Мир Под лунами. Конец прошлого
Шрифт:
– Я хотел сначала посоветоваться с вами, государь. Я уже пытался ее поймать. Положил много людей. Перебил немало ее слуг. Поскольку шансов выжить у нее тогда почти не было, то я не стал описывать вам нашу встречу. Она очень сильна. Это олуди! Она умеет отводить глаза и напускать черный страх, что гонит врагов прочь, она говорит так, что ты слышишь ее в своей голове, а от ее взгляда можно ослепнуть. Если б не ваше имя и не мой топор, я тогда не выстоял бы против нее.
Он осекся: царь его не слушал. Он утонул в своем кресле с отсутствующим видом, крутя в пальцах
Очнувшись от задумчивости, Алекос вскочил и обвел вельмож знакомым энергичным взглядом.
– Да, она жива и находится в горах. Так ты говоришь, Кафур, что не можешь ее взять?
Тот побагровел, сердито крякнул. Признался:
– Увольте меня, государь. Я уже пытался и едва не поплатился рассудком за это.
– Может быть, кто-то из вас, господа, возьмется за это?
– спросил царь, поворачиваясь к Гарли и Нурмали.
Гарли с готовностью вскочил.
– Прикажете выезжать сегодня?
Он снова ненадолго задумался, меряя их взглядом, будто сомневался в чем-то.
– Вы поедете все трое. Если уж Кафур не смог ее победить, может, справитесь вместе. Отправляйтесь в иантийские горы и привезите мне олуди Евгению. Моя сила будет с вами и поможет вам взять ее.
Нурмали, задумчиво жевавший ус, медленно поднялся.
– Позвольте мне сказать, государь. Кафур не видел олуди Евгению до того дня, когда поднял против нее оружие. Посмотрите на него - в тот день он постарел на десять лет. А я - я провел рядом с госпожой Евгенией несколько недель. Это было черное время для меня. Каждый день я ждал смерти от руки Процеро. Олуди дала мне надежду. Она предрекла, что я умру, служа другому царю, - Нурмали встретился взглядом с Алекосом.
– Я не смогу поднять на нее руку.
Алекос с трудом подавил гнев. Благородство его подданных все чаще выводило его из себя. Они смогли почти без подсказок избавиться от матакрусского царевича, но открыто пасовали перед женщиной!
– Ваша олуди глупа и труслива. Будь иначе, она давно пришла бы ко мне, как равная. Она все еще царица своей страны и все еще обладает волшебной силой. Так ответьте, почему она сидит в горах вместо того, чтобы сражаться со мной?
Они промолчали. Лица Нурмали и Кафура были просто несчастными, и только Гарли молодецки ухмылялся, всем видом давая понять, что уж он-то выполнит любой приказ с удовольствием. Алекос повторил:
– Отправляйтесь в Ианту и привезите мне царицу - живую и по возможности здоровую. Я хочу сам посмотреть на нее. Может быть, я не стану ее казнить. Если она не так глупа, как кажется, то поймет, что лучше служить мне. Будет кому исполнять храмовые обряды.
Нурмали явно не был с этим согласен, но смолчал, поклонился. Только отойдя за несколько кварталов от Дома приемов, он решился открыть рот:
– Какой дух дернул тебя вспоминать о царице, Кафур? У меня в Этаке дел невпроворот, я собирался завтра в обратный путь, а теперь придется спешить
– А что я должен был сделать?
– огрызнулся Кафур.
– Вы не были со мной в тех горах и не видели ее. Разъяренная олуди хуже злой колдуньи. Ее нельзя там оставлять, так мы никогда не успокоим иантийцев.
– Подумаешь, женщина!
– хохотнул Гарли.
– Она хоть красивая?
– Не знаю, не обратил внимания. Но злая и очень опасная. Это не женщина! Увидишь ее, поймешь...
Со времен осады Камалонда им не приходилось выступать в одном походе втроем. Алекос дал им сотню отборных шедизцев из тех, что не бывали в Ианте и не боялись иантийской олуди. Нурмали по совету Кафура выбрал десяток самых отчаянных в особую группу.
– Мои люди задрожали и отступили перед нею, - сказал Кафур.
– Так что лучше заранее отобрать тех, которые не боятся ни смерти, ни греха.
И вот снова дорога стелется под копытами их коней. Перейден мост, и отряд повернул на юг. Кафур за время правления в Ианте успел отяжелеть и с завистью посматривал на встречные экипажи. Но он сам настоял, чтобы экспедиция была организована в старых традициях - никаких послаблений ни солдатам, ни офицерам. Нурмали и Гарли первое время посмеивались над ним, однако чем ближе подходили к Дафару, тем становились серьезнее.
Многие населенные пункты вдоль дороги так и не были восстановлены: провожали их черными провалами окон, покосившимися заборами. И все же весна пришла и сюда, увила зеленью старые каменные стены, оживила фруктовые деревья. Местные жители не обращали на посланников царя Алекоса внимания. Они привыкли, что по дорогам ежедневно перемещаются то военные патрули, то целые полки, переводимые из одного гарнизона в другой. Площадки для отдыха войск содержались в полном порядке, как и при Фарадах, и по-прежнему многочисленны были трактиры и постоялые дворы у дорог, так что начальникам похода не пришлось ночевать в открытом поле.
Пришел день, когда дорога привела их к Дафару. Знатных иантийцев здесь не осталось - полегли в памятной битве или ушли на запад. Но город был все таким же шумным и пыльным, все так же спешили на рынок крестьяне, работали мастерские, а сбежавшие с уроков школьники играли на узких улицах. Губернатор Корсали, тот самый, что был когда-то послом Шедиза в Киаре, встретил командиров у городских ворот и проводил к своему дому. Жена его была иантийка, из тех женщин, кому интересы мужа дороже чаяний своего народа. Она радушно приняла гостей, накрыла стол и распорядилась насчет бани.
– Какие вести с гор?
– спросил Нурмали, когда хлопоты были окончены и все расположились за ранним ужином на крыше.
Корсали поставил на стол еще один кувшин с пивом.
– Ничего нового. Фермеры с предгорий рассказывают сказки, будто бы царица по ночам спускается с гор и скитается, зовя мужа. Но это уже народный фольклор, который к реальности не имеет никакого отношения. После того случая с охотниками-шедизцами, две недели назад, ничего больше не происходило.
– Скажи про коня, - вполголоса напомнила супруга.