Мир пауков. Башня и Дельта
Шрифт:
— На покой? Как это?
— Одним словом, становится необязательно работать. Можно спокойно отправляться в великий счастливый край.
— Куда–куда?
Массиг открыл было рот, но тут откуда–то снаружи раздался жуткий гулкий звук, просто волосы дыбом. Звук повторился несколько раз — словно стон какого–то небывалого огромного чудища, страдающего от боли.
— Это еще что? — вырвалось у Вайга.
— Значит, что пора гасить свет. Спать здесь укладывают рано, вставать–то приходится спозаранку.
В комнате начали гасить светильники, заскрипели лежаки. Гореть остался лишь один светильник. Все разговоры смолкли.
— Что такое «большой счастливый край»? — спросил шепотом Найл у Массига.
— Тссс, — отозвался тот тоже шепотом. — Разговаривать, когда
— Как так?
— Утром расскажу. Спокойной ночи.
Повернувшись к Найлу спиной, он надвинул одеяло–рогожу на плечи. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь мерным тяжелым сопением. Было что–то уютное, безмятежное в том, что вокруг столько людей. Вскоре Найл канул в глубокий, безмолвный омут сна.
Не успел он, казалось, закрыть глаза, как вокруг уже завелись, засуетились. Один за одним зажигались светильники. Вайг, всегда легкий на подъем, уже вылез из постели. Мать сидела (длинные волосы спутались за время сна) и позевывала. Кто–то спешащий мимо чуть ли не бегом, завидев женщину, перешел на шаг и почтительно склонил при этом голову.
Открыл глаза Массиг; ошалело оглядев комнату, укрылся одеялом с головой. Секунду спустя послышалось его негромкое посапывание. Внезапно, к удивлению Найла, все мужчины в комнате разом пали на одно колено, всем своим видом выражая почтительное смирение. Прошло несколько секунд, прежде чем он заметил, что в дверях стояла женщина. Она походила на Одину (все служительницы мало чем отличались друг от друга).
Четким менторским тоном она произнесла:
— Вновь прибывшие выходят на построение вместе со всеми!
Сказала, повернулась и вышла. Комната снова разбрелась по своим скамейкам и лежакам. Выволокся из постели Массиг, пришедший в себя от голоса женщины. Вид бледный, растрепанный.
— Как ты думаешь, она меня заметила? — озабоченно спросил он Найла.
— Нет, — уверенно ответил тот.
Массиг облегченно вздохнул.
— С любителями поспать здесь ох как строго обходятся.
— С лежебоками? — Найлу странно было это слышать.
— С теми, кто еле возится при подъеме, — выдавил Массиг сквозь зевок. — Вот что мне не по душе: в этакую рань заставляют вставать. В Дире вообще мало кто спал меньше двенадцати часов. Как–то раз провеселились там до упаду, так я потом проспал ровно сутки…
— Что нам сейчас надо делать? — не дослушал Вайг.
— Завтракать. Через час надо быть на построении.
Он повел их на кухню, где на печи стояли котлы с едой, над которым вился парок. Повара начинали работу за час до рассвета. Массиг налил себе в чашку зеленоватого супа, навалил в отдельную тарелку мяса и овощей. Найл и Сайрис взяли порции поскромнее. Рядом с кухней находилась просторная трапезная, заставленная длинными деревянными столами. Вайг уже восседал там с полной тарелкой, помахал своим ложкой.
— Мясо–то такое вкусное! Чье, интересно?
— Кроличье.
— Не понял.
— Грызун такой, с длинными ушами. Вроде крысы, только плодится быстрее.
После этого Массиг с сосредоточенным видом принялся за еду, на вопросы отвечая только кивками и мычанием.
Найл обратил внимание, что в целом разговоров в трапезной почти не слышно, только постукивание ложек и приглушенная работа челюстей.
Даже Сайрис ела с аппетитом. После хорошего продолжительного сна румянец возвратился на ее щеки. От нее не могло укрыться, что проходящие мимо их стола мужчины украдкой бросают откровенно заинтересованные взгляды. Хотя Сайрис не отводила взгляда от тарелки, было заметно, что ей это очень льстит. Единственные мужчины, которых она видела бессменно на протяжении последних двадцати лет, были члены ее семьи; ей, безусловно, было приятно ощущать на себе вожделеющие взгляды целой комнаты хорошо сложенных, статных представителей мужского пола.
По окончании трапезы Массиг показал помещение для умывания. В смежной с ним комнате было полным–полно деревянных ведер, до краев налитых водой. Как им объяснили, при умывании эти емкости относятся в соседнее помещение — большое, пустующее, — где в каменном иолу проделаны
Когда появилась из своей умывальни Сайрис — кожа светится от чистоты, волосы влажные, — Найл поймал себя на мысли, что никогда не видел мать такой красивой. С некоторым даже самодовольством он осматривал и свою поблескивающую, дышащую чистотой кожу, отмытые добела ладони и ступни (в общем–то, можно понять, почему Массигу здесь нравится).
Минут через десять они слились с общей массой жильцов, толпящихся снаружи здания. В ярком свете нарождающегося дня вид городских улиц вызывал испуг и некоторое волнение. Громады серых зданий вздымались подобно утесам, а между ними простирались паучьи тенета — в основном натянутые поперек, иные же подвешены почти отвесно. Многие, видно, висели здесь уже не первый год — вон какие толстые, мохнатые от скопившейся пыли. Взявшаяся невесть откуда здоровенная муха, туловище с человечью голову, с лету врезалась в одну из таких сетей, отчего сверху вниз градом чего только не посыпалось, те же высохшие мушиные крылья. Молниеносно крутнувшись в воздухе, муха пулей кинулась вверх и там влепилась в другую паутину — почти неразличимую — и неистово там забилась, пронзительно–страдальчески жужжа. Почти тотчас из какого–то невидимого укрытия выявился смертоносец. Шустро перебирая лапами, он подобрался вплотную и набросился на глупое насекомое. Секунда — и жужжание смолкло, муха бессильно, неуклюже обвисла. Паук заботливо пеленал ее туловище в шелк. Теперь понятно, отчего смертоносцы оставляют старую паутину висеть, а не вбирают ее обратно в себя, как большинство их лишенных разума сородичей. Крылатые создания остерегаются старых сетей, чуя в них неладное, зато легко попадают в новые, почти невидимые глазу.
Дарол гаркнул команду — все застыли навытяжку; еще приказ — и все разом двинулись посередине улицы. Дойдя до перекрестка, строй взял направо, на улицу пошире. Найлу стало душно от неудержимой радости: на пронзительно–синем фоне утреннего неба проглянул шпиль Белой башни.
Навстречу двигался еще один строй. Найл с первого взгляда определил, что это и есть те самые рабы, о которых рассказывал Массиг. Одеты они были в длинные посконные рубахи. В походке — ни твердости, ни бодрости, лица лишены всякого живого выражения: обвислые губы, пустые глаза. Кое у кого конечности болезненно искривлены, жилы толщиной в палец.
— Куда они? — поинтересовался Найл шепотом.
Массиг пожал плечами.
— На работу. Наверное, или бригада золотарей, или дворники.
Главный проспект был не так запущен, как примыкающие улицы, что поуже. От вида некоторых зданий захватывало дух. Они возносились на такую немыслимую высоту, что приходилось запрокидывать голову для того лишь, чтобы догадаться, где находится вершина. Отдельные строения имели причудливой формы купола. Одно здание — массивное, квадратное, — очевидно, было сделано из зеленого мрамора и имело колоннаду примерно как у того разрушенного храма в пустыне. Нижние этажи у некоторых были облицованы листами какого–то блестящего прозрачного материала, отражающего солнечный свет. Одно вообще состояло сплошь из него, и диковинные, плавными изгибами перемежающиеся плоскости его фасада дробили и множили искаженные отражения окружающих зданий. Найл попытался представить, кто же мог в былые времена жить в таком чудо–городе, и какой эти существа имели облик, но ума не хватало представить. Напрашивалось одно: вероятно, это были либо какие–нибудь великаны, либо великие чародеи. Но как в таком случае смертоносцам удалось одержать над ними верх?