Мир на продажу
Шрифт:
Когда до Изобры осталось около километра или семи, абсурд начал превращаться в сумбур. Нелепы начали смешиваться, складываться, вычитаться и обрушиваться на окружающий мир двойной и тройной мощью алогий. Их уже невозможно распознавать и классифицировать. Стреноженный Фил вцепился в направу, стараясь не потерять направление в царстве почти сумбурного абсурда.
Идти дальше пришлось плотной кучкой, тесно обнявшись - так повышалась суммарная мощность нормальников. Возле Изобры алогия достигнет максимума - двенадцати баллов, полный сумбур. По некоторым гипотезам,
– Абсурд в обычной логике может быть совершенно неабсурдным в расширенной, - сказал Павел, морщась от бушующего вокруг сумбура.
– Квадратный корень из отрицательного числа абсурден в поле действительных чисел, а в поле комплексных - нормальное явление.
– Нормальное явление, - подтвердили часы, идущие за путешественниками.
– Нормальное явление, нормальное!
– захихикали ржавые рельсы, уходящие в небо.
– Абсурден в поле комплексных чисел, - сказал Бел, вышедший из-за сосны.
– Всё в мире комплексно, - сказал мудрец и выпил бокал машинного масла.
– Сначала придумывают нечто, потом расширяют его до натурального ряда, затем придумывают нулевое значение, потом отрицательное, дробное и - венец творения - комплексное поле этого нечто.
– Мир с одной стороны старается уменьшить число сущностей бритвой Оккама, - проворковало воронье гнездо, - а с другой - увеличить их помазком Попандопуло-Кречинского. Это и есть диалектика.
В воздухе резко запахло испаром. Фил, борясь с путавшимся сознанием, велел застегнуть противоиспарники. Машина тоже велела. И пролетавшая мимо миска с макаронами повторила слова Фила. И микроволновка повторила, и овощехранилище.
Путешественники или табличные представления шли, цепляясь друг за друга, уже несколько столетий или секунд. А рядом шли их души и тоже цеплялись друг за друга и за ненависть. Доброта таяла, как мороженое. Моряки и кинозвёзды ели её ложками, сделанными из гнутой печени ягнёнка. Нежность играла на баяне, сделанном из толстой нежности, тавтологический блюз.
– Не смотрите по сторонам, - шептал Фил и свободной рукой закрывал глаза идущему рядом философу.
– Не смотрите, свихнётесь. Вперёд идти, только вперёд!..
– Зачем идти вперёд?
– сказала добрая бабушка Павла.
– Все всегда идут вперёд, и никто не догадается идти назад или вбок.
– Бабушка!
– закричал философ, сбрасывая с глаз руку Фила.
– Внучек мой, - тепло ответила старушка.
– Вырос-то как, возмужал! Дед тебя и не узнает. Он тут, рядышком, пошёл накосить травы кроликам.
Нелоголаз, выронив направу, изо всех сил вцепился в Павла одной рукой. Тот вырывался и слёзно кричал:
– Отпусти меня, идиот! Они не умерли, ты же видишь, они не умерли. Они тут живут, в Нелоге!
– Тихо, дурак, тихо...
– шептал Фил, крепко держа философа.
– Молчи и иди! Не смотри на бабушку, не смотри!
– Можно и посмотреть, - возразило облако и рассмеялось.
– Вы,
– Действительно, пусть посмотрит, - разрешил Гусаров.
– Пусть, - сжалился Фил.
– Я ничего не говорил,- закричал оперативник.
– Это не я сказал.
– Я тоже молчу, - ответил Фил.
– И я молчу, - ответил Фил.
– Всё время молчал, даже не полсловечка за цельный день.
– Идём вперёд и не обращаем внимания, - посоветовал Фил.
Теперь уже не нелепы складывались, вычитались и делились, а операции над ними сочетались, умножались и видоизменялись под действием сотен других операций. И операций над операциями. Путешественники шли меж бильярдных столов, на которых толстые почки играли в "подойди и ударь". Над столами висели лампы на шнурах, и горела яркая тьма. Толстый перец вышел из избы, чихнул три раза, перевернулся через левое колено и стал немощью, завёрнутой в железный лист псевдоматрицы. Пятое взаимодействие подружилось с седьмым кварком, и они вместе пошли бить отрицательный объём. А тот позвал на помощь отрицательную массу, но плотность снова стала положительной.
– Когда это всё кончится?!
– закричала уставшая молчать Элина.
– Никогда, - сказала левая рука Игната и показала кукиш правой руке.
– Смени юстаккумулятор в нормальнике, идиот!
– крикнул дилаперу Павел.
– Ты нормальность теряешь!
Сказав это, философ уселся на лавочку и закурил огромную козью ножку. Он смотрел на соседнюю завалинку, где сидела Элина с подружками. Хихикая, они лузгали семечки и задорно поглядывали на жениха. А Павел выглядел молодцом: сатиновая красная рубаха, картуз и новые сапоги. Он давно хотел жениться на Элине, да батя не разрешал, пока уборочная страда в разгаре.
– Держи меня за пояс, - прокричал Фил.
– За пояс нельзя держать, - отреагировал Гусаров, глядя на раненого Шершавого. Он знал его много лет, они вместе грабили морские караваны и замки, похищая шелка, красавиц, золото и деревянные синхрофазотроны со стразами.
– Дорогие товарищи!
– сказал диктор.
– От имени Партии и правительства позвольте поздравить вас с Днём Святого Патрика! Этот праздник стал славной вехой...
Парикмахер с костылём рассмеялся. А океан заплакал рыбами и морскими животными. Слёзливость стала матерью. Отец неизвестен. Катушка! Катушка! Где твой кабель?!
Вдруг раздался ужасный рёв, переходящий в инфразвук. Вся сумбурная вакханалия вокруг путешественников застыла в оцепенении.
– Ребятки! Это Изобра зовёт!
– заорал от радости Фил.
– Изобра-матушка! Метров двести осталось. Смотрите, какой испар густой...
Связанный нелоголаз неожиданно разрыдался. Он ревел в голос, и крупные слёзы капали на землю. Алогия была очень высокой, поэтому слёзы превращались в трудных подростков и в звание мастера спорта по борьбе с мадмуазель Крюшо. Но никто не обращал на это внимания, ведь спасение уже рядом. Реальное спасение, а не то, которое повисло на ели и испортило десяток шишек.