня, когда мы обменялись рукопожатиями.
– Ага, - ответил я осторожно, решив не вдаваться в подробности.
Отвечать мне пришлось хриплым голосом: я не умею подделывать голоса, и тонким голосом Смагина не заговорю, тем более, что вживую никогда не слышал. Мой хрип удивил юношу:
– Ты чего сипишь? Простыл?
Дурацкий вопрос! Неужели есть люди, которые хрипят просто так?
– В поезде продуло, - старательно прохрипел я.
Юноша немного поругал железнодорожников, которые не следят за своими вагонами, а затем поинтересовался:
– Как Махамет поживает?
– Нормально.
– Подгляд ему понравился?
– Ещё бы!
– Я понятия не имел, о чём шла речь.
– А снильниц парочку он не хочет заказать?
– не отставал назойливый парень.
– Они вроде неплохо идут у вас в городе.
Я изобразил что-то неопределённое на лице. Юноша истолковал это по-своему и удивился:
– Ты что, не знаешь? Список не смотрел что ли?
– Не то чтобы не смотрел...
– Оказывается, постоянно хрипеть очень тяжело.
– У тебя его нет разве?!
– пристально вперился в меня приставучий собеседник.
На моё счастье в зале началось шевеление. Все засуетились и начали глядеть на какую-то кабину, которая возвышалась над залом. Когда-то она была остеклена, но сейчас все стёкла на ней выбиты. В одном из проёмов появился господин Смирнов собственной персоной. Я узнал его по фото; мне его Барышев показывал, говорил, что запросил у местных паспортистов. Молодой человек с неброской дилаперской внешностью. Запомнить трудно, но у меня за время работы во ФСЕНе выработалась профессиональная память на лица, тем более, что приходилось частенько запоминать невыразительные дилаперские физиономии.
– Дорогие друзья, соратники, единомышленники!
– пафосно начал речь Смирнов с истинно дилаперским красноречием (их специально на это натаскивают).
– Нас считают преступниками. Нас ловят спецслужбы. Особенно рьяно нас преследуют недоумки фсеновцы...
"Вот за эти слова ты ответишь! Обещаю!" - мысленно обиделся я.
– ...Но мы снова вместе, и это здорово! Мы несём свет разума в наш отсталый многострадальный мир...
Смирнов продолжительно с надрывом распинался, рассказывая о том, какие они, торговцы, хорошие и пригожие, а потом плавно перешёл к онтронике:
– Наш мир онтологически беден. Мы стиснуты дурацкими законами онтологии, которые наши доморощенные мудрецы считают незыблемыми и вечными. Следствие всегда идёт за причиной. У объекта есть совокупность свойств. Целое собирается из частей. Явления отражают сущность...
Меня, опера-физика, мало волнуют онтологические законы. Естественный кодекс не предусматривает наказания за нарушение таких законов. Но изменение онтологии, которое проделывает онтроника, влечёт за собой нарушения физических, химических, биологических, геологических и прочих законов природы.
– ...Мы стиснуты рамками дурацкой биполярности, - вещал бывший дилапер.
– Сила-слабость, тёмное-светлое, вещество-поле, бесконечное-конечное... Никаких третьих противоположностей не допускается. До каких пор мы будет это терпеть?
Толпа торгашей загудела, показывая, что на самом деле терпеть сие безобразие не намерены.
– Но есть мудрая цивилизация из славного Миогена, которая научилась преодолевать это. Миогенцы научились управлять не только законами природы, но и законами онтологии. И это они делают с помощью онтроники...
Похоже, Смирнов завёлся не меньше чем на час.
– ...Дебилы-фсеновцы запретили нам продавать онтронику. Но среди нас есть умные головы, которые нашли выход. Мы продаём обонточку - вещи, которые по физическим и химическим свойствам не отличаются от предметов обихода. Пусть обонточка лишь жалкое подобие онтроники, но с помощью неё мы прольём свет знаний на наших жителей. Мы приучим их к мысли, что законы мира можно менять и управлять ими. Ибо тупицы подчиняются законам, умные - используют их, а гении - изменяют.
Тут Виталий немного погорячился. Депутаты тоже меняют государственные законы, но гениев среди них я не замечал.
– Попрошу вас отметить аплодисментами открытие очередной онтоярмарки!
– провозгласил демагог, и я с облегчением вздохнул.
Все зааплодировали, оживились и задвигались между столами. Смирнов возвышался над толпой и, скрестив руки на груди, с улыбкой наблюдал за курьерами. Чтобы не стоять, как истукан, я тоже засуетился и, затесавшись в толпу, задвигался вместе с ней. Перемещаясь от стола к столу, я прислушивался к зазываниям торговых агентов: