Мир приключений 1976 г.
Шрифт:
— Не трогай! Стряхни ее. Не тро…
Но было слишком поздно. Гарви снял клубнику с крючка и любовался ею.
— Ай! — вдруг вскрикнул он, потому что его пальцы закололо так, будто он схватился за куст крапивы.
— Теперь ты знаешь, что такое клубничное дно. Отец говорит, что голыми руками нельзя брать ничего, кроме рыбы. Стряхни эту гадость и наживляй, Гарви. Слезами горю не поможешь. За рыбу тебе платят.
Гарви улыбнулся, вспомнив о своих десяти с половиной долларах в месяц и подумал: что сказала бы мать, увидев, как он свесился с рыбачьей лодки посреди океана? Ею овладевал смертельный ужас, когда он отправлялся на Саранакское озеро. Тут он, кстати, отчетливо вспомнил, как он смеялся над ее страхами. Вдруг леска рванулась
— Здоровенная рыбина. Отпускай леску по натягу! — крикнул Дэн. — Я сейчас помогу.
— Нет, не надо, — остановил его Гарви, вцепившись в леску. — Это моя первая рыба. Это… это кит?
— Палтус, наверно. — Дэн вглядывался в воду и на всякий случай держал наготове большую колотушку. Сквозь зелень проглядывало что-то белое, овальной формы. — Готов заложить деньги и долю, что он весит больше сотни фунтов. Тебе все еще хочется вытащить его самому?
Костяшки пальцев у Гарви кровоточили оттого, что он ударялся ими о дно лодки, от возбуждения и натуги его лицо стало пунцово-красным, с него капал пот, солнечные блики вокруг бежавшей лески слепили ему глаза. Мальчики измучились гораздо раньше палтуса, который еще целых двадцать минут не давал покоя ни им, ни лодке. Но наконец им удалось оглушить и втащить его в лодку.
— Везет новичкам, — сказал Дэн, вытирая со лба пот. — Он фунтов на сто будет.
Гарви молча с гордостью глядел на громадное серое в крапинках существо. Ему не раз доводилось видеть палтуса на мраморных досках на берегу, но как-то не случалось поинтересоваться, как они сюда попадают. Теперь осознал: каждый дюйм его тела ломило от усталости.
— Мой отец знает все приметы, читает их как по книге, — сказал Дэн, выбирая леску. — Рыба все мельчает, и твой палтус будет, наверно, самый крупный за сезон. А вчера ты заметил — рыба была крупная, но ни одного палтуса? Это неспроста, и отец в этом разберется. На Отмелях, говорит отец, у всего есть свои приметы, только в них надо уметь разбираться. Очень толковый у меня отец.
Он еще не закончил говорить, как с борта «Мы здесь» послышался пистолетный выстрел и на мачте взвился флажок.
— Ну, что я говорил? Это сигнал для всех наших. Отец что-то задумал, иначе он не стал бы прерывать промысел в самый разгар. Полезай вперед, Гарв, мы погребем к шхуне.
Они находились с наветренной стороны от шхуны и уже было пошли к ней по спокойной глади, как с расстояния в полмили до них донеслись чьи-то стенания. Это был Пенн, лодка которого вертелась на одном месте, как огромный водяной жук. Маленький пенсильванец изо всех сил подавался то вперед, то назад, но всякий раз его лодка разворачивалась носом к державшему ее канату.
— Придется ему помочь, не то он застрянет здесь навечно, — сказал Дэн.
— А что случилось? — спросил Гарви. Он попал в новый для себя мир, где он не мог никем командовать, а мог лишь скромно задавать вопросы. Да и океан был ужасающе огромным и спокойным.
— Якорь запутался. Пенн всегда их теряет. В этот раз уже два потерял, да еще на песчаном дне. А отец сказал, что если потеряет еще один, то получит булыжник. Пенн этого не перенесет.
— А что такое «булыжник»? — спросил Гарви, вообразивший, что речь идет о какой-нибудь изощренной морской пытке вроде тех, что описываются в книжках.
— Вместо якоря кусок камня. Его издалека видно на носу лодки, и всем сразу ясно, в чем дело. Ну и потешаться над ним будут. Пенн этого не вынесет, все равно что собака, если ей привязать к хвосту кружку. Уж очень он чувствительный… Хэлло, Пенн! Опять застрял? Перестань дергаться. Перейди на нос, потяни канат вверх и вниз!
— Он ни с места, — пожаловался запыхавшийся коротышка. — Не подается ни на дюйм. Право, я все испробовал.
— А что это за кутерьма на носу? — спросил Дэн, показывая на дикую путаницу из запасных весел и канатов, соединенных неопытной рукой.
— А, это… —
Дэн перегнулся через борт, чтобы скрыть улыбку, дернул несколько раз за канат, и — вот так штука! — якорь тут же поднялся.
— Вытаскивай, Пенн, — сказал он со смехом, — не то он снова застрянет.
Они отплыли от Пенна, а тот стал рассматривать увешанные водорослями лапы маленького якоря своими трогательными большими голубыми глазами и без конца благодарил мальчиков за помощь.
— Да, слушай, пока я не забыл, Гарв, — сказал Дэн, когда они отплыли настолько, что Пенн не мог их услышать. — Пенн просто чудной и совсем не опасный. Просто у него с головой не в порядке. Понимаешь?
— Это действительно так или это придумал твой отец? — спросил Гарви, нагибаясь к своим веслам. Ему показалось, что он уже легче с ними справляется.
— На сей раз отец не ошибся. Пенн в самом деле тронутый. Нет, это не совсем так. Вот как это произошло — ты хорошо гребешь, Гарви, — и ты должен об этом знать. Когда-то он был моравским проповедником. И его звали Джэкоб Боллер, так говорит отец. И он с женой и четырьмя детьми жил где-то в штате Пенсильвания. Так вот, они всей семьей однажды поехали на встречу моравских братьев и всего на одну ночь становились в Джонстауне. Ты слышал о Джонстауне?
Гарви задумался.
— Да, слышал. Но не помню, в связи с чем. Помню этот город и еще Эштабула.
— Потому что в обоих произошли несчастья, Гарв. Вот в ту самую ночь, что они ночевали в гостинице, Джонстаун снесло начисто. Прорвало плотину, началось наводнение, дома понесло по воде, они сталкивались и тонули. Я видел картинки- это ужас какой-то! И вся семья Пенна утонула у него на глазах, и он даже не успел опомниться. С тех пор он и помешался. Он знает, что в Джонстауне что-то случилось, но не понимает, что именно. И вот он все ходил с места на место и улыбался и ничего не помнил. Он и сейчас не знает, кто он такой и кем он был. Как-то он случайно встретился с дядей Солтерсом, который навещал наших родственников с материнской стороны в городе Алфэни-сити в Пенсильвании. Дядя Солтерс наезжает туда зимой. И вот дядя Солтерс… он вроде усыновил Пенна, хоть знал, что с ним случилось; он отвез его на восток и дал ему работу на своей ферме.
— Верно, я слышал, как он назвал Пенна фермером, когда их лодки столкнулись. Твой дядюшка Солтерс фермер?
— Фермер! — воскликнул Дэн. — Во всем океане воды не хватит, чтобы смыть землю с его башмаков. Да, он вечный фермер. Слушай, Гарв, я видел, как этот человек берет перед заходом солнца ведро и начинает обмывать кран питьевого бачка так, будто это коровье вымя. Вот какой он фермер. В общем, они с Пенном управлялись на ферме где-то возле Эксетера. Прошлой весной дядя Солтерс продал ее какому-то типу из Бостона, который задумал построить там виллу, и получил за нее кучу денег. Так оба эти ненормальные и жили, пока однажды религиозная община Пенна, эти моравские братья, не узнали, где он дрейфует, и не написали дяде Солтерсу. Не знаю, что они ему написали, но дядя Солтерс рассвирепел. Он им наврал, что он баптист, и сказал, что не собирается отдавать Пенна никаким моравцам ни в Пенсильвании, ни в другом месте. Потом он пришел к отцу, таща на буксире Пенна, — это было две рыбалки назад, — и сказал, что им с Пенном для поправки здоровья надо рыбачить. Он, наверно, думал, что моравцы не станут искать Джэкоба Боллера на Отмелях. Отец согласился, потому что дядя Солтерс раньше лет тридцать рыбачил время от времени, когда не занимался изобретением патентованных удобрений. И он купил четвертую долю «Мы здесь». А Пенну рыбалка так помогла, что отец стал всегда брать его с собой. Когда-нибудь, говорит отец, он вспомнит свою жену и детишек и Джонстаун, конечно, и тогда, наверно, умрет, говорит отец. Не вздумай говорить Пенну о Джонстауне и обо всем этом, не то дядя Солтерс выбросит тебя за борт.