Мир на продажу
Шрифт:
– Теперь вряд ли получится, - нахмурился философ.
– Миогенцы отказались от самоконфигурации. Сейчас тут всё стабильно: вождь, партия орбистов, институты, армия...
Павел, глядя в землю, уныло профилософствовал:
– Это только в тупых боевиках герои спасают мир. Наш мир уже не спасти, Василий. Мы сами себя погубили жаждой потребления и развлечениями...
– Заныл, моралист!
– возмутился оперативник.
– Как всякую дрянь придумывать типа обонточки, так ты первый. "Мне нужен домик", "в нём хорошо думать"... Наворотили дел с Игнатом, век не расхлебаешь! Как говорят в народе, ели мёд да редькой отрыгнулось!
– Я хотел как лучше, но не
Философ замолчал, представляя себе события недалёкого будущего. Миогенцы открывают многочисленные вещеводы, через которые их войска устремляются на Землю. Храбрые миогенские бойцы, характеры которых скопированы с Гусарова, наводят ужас на разучившихся воевать землян. Немногочисленную армию наёмников разгромят в первые же часы. Следом за миогенскими войсками в наш мир заявится Бурая гвардия. Возле крупных земных городов вырастают отстойники, в которые, как скот, сгоняют деморализованных землян. И все проклинают его, Павла, который помог миогенцам в разработках оружия. А орбисты будут очень злы на философа, что он сбежал во время эксперимента. Пощады от них не жди, и в уютном домике на берегу озера не спрячешься.
Наверное, безопаснее остаться здесь, в Миогене и продолжать работать на орбистов. Лар похлопочет перед комиссией по расовой чистоте, и Павла признают полноценным миогенцем. Но для этого нужно предать своих земляков: быстро развязать Фила или Элину, которые со своей слоновьей силищей быстро скрутят Гусарова. Но философ побаивался оперативника с его дьявольской изворотливостью. Если Василий выпутается, то Павлу каюк. И развязать пленных будет затруднительно, ведь дальше до Изобры придётся идти тесной кучкой - алогия вырастет ещё на полдесятка баллов. Гусаров втиснется между философом и аборигенами - попробуй доберись до связушки Фила или Элины, тем более когда вокруг бушует море абсурда. Онтология мира связана с логикой, подобно физическим законам, связанным с геометрией континуума. Изменение онтологии влечёт за собой изменение логики. А если онтология выписывает абсурдные кренделя, то и ничего логического в окружающем мире не остаётся. И, главное, непонятно, почему так происходит.
Но это и не удивительно. Аборигены пользуются дарами Изобры, не зная её природы и внутреннего устройства. Всё, как у людей. Все знают, что одноимённые заряды отталкиваются, но никто не догадывается, почему. Дилаперы пользуются смежными мирами, но не знают их природы; то ли это параллельные миры, то ли наслоение трёхмерных миров в четырёхмерном пространстве, то ли ещё что. Но философ верит в людей. Ведь когда-то люди не знали причин возникновения молнии, ветра и дождя. Теперь знают. Значит, и Изобра познаваема. А, познав её, можно выведать ещё столько интересного, по сравнению с которым онтроника покажется детским лепетом. Изобра... По Либре она занесена в этот мир господом Лепестом. Снова, как тогда в лаборатории, философу показалось, что он близок к какой-то очень важной разгадке.
Неожиданная мысль, озарившая Павла, заставила того вскочить.
7
Гусаров немедленно осёк Павла:
– Ты чего скачешь? В нелепу захотел угодить?
– Это не Врата!!
– закричал Павел.
– Это горловина вещевода!!
Оперативник быстро огляделся:
– Какая горловина?
– В Либре сказано, что Лепест пришёл из Врат и принёс в этот мир Изобру. Так вот, я почти уверен, что он пришёл через вещевод!
– Нам-то что с того?
– недовольно
– Нам собираться пора, до Изобры чуть-чуть осталось.
Но философ его не слушал, разгорячённый своими мыслями, которые он высказывал вслух:
– Лепест не бог, не создатель. Он - такой же забредыш, как и мы! Он прибыл сюда из невероятно развитого мира. Может, цивилизация в том мире поднялась выше разума, как разум у нас на Земле поднялся над жизнью, а жизнь - над неживой природой. И Изобру он подарил аборигенам, как какую-то мелочишку, как зажигалку или огрызок карандаша. Или просто выронил.
Игнат приподнялся и заинтересованно промычал. А Павел не унимался:
– Можете себе представить мир, в котором существуют миллионы, миллиарды устройств, подобных Изобре?! Каждое из которых способно производить нечто вроде онтроники? Только такое, что мы себе и вообразить не можем! А, быть может, Изобра - это станок, звено какой-то грандиозной технологической цепочки из мира Лепеста, которое мы используем не по назначению. Всё равно, что токарный станок разбираем на винтики-онтронику и используем их, не зная о возможностях самого станка. На самом же деле Изобра с миллиардами других изобр составляет гигантский производственный комплекс, создающий такие вещи, которые...
Не подобрав нужное слово, Павел только махнул рукой. Оперативник уже набрал воздуху, наверное, чтобы окрикнуть болтливого философа, но его удержал за рукав Игнат.
– Это ж грандиозное открытие, Вася!
– с жаром произнёс толстяк, дрожа от возбуждения.
– Если одна только Изобра способна на чудеса, то производственный комплекс мог бы такое!.. Ведь, по сути, онтроника управляет онтологией мира, то есть существующей материей. Но я же говорил, что отрицание, по здешней философии, всегда множественно. Материя, бытие - это то, что есть, существующая объективная реальность. Всё остальное мы по глупости считаем единым небытием, забывая о множественности.
Странно, но Гусаров по обыкновению не пресёк болтуна. А тот не унимался, забыв обо всём на свете. Он предположил, что небытие - не единое целое, а совокупность инобытий. Странные загадочные несуществующие инобытия вспухают в небытии и исчезают в нём, примерно как в физическом вакууме возникают и гибнут иные вселенные с другими физическими законами.
– Да и вообще любая вещь рождается и умирает в окружающем мире, который для неё является субстанцией, - разглагольствовал философ, словно находился не в двух шагах от абсурда, а на кафедре онтологии и гносеологии в университете.
– И наше Бытие, и другие инобытия - все они тоже как бы рождаются и умирают в объемлющей субстанции - небытии. Для нас инобытия не существуют, так как их псевдоонтологии сильно отличаются от нашей онтологии. А, быть может, есть и иные бытийные формы: полубытие, надбытие, подбытие, антибытие, квазибытие...
Игнат с интересом покосился на оперативника, который, казалось, впал в транс от высокомудрой болтовни Павла. Философ же, обрадованный, что его не прерывают, рассказывал, что небытие, скорее всего, тоже относительно и "вложено" в ещё более общую субстанцию. И вообще, по выводам Павла, для любой субстанции есть границы, за пределами которых она становится акциденцией ещё более субстанциональной субстанции. Онтология - раздел философии, который изучает бытие, а для изучения инобытий нужен обобщающий надонтологический раздел - всеведение, панология. Изобра даёт людям онтронику, управляющую онтологией, а придуманная Павлом производственная цепочка, вероятно, порождает какую-нибудь пантронику, способную управлять инобытийными категориями и свойствами.