Мир Под лунами. Конец прошлого
Шрифт:
На третий день один из адъютантов сухим официальным тоном передал ей приказ зайти в кабинет царя. Она пошла туда через двор и приемную.
– Я выяснил все, что смог, мой господин, - сказал Олес.
– Девушке хорошо заплатили, чтобы она подложила змею в кровать и сразу же покинула столицу навсегда. Олуди не обнаружили бы ее далеко. Мы задержали ее у южных ворот. Заплатил ей один из младших чиновников канцелярии, а того подкупил дворецкий этого дома.
Олес положил перед царем отчет. Алекос пробежал его глазами, увидел знакомые имена.
– Я думаю, государь, он ни при чем, да и остальные мужчины тоже. Это женские склоки, и способ женский. Они на приеме узнали, что вас не будет несколько дней, и решили воспользоваться
– Да, - сказал Алекос.
– Позови Евгению.
Указал ей на кресло. Она села, хмуро глядя на него. Перед нею был незнакомый человек, с сухим неприятным лицом, с колючими глазами. Резко протянул бумаги, которые держал в руках. Евгения быстро просмотрела их. Невольно поежилась, зацепившись глазами за имена: ей не хотелось, чтобы Кафур, Капоэли и остальные понесли наказание за глупую ревность своих жен. Но попросить не успела. Неожиданно спокойным, пусть и холодным тоном Алекос сказал:
– В первую очередь я должен пояснить: ты здесь не наложница, а моя гостья. Потому этих женщин будут судить по всей строгости закона, без скидок на традиционное право, и штрафом они не отделаются...
– Евгения открыла было рот, но он нахмурил брови, и она промолчала.
– Во-вторых, ты на суде присутствовать не будешь. Я освободил от должности управителя Ианты Масура Галиана, который не справился со своими обязанностями. Назначаю тебя на эту должность. Возвращаю все иантийские земли, принадлежавшие в прошлом тебе и твою супругу. Приказы об этом уже подписаны. Можешь и ты ознакомиться и подписать.
Она так растерялась, что даже не прикоснулась к очередному протянутому листу. Но уже в следующую секунду растерянность обернулась возмущением. Вот так? Теперь он прогоняет ее?!
– Я не прогоняю тебя, - он угадал ее мысли, - но эти дикие выходки мне надоели.
"Это выходки диких шедизок. В чем же я могу быть виновата?" - чуть было не воскликнула Евгения. Гордость не позволила - она промолчала, с вызовом глядя Алекосу в глаза.
– Ты олуди, Евгения. Ты уже очень сильна, а в будущем можешь стать непобедима. Когда-нибудь наступит время, и все до единого склонятся перед тобою, и никто не решится даже подумать о том, чтобы причинить тебе вред. Но до этого еще очень далеко, а у меня нет ни возможности, ни желания оберегать тебя от дураков. Эта ситуация, - он кивнул на бумаги Олеса, - поставила меня в неудобное положение. Не хочу, чтобы она повторилась, а если ты останешься здесь, повторения вряд ли удастся избежать. Даже если б я приказал казнить их вместе с мужьями...
Она так разволновалась, что вскочила с места, но не смогла ни уйти, ни подписать приказ.
– Поэтому возвращайся в Ианту, где все до единого обожают тебя. Прежде ты была там олуди. Но быть царицей - совсем другое дело. Царские обязанности пойдут тебе на пользу. Полагаю, уже лет через пять мы сможем быть вместе.
– Ты осознаешь, насколько оскорбительно звучат твои слова?
– Не хочу тебя оскорбить. Хочу, чтобы все было предельно ясно. Ты нужна мне. Вместе мы добьемся всего, чего пожелаем. К тому же ты единственный человек, способный навести порядок в Ианте. У нас есть обязательства перед Островами, не забывай, да и твои ученые земляки теперь очень рассчитывают на нашу поддержку. Мне нужна богатая Ианта, госпожа Евгения, вы поняли?
И она подписала бумаги.
Еще до отъезда она вызвала к себе губернаторов провинций Киара и Ферут и ознакомилась с положением дел в Ианте. Радоваться было нечему. Рашил лежал на кладбище по соседству с Бронком, Маталан и Гамалиран выращивали овощи на своих виллах, остальные знакомые Евгении управители также отошли от трудов, и их места заняли шедизцы и крусы. Она пока не очень ясно представляла себе, с чего начинать и что делать с огромной страной - разоренной, потерявшей из-за войны и голода едва ли не четверть населения.
И все же настал день, когда она попрощалась с царем, расцеловалась
Когда копыта коней застучали по мосту, она раздвинула шторки на окне, прижалась лбом к стеклу и не отрываясь смотрела, как мимо проплывает величавая река, как все ближе становится иантийский берег. Тучи над ним были свои, родные, и даже воздух показался Евгении не таким, как в Матакрусе. Это был воздух ее родины! Она вспомнила слова Алекоса, сказанные накануне: "Не жди, что все будет просто. Твоя война еще не окончена, и вы с иантийцами теперь в разных лагерях". Он был прав, как всегда, но она не боялась. Ей казалось, после всего, что было, она уже никогда не сможет испугаться... Алекос посмеялся бы над этим.
Дорога была недавно отремонтирована, сады и виноградники готовились распустить листья. Проехали мимо пруда, покрытого тонкой расколотой пленкой льда, мимо знакомых таверен. Стройные кипарисы сопровождали дорогу, обозначали ее на много тсанов вперед. В селении, где Евгения иногда останавливалась прежде, на обочине ждали женщины с детьми. Она велела остановиться, вышла из экипажа и поговорила с ними, чувствуя щемящую сердце радость оттого, что беседует с простыми иантийскими крестьянками. Благословив их, поехала дальше...
В Киаре, не обращая внимания на начавшийся снегопад, люди стояли вдоль улиц, как пятнадцать лет назад, когда она впервые вступила в столицу. Но теперь среди приветственных кликов слышались и другие. Мнения народа разделились: кто-то радовался возвращению олуди, кто-то кричал, чтобы приспешница врага убиралась прочь. Кое-где уже завязались потасовки, и в толпе замелькали синие мундиры полицейских. Евгения все равно с улыбкой махала рукой из окна кареты.
Киара не побывала в осаде. Замок Фарадов сохранил славу твердыни, не взятой ни одним врагом. Правда, жители попытались сжечь город, чтобы он не достался шедизцам, но у них ничего не вышло. Евгения была рада этому. Ей было бы тяжело видеть разрушения на любимых улицах. Замок пустовал; прежние управители предпочли занять один из царских домов в городе. Но по приказу Евгении здесь готовились к ее приезду. Бесшумно раздвинулись окованные бронзой ворота. Не дожидаясь, пока они распахнутся во всю ширь, Евгения выскочила из экипажа, быстрым шагом пошла вперед, стягивая перчатки. Потянула тяжелую створку. Уверенно пересекла двор, оставляя цепочку темных следов на тонком слое снега. Со всех сторон ее окружили знакомые лица, и слух не сразу настроился на прежний лад - голоса казались непривычно высокими, щебечущими. Повара, слуги, конюхи, швеи, караульные - здесь были почти все, кого она знала: касались ее руками, что-то восклицали, спрашивали и перебивали друг друга. "Я ждал тебя, госпожа моя, я верил, что ты вернешься!" - без остановки твердил дрожащий от рыданий голос Махмели.
Вместе с ними она оказалась в Большом зале, на несколько минут замерла, разглядывая каменные стены со старыми красно-синими царскими вымпелами, узкие окна, столы и стулья - все то, что, ей думалось, она забыла за два с половиной года. Неужели всего два с половиной года? Ей казалось, прошла целая жизнь!
Веселые и плачущие голоса смолкли. Бегающие по залу люди превратились в неясные тени, и другие тени - яркие, будто живые - выступали из-за них. Вот в кресле Сериада, в любимом, фисташкового цвета платье, с неизменной улыбкой в уголках губ. Напротив замер Венгесе, не сводя с царевны преданных серых глаз. Застучали по лестнице каблуки - со второго этажа сбежал молодой, стройный, белозубый Пеликен с лютней в руках... От камина обернулся сребробородый Бронк в безупречно сидящем мундире. Весело улыбнулся Нисий, и Эвра с Алией бросились ей навстречу, раскинув руки... И только ее мужа не было среди призраков, слишком глубокой была до сих пор эта рана.