Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке
Шрифт:
Спускаясь в темноте с крыши, я ощущал беспомощность и неспособность понять, что же эти бесшабашные парни наделали. Я лишился ценного оборудования и чуть не погиб. Моя невеста, родители, сестра и друзья могли никогда больше меня не увидеть. Мои колени были исцарапаны о планшир, о который меня били волны. Все это случилось из-за того, что трое молодых парней проявили неосмотрительность, вели каноэ слишком быстро несмотря на высокие волны, не обратили внимания на воду, заливавшую каноэ, не сбросили скорость несмотря на неоднократные просьбы, уплыли прочь с двумя из трех спасательных кругов и даже не подумали извиниться и выразить хоть малейшее сожаление в связи с горем и потерями, случившимися из-за них. Они и не подумали о том, что чуть не убили всех нас. Что за подонки!
Погруженный в эти мысли, я столкнулся на первом этаже здания с каким-то человеком, разговорился с ним и рассказал ему, зачем я поднимался на крышу и что случилось
Его подход поразил меня. Значит, я все-таки не был совсем беззащитен. Мою жизнь подвергла опасности не только безответственная команда. Я сам выбрал это каноэ, никто меня не заставлял. В конечном счете ответственность за несчастный случай со мной нес я сам. В моих силах было воспрепятствовать тому, что со мной случилось. Вместо того чтобы задаваться вопросом, почему команда вела себя так глупо, мне следовало спросить себя, почему я оказался так глуп. Человек, который предпочел дождаться более надежного судна, проявил типичную новогвинейскую конструктивную паранойю и тем самым избежал потерь и возможной гибели. Мне тоже следовало не забывать о конструктивной паранойе; теперь уж я всю жизнь буду так поступать.
Просто ветка в земле
Самый недавний из трех эпизодов, описанных в этой главе, произошел через много лет после того происшествия с каноэ, которое убедило меня в пользе конструктивной паранойи. На низменностях Новой Гвинеи имеется много изолированных горных кряжей, представляющих интерес для биологов, поскольку они напоминают популяционные “острова” горных видов в окружении “моря” животного и растительного мира низин. Вершинные части таких кряжей по большей части необитаемы. Существуют два возможных способа добраться до этих высот, чтобы изучать птиц, животных и растения. Один из них — высадиться с вертолета прямо в нужном месте, однако на Новой Гвинее нанять вертолет нелегко, и еще труднее — найти площадку для приземления в покрытых лесом горах. Другой путь — найти деревню, достаточно близкую к горе, куда можно доставить оборудование самолетом, вертолетом или лодкой, а потом из деревни совершать восхождения. Переходы по этой пересеченной местности настолько трудны, что перенести груз в горный лагерь, удаленный от деревни больше чем на пять миль, совершенно нереально. Другая проблема заключается в том, что для многих изолированных пиков не существует карт, показывающих расположение ближайших деревень; получить необходимую географическую информацию можно, только совершив разведывательный полет.
Один из горных кряжей особенно интересовал меня: он был весьма уединенным, но при этом не особенно высоким. Поэтому в конце одного из моих путешествий по Новой Гвинее, начав планировать исследования будущего года, я нанял маленький самолет, чтобы разведать местность вдоль всей длины кряжа и обнаружить самый высокий пик. В любом направлении от пика на расстоянии по крайней мере 25 миль не было ни одной деревни, в лесу не было видно расчисток под огороды и вообще каких-либо признаков присутствия человека. Добраться до пика из какой-либо деревни было совершенно невозможно; вместо этого требовалось использовать вертолет, а это, в свою очередь, означало необходимость найти естественную прогалину, где вертолет мог бы сесть. (Некоторые вертолеты могут зависать над кронами деревьев и спускать пассажиров и груз с помощью лебедки на землю сквозь листву, но для этого нужны специальные вертолеты и обученный экипаж.) Хотя первое впечатление от новогвинейских лесов с воздуха — что это нетронутое море зеленых крон деревьев, здесь все-таки встречаются естественные поляны на месте оползней, вызванных землетрясением, болота, безлесные берега рек или озер, высохшие пруды или спящие грязевые вулканы. Во время разведывательного полета я, к своему удовольствию, обнаружил огромный оползень примерно в двух с половиной милях от пика и на несколько тысяч футов ниже его. Это было слишком далеко, чтобы, разбив лагерь на оползне, ежедневно подниматься на пик и наблюдать там за птицами. Придется доставить вертолетом груз в лагерь на оползень, а потом расчистить тропу и самим перенести вещи во второй лагерь в лесу рядом с пиком; это будет нелегкая работа, однако выполнимая.
Хотя вопрос с посадочной площадкой для вертолета, был потенциально решен, оставалась проблема получения разрешения и помощи от местных жителей. Только как это сделать, когда нигде поблизости от пика нет признаков присутствия человека? С кем я должен буду связаться? Я знал, что в предгорьях к востоку от пика живут кочевники. Имелись сообщения (хотя более или менее определенная информация отсутствовала) и о том, что их соплеменников видели в западных предгорьях. С самолета я не заметил никаких следов их пребывания поблизости. Я также по опыту знал, что кочевники держатся предгорий, где растут саговые пальмы, из ствола которых добывают крахмал — сырье для изготовления саго, составляющего основу их рациона. Ближе к вершинам отсутствие пищевых ресурсов не позволяло существовать постоянному населению. В лучшем случае кочевники могут периодически совершать охотничьи вылазки выше ареала распространения саговой пальмы, но мне приходилось бывать в нескольких горных районах, где они не делают даже этого и где животные кажутся почти ручными, потому что они никогда не встречали человека и на них никогда не охотились.
Отсутствие кочевников поблизости от облюбованного мной пика имело два следствия. Во-первых, это означало, что не у кого спрашивать разрешения, чтобы подняться на нее. Во-вторых, для своих полевых исследований на Новой Гвинее я нуждался в местных жителях, которые разбивают лагерь, расчищают тропы и помогают мне находить и определять птиц, — а никаких местных жителей поблизости не было. Допустим, вторую проблему я мог решить, просто пригласив сюда знакомых новогвинейцев из другой части страны. Оставалась единственная, но огромная проблема: отсутствие разрешения.
На Новой Гвинее на каждый клочок земли претендует какая-нибудь группа, даже если она там никогда не бывает. На пересечение границы чьей-то земли без разрешения налагается абсолютный запрет. Если вас поймают на чужой территории, то, возможно, ограбят, убьют и/или изнасилуют. Я несколько раз попадал в неприятные ситуации, когда просил разрешения на проход у ближайших соседей, утверждавших, что именно они владеют землей, которую я хотел посетить, и получал это разрешение, а потом обнаруживалось, что какая-то другая группа людей считает территорию своей и возмущена моим появлением без их разрешения.
В данном случае опасность усиливало еще и то обстоятельство, что я собирался не только сам подняться на гору, чтобы провести исследования, но и привезти с собой нескольких человек из другой части Новой Гвинеи. Это еще больше разозлило бы местных жителей: пришельцы-новогвинейцы, в отличие от меня, могли быть заподозрены в том, что намерены украсть женщин и свиней, а то и поселиться на чужих землях.
Что мне делать, если после того, как вертолет доставит меня на оползень и на три недели улетит, я повстречаю кочевников? Вертолету придется сделать несколько рейсов, чтобы доставить на место необходимые припасы и меня с моими сотрудниками, и таким образом вся округа узнает о нашем присутствии. Дело усугублялось еще и тем, что кочевники в этих местах могли быть “еще неоткрытыми”, то есть они никогда еще не встречали белого человека, ни миссионера, ни представителя власти. Первый контакт с “неоткрытыми” племенами может оказаться очень опасным. Ни одна сторона не будет знать, чего хочет или что сделает другая. Практически невозможно сообщить о своих мирных намерениях людям, с которыми раньше не встречался и языка которых не знаешь, даже если они станут ждать достаточно долго, чтобы позволить тебе объясниться. Есть риск, что ждать они не станут; они могут быть испуганы, разозлены, впасть в панику, так что немедленно начнут стрелять из луков. Так что же мне делать, если меня найдут кочевники?
После разведывательного полета я вернулся в Соединенные Штаты и стал планировать экспедицию следующего года: высадку с вертолета на оползень и обследование пика. Практически каждую ночь, засыпая, я проворачивал в уме сценарии того, что буду делать, встретившись в лесу с кочевниками. Один вариант заключался в том, что я уселся бы, поднял руки, показывая, что не вооружен и не опасен, выдавил улыбку, вытащил из рюкзака шоколадку, откусил от нее, чтобы продемонстрировать, что она не отравлена и съедобна, и предложил остатки шоколадки им. Однако они могут быть уже в ярости или впасть в панику, увидев, что я роюсь в рюкзаке, как будто собираюсь вытащить оружие... Или я могу начать подражать крикам местных птиц, чтобы показать, что прибыл только для того, чтобы этих птиц изучать. Такие приемы часто помогают развеять настороженность новогвинейцев. Но они могут просто счесть меня сумасшедшим или предположить, что я прибегаю к какой-то птичьей магии. Если же я буду в обществе привезенных из других мест туземцев и мы повстречаем одинокого кочевника, может быть, нам удастся уговорить его побыть в нашем лагере; я подружился бы с ним, начал изучать его язык, и нам удалось бы добиться, чтобы он не созывал своих соплеменников, пока мы не закончим работу, не соберем свои вещи и не улетим на вертолете. Только... как нам удастся заставить перепуганного кочевника остаться на несколько недель в нашем лагере вместе с нами — нарушителями границы?