Мир Под лунами. Конец прошлого
Шрифт:
У него было всего около двух десятков человек. Все они ждали его приказа, что делать дальше, но он не знал, что им сказать. Если бы не распоряжение Халена, он наверняка тоже был бы сейчас мертв. "Так было бы лучше", - думал он, кутаясь в плащ у огня, над которым запекалась оленья туша. Горцы взялись обеспечивать группу мясом; воины весь день просидели у костров, вспоминая погибших товарищей и гадая, что будет дальше. Это зависело от царицы, а ей пока ни до кого не было дела.
Прошла еще одна ночь, настал еще один день. Если смерть от тебя отказалась, приходится жить; Евгения поднялась и вышла из шатра. Она не замечала радостного солнца и птичьих трелей, в ее душе царили сумерки. Но она хотя бы могла теперь думать. Долгие часы она провела, спрашивая себя, стоит ли продолжать жить и что осталось на ее долю в мире, где больше нет царя. Страшное напряжение горя многократно
Так говорило разбитое сердце, однако стоящее перед глазами лицо мужа возражало. Если бы он думал так, то не обманул бы ее, не отправил прочь, позволил бы сражаться и умереть рядом... С трудом она сумела побороть обиду и попыталась понять его. О чем он думал, добавляя крепкий сонный отвар в вино? Он не хотел, чтобы жена погибла? Не мог смириться с мыслью, что она может стать пленницей Алекоса? А может быть, даже в последний свой день он продолжал верить в Ианту и надеялся, что Евгении удастся ее спасти? В таком случае, если она теперь по собственной воле уйдет из жизни, ее встретят там укоряющие глаза Халена, который до конца времен не простит ей малодушия...
Она слишком устала и испереживалась и не знала уже, где реальность, а где фантазия. Истерзанной душе требовалось во что-то верить и на что-то надеяться, но как надеяться тому, кто потерял всех близких людей, все имущество и власть? Незаметно для себя Евгения погружалась в мрачный туман своего воображения. Ясная картина того, что ее окружало, - осень, горы, преданные воины, - заменилась в ее сознании мистическими представлениями о потустороннем мире, в котором ждали погибшие, и поиском своей роли там, где их больше не было. Она не могла поверить в неотвратимость смерти; нет, Хален, и Нисий, и Венгесе, и Бронк, и десятки других мужчин, которых она знала и любила, - они есть где-то и ждут от нее каких-то поступков - иначе для чего они оставили ей жизнь?!
Она вспомнила минуту проклятия, озарившую душу жестокой радостью. Там, где нет света, поселяется тьма, и вот постепенно она завладевала душой олуди, обращая ко злу все, что та умела и желала. Окно, которое она отказалась открывать в своем счастье, в горе распахнулось само. Стоя посреди лагеря, Евгения огляделась. Она уже давно была переполнена мыслями и эмоциями, так что те выплескивались из нее, но сегодня миллионы внешних деталей назойливо били ей в глаза. Они были ей послушны. Она могла управлять ими всеми. Вот Ильро разрубает топором длинную жердь для навеса над коновязью. Евгения читала его мысли, будто они были написаны над ним: "Для чего тащили в эту даль лошадей? Они едва ноги не переломали, поднимаясь и спускаясь по перевалу, и обратно их будет просто не вывести! И как там сейчас дома, под Дафаром, - осталась ли деревня или враги все уничтожили? Хорошо, что семья успела уехать к родичам в Хадару, да ведь только и туда скоро придут эти светловолосые бестии..." Евгения послала ему мысленный приказ, и Ильро замер, склонившись над жердью, с поднятым для замаха топором. "Опусти топор. Приведи мне Ланселота", - велела она. Отбросив инструмент, он размотал повод. Но конь не стал дожидаться - дернув головой, вырвался из рук и легким галопом, будто паря над землей, прилетел к хозяйке. Ланселоту никогда не нужны были приказы - он понимал Евгению раньше, чем она успевала подумать. Он дышал ей в лицо, просил погладить. Ильро развел руками, вернулся к своей работе. Евгения пригляделась - на ближайшем склоне в траве и деревьях горели тысячи крохотных огоньков. Она пугнула их, и насекомые - жуки, бабочки, кузнечики, мухи - послушным роем поднялись в воздух. Далеко в лесу шли охотники. Вот пробирается между серыми стволами Сэльх, его медвежья шапка сдвинута на ухо, пальцы правой руки крепко держат копье, а глаза не отрываются от кабана, что роет землю в нескольких десятках шагов. Она сказала про себя два слова, и зверь пустился наутек. Не веря себе, Евгения протянула руку к ближайшему дереву на склоне: рожденный ею порыв ветра качнул густую крону, все ветви заскрипели. Внутри просыпалась свирепая, буйная радость, что питается гневом.
Также молча Евгения вызвала Пеликена, который поднимался
– Что ты решила?
– сразу спросил он.
Она вздохнула.
– У меня будто в голове помутилось, ничего не могу сообразить. Смерть Халена должна быть отомщена. Но как? Зачем мы залезли в эту дыру? Здесь мы ничего не можем, да и слишком нас мало!
– Юридически, - заметил Пеликен, - Алекос не может объявить себя правителем Ианты, пока ты жива. После смерти Нисия ты осталась законной наследницей трона. Если ты вернешься и вызовешь его на поединок, он должен будет согласиться, чтобы убить тебя и стать единовластным монархом.
– Хален дважды вызывал его, и ты знаешь, чем это закончилось. Вспомни мальчика, наследника Амарха, - думаешь, он сам отравился? Новый царь - новые законы, а в случае с Алекосом это значит, что никаких законов больше нет. Он крутит ими как хочет.
– Пока ты жива, иантийцы ему не покорятся, это точно. Он тоже должен это понимать. Он будет искать тебя.
– Пусть ищет. Я теперь вижу зорко и далеко. Пускай его собаки лезут в горы. Мы их передушим.
– Нам еще хотя бы полсотни человек!
– вздохнул Пеликен.
– А сейчас кто будет душить?
– Скоро люди будут, - пообещала Евгения.
– Те, кто не захочет жить под пятой завоевателей, придут сюда. Это будет очень скоро. Выставь людей у перевала и скажи Сэльху, чтоб его товарищи проводили сюда тех иантийцев, что захотят к нам присоединиться.
– Ты все же не зови слишком много людей. Им здесь негде разместиться, да и все звери окрест разбегутся, пищи не хватит для большого отряда.
Он заставил Евгению улыбнуться.
– Ты думаешь, я способна кого-то позвать?
– Ты же позвала меня сейчас! Будто кто-то изнутри постучал по черепу, и твой голос сказал: "Иди ко мне". Это можно использовать. Если другие тоже слышат тебя, то ты сможешь координировать наши действия. Ты сама сказала, что видишь далеко, - будешь смотреть, где враги, и указывать нам что делать.
Она рассмеялась было, но смех перешел в протяжный стон.
– Ох, Пеликен... Почему я не умерла? Как могу я жить, когда он мертв? Каждый мой вздох, каждое слово - словно еще одна доска в его гроб. И впереди - пустота.
– У меня тоже, - сказал он.
– Но у меня все же есть ты. Если б не это, я бы пошел сейчас и кинулся в пропасть.
Они обнялись, как два старых друга после разлуки, растерявшие остальных.
– Позови людей, - шепнула она.
– Позови ты. Пусть они поймут сразу, что ты можешь.
И она позвала. Они подходили: суровые воины, восхищенные и испуганные слуги, каждый из которых услышал, как ясный голос олуди сказал совсем близко: "Подойди ко мне!" Эвра, набиравшая воду в ручье, прибежала прямо с деревянным ведерком, в котором перекатывалась на дне кружка.
– Наш царь умер, - сказала Евгения. Она говорила тихо, так что все замерли, чтобы слышать.
– Алекос убил его своей рукой. Вы все стали свидетелями того, как я прокляла его. Не только за убийство - цари имеют право решать свою судьбу в поединке, - но за то, что он погубил тысячи жизней и разрушил все, что мы вместе создавали много лет. Теперь на нашей земле нет закона. Чужие солдаты разрушат наши города, разграбят дома, ваши женщины родят детей от врагов, а ваши дети станут рабами. Если бы я могла отдать свою жизнь, чтобы оградить от этого, то отдала бы. Но царь велел мне остаться в живых, и я исполню его последний приказ. Сейчас нас мало, но те, кто не смирился, придут сюда. Моя сила велика как никогда. Я доказала это своим проклятьем. Оно достигнет Алекоса. Не знаю, насколько оно сможет ему повредить, он ведь тоже олуди. Но одно я знаю точно: он пошлет своих людей, чтобы схватить меня, и мы сможем убить их. Он будет посылать снова и снова, и никто из этих чужаков не выйдет из наших гор. В конце концов он сам придет за мной, и вот тогда...
Она осеклась. Она не знала этих слов, пока не произнесла их. Люди внимали ей, затаив дыхание. Двадцать пар глаз впились в ее глаза, в ее губы, и она решительно закончила:
– И тогда я убью его, чего бы мне это ни стоило. А до тех пор никому не будет пощады!
Они закричали, побросали вверх шапки. Боевой клич Халена разнесся над горами. Эвра гремела своим ведром с кружкой, и из леса с возмущенными криками поднимались птицы.
– Мы сделаем все, что прикажешь!
– сказал Ильро, и остальные громко поддержали его.
– С тобой мы не умрем и уложим много врагов. Зови еще людей. Покажем этим шедизцам, этим дикарям с юга, как стойко умеют держаться настоящие иантийцы!