Мир Приключений 1965 г. №11
Шрифт:
Когда я вернулся на камбуз, кок сказал печально:
— Так они каждый раз убивают бедных людей.
Я не поверил в искренность его слов: он показался мне тогда не только трусом, но и лицемером, хотя эти качества очень тесно связаны — трус никогда не бывает откровенным, если его к этому не принудить.
Минут через двадцать после гибели джонки с кормы донесся голос Розового Ганса.
— Эй, юнга Дикобраз, бегом к капитану!
Я хотел идти на вызов, но кок остановил меня в дверях испуганным возгласом:
— Ты посмотри! Сейчас он совсем пропади!
Я увидел
Все это случилось так неожиданно, так ошеломило пиратов, привыкших к строжайшей дисциплине, что Жак воспользовался их замешательством, в несколько прыжков очутился на баке и спрятался за щитом пушки. Один из подручных боцмана бросился было за Жаком, но тут же щелкнул выстрел, и он, пригнувшись, побежал под прикрытие фок-мачты.
Я видел, как многие, прячась за мачты, шлюпки, поглядывали в сторону бака, качали головами, перешептываясь друг с другом. На их лицах был суеверный ужас.
На мостике ударили боевую тревогу. Но матросы лишь вяло перебегали от укрытия к укрытию. Из кубрика, где находилось большинство команды, показалось несколько человек; Жак дал автоматную очередь над их головами, “смельчаки” скрылись и больше не показывались. Каждый понимал, что человеку, убившему боцмана, терять нечего.
С мостика раздался громкий голос. Капитан или кто-то из его помощников кричал в мегафон, видимо стараясь уговорить Жака сдаться.
Жак выслушал и дал в ответ короткую автоматную очередь, которая красноречивее слов говорила о его намерениях. Он понимал, что судьба его решена. У него оставалась единственная надежда, что вот-вот взорвется мина и тогда в панике появятся хоть какие-то шансы на спасение.
А мина все медлила.
Кок втолкнул меня в камбуз, а сам остался за дверью. Я услышал топот ног, отрывистые голоса, несколько выстрелов из пистолета, резанула автоматная очередь. Все эти звуки покрыл орудийный выстрел, треск падающей мачты и рвущихся снастей.
В камбуз влетел кок, а за ним Розовый Ганс. Увидав меня, Розовый Ганс сказал срывающимся голосом:
— Он с ума сошел, фугасным снарядом срубил мачту! Слышишь? Дал очередь из автомата. (По стальной стенке камбуза стучали пули.) Теперь к нему не подойти.
— Он защищается, его хотели убить! — сказал я.
— Об убийстве не было и речи. Боцман ему и еще десятку таких же бандитов приказал идти на ют, что-то там сделать. Те пошли, а этот отказался выполнить приказ. Ну, Тони и хотел ему вправить мозги. А он откуда-то достал “вальтер”, наверное, стащил на берегу. Этот негодяй мог бы припрятать и мину, если бы умел обращаться с ней.
Розовый Ганс разразился страшной руганью в адрес Жака, а затем продолжал:
— Теперь я ему не завидую. — Выглянув из камбуза, он тотчас же спрятал голову под защиту стальной стенки. —
Дверь камбуза распахнулась, и к нам вошел Ласковый Питер с пистолетом в руке. Он набросился на Розового Ганса:
— Ты почему здесь околачиваешься? Что тебе было приказано, мерзавец?
— Я еле нашел его, — стал врать Розовый Ганс, кивнув в мою сторону. — Тут у них одна лавочка. — Он схватил меня за руку. — Пошли, буду я еще из-за тебя получать неприятности.
— Оставь. Я поговорю с ним здесь. — Ласковый Питер взял меня под руку. — Вот что, Фома, мой мальчик. Запомни крепко. На этот раз ты или подчинишься мне, или тебя ждет участь У Сина. Нож с тобой?
— Нет.
— Врешь! — Он ощупал карманы. — Странно, не соврал. Вот что. Я говорил о тебе с капитаном. Капитан согласен отправить тебя на родину на свой счет и выдать еще тысячу долларов — на пятьсот больше, чем ты стоишь. Но я шучу, ты стоишь гораздо больше. И все это за небольшую услугу. Ты храбрый парень. Тебе это ничего не будет стоить.
Я слушал его, вначале ничего не понимая. Он вытащил из кармана небольшой нож в желтых кожаных ножнах, отделанных медью.
— Возьми вот. Спрячь. Это настоящая финка. Потом можешь взять себе на память. Ты сейчас пойдешь туда. Сейчас же! Он тебя не тронет. Не бойся. Сделаешь вид, что заодно с ним, и, выбрав момент, всадишь финку ему между лопаток. В этом твое спасение и спасение всего корабля. Он сумасшедший. Не жалей его. Пожалей себя. Только себя. Ты слушаешь меня? Он уже убил десять человек. Его песенка спета. К нему боятся подойти эти несчастные трусы. Прирезав его, ты окажешь неоценимую услугу всей команде и этому безумцу.
Я ни минуты не сомневался в том, что должен буду сделать, а потому взял финку и сунул ее в карман.
Все это время кок молчал, искоса поглядывая на нас. Теперь же он спросил меня по-русски:
— Ты хочешь его убивать?
— Нет, — ответил я, зная, что Ласковый Питер не знает ни слова по-русски.
— Тогда ты хочешь помирать?
— Нет, не хочу.
— Тогда моя голова ничего не понимает. Лучше тебе не надо ходить. — Он сокрушенно покачал головой, не обращая внимания, что из духовки потянуло гарью.
Я попрощался с ним и попросил не показываться на палубе.
Ласковый Питер сказал:
— Кок напуган до смерти. Но ты наконец-то взялся за ум. Я предвидел это, сохранив тебе жизнь. Торопись, мой мальчик, помни, что ты идешь спасать и себя, и еще многих достойных людей.
Когда я вышел на палубу, Жак стрелял из автомата одиночными выстрелами, но, увидев меня, прекратил огонь. Фок-мачта, срезанная на высоте полутора метров от палубы, навалилась на грот, готовая рухнуть за борт, но ее не пускала оснастка и еще умелая рука рулевого. “Лолита” шла малым ходом, и рулевой держал ее поперек пологой волны, не давая особенно раскачиваться из стороны в сторону.