Мир приключений 1976 г.

Гуляковский Евгений Яковлевич

— Оставьте это, — сказал Диско, хоть никто и не думал трогать эти предметы. — Я бы на борт и спички Эбишая не взял. Ко дну пошла. Похоже, что конопать выпадала у нее целую неделю, но никто и не подумал выкачать воду. Вот еще одно судно погибло оттого, что экипаж был пьян.

— И слава богу! — сказал Длинный Джек. — Если бы они были на плаву, нам бы пришлось брать их к себе.

— Я тоже об этом думаю, — произнес Том Плэтт.

— Погиб, погиб! — сказал кок, вращая глазами. — И унес с собой свое невезение…

— Надо порадовать других рыбаков, когда их увидим. А? Что? — сказал Мануэль. — Когда идешь по ветру, как он, а швы вскрываются… — Он лишь безнадежно развел руками.

Пенн сидел на крыше

рубки и рыдал от ужаса и жалости. До Гарви еще не дошло, что он видел смерть в открытом море, но чувствовал он себя очень скверно.

Дэн снова влез на мачту, и, прежде чем туман опять опустился на воду, Диско привел шхуну к тому месту, откуда были видны буйки их переметов.

— Видишь, как быстро все здесь случается, — только и сказал он Гарви. — Поразмысли над этим хорошенько, юноша. А всему виной спиртное.

После обеда волны улеглись, и можно было удить прямо с палубы. На сей раз Пенн и дядя Солтерс очень усердствовали. Улов был хороший, а рыба крупная.

— Эбишай и впрямь унес с собой неудачу, — сказал Солтерс.

— Ветер не переменился и не усилился. Как насчет перемета? Терпеть не могу предрассудков. — Том Плэтт требовал вытащить перемет и бросить якорь в другом месте. Но тут вмешался кок:

— Счастье переменчиво. Вот увидишь. Я-то знаю.

Эти слова так подзадорили Длинного Джека, что он уговорил Тома Плэтта отправиться с ним вместе и проверить перемет. Им предстояло втаскивать перемет на борт лодки, снимать рыбу, снова наживлять крючки и опять сбрасывать перемет в воду, что немного напоминает развешивание белья на веревке. Работа эта кропотливая и опасная, так как длинная, тяжелая леса может в мгновенье ока опрокинуть лодку. И у всех на борту шхуны отлегло от сердца, когда из тумана до них донеслась песня «А теперь к тебе, капитан». Тяжело груженная лодка скользнула к борту, и Том Плэтт крикнул, чтобы Мануэль вышел к ним на подмогу.

— Счастье и впрямь переменчиво, — сказал Длинный Джек, кидая вилами рыбу на палубу, в то время как Гарви дивился, как перегруженная лодка не пошла ко дну.

— Сначала шла одна мелочь. Том Плэтт хотел было отбуксировать перемет, но я сказал: «Я — за доктора, он видит насквозь». И тут пошла крупная рыба. Пошевеливайся, Мануэль, тащи бадью с наживкой. Сегодня нам повезет!

Рыба жадно бросалась на крючки, с которых только что сняли ее собратьев. Том Плэтт и Длинный Джек двигались взад и вперед по всей длине перемета, нос лодки оседал под тяжестью намокшей лесы с крючками. Рыбаки отряхивали с лесы «морские огурцы», которые они называли «тыквами», оглушали пойманную рыбу ударом о планшир, снова насаживали крючки и до сумерек нагружали рыбой лодку Мануэля.

— Не станем рисковать, — сказал затем Диско, — пока он не сел на дно. Шхуна Эбишая не погрузится еще неделю. Вытаскивайте лодки. Чистить рыбу будем после ужина.

Чистка удалась на славу: несколько китов-касаток приняли в ней участие. Работали все до девяти, а Диско тихо посмеивался, глядя, как Гарви бросает выпотрошенную рыбу в трюм.

— Слушай, ты так разошелся, что тебя не остановишь, — сказал Дэн, когда взрослые ушли в каюту, а мальчики принялись точить ножи. — И море сегодня разгулялось, а ты словно в рот воды набрал.

— Некогда было, — ответил Гарви, пробуя лезвие ножа, — А вообще-то шхуну кидает вовсю.

Маленькая шхуна так и плясала среди серебристых волн. Пятясь с притворным удивлением при виде натянутого каната, она вдруг прыгала на него, как котенок, и тогда вода с грохотом, подобным пушечному выстрелу, врывалась в клюзы. Покачивая головой, она словно говорила: «Жаль, но я больше не могу оставаться с тобой. Мне надо на север», — и отскакивала в сторону, застывала неожиданно и сокрушенно скрипела всеми снастями. «Так вот что я хотела сказать…» — начинала она с важным видом,

как пьяный, обращающийся к фонарному столбу, но не договаривала (естественно, что разговаривала она жестами, как немой), потому что вдруг начинала суетиться, будто щенок на поводке, или неловкая всадница на лошади, или курица с отрезанной головой, или корова, ужаленная слепнем. И все это зависело от капризных волн.

— Смотри-ка что выделывает! Прямо как в театре!

Шхуна повалилась набок, взметнув углегарем. «Что до меня… то… свобода или… смерть!» — как бы говорила она.

Оп-ля! Она с напыщенным видом присела на лунной дорожке с церемонным поклоном, но все испортил штурвал, вслух прокряхтевший что-то при этом.

— Совсем как живая! — громко рассмеялся Гарви.

— Она надежна, как дом, и суха, как тарань! — с восторгом сказал Дэн, которого волна протащила по палубе. — Она отбивает волны и говорит: «Не смейте ко мне приставать!» Смотри, ты только посмотри на нее! Эх, если бы ты надел одну из этих «зубочисток»… А как они с якоря снимаются на глубине в пять сажен…

— Что такое «зубочистка», Дэн?

— А это новые рыболовные суда. У них нос и корма как у яхты, и бушприт заостренный, а рубка величиной с наш трюм. Отец против них, потому что на них сильно качает и стоят они кучу денег. Отец хоть и большой знаток рыбы, но больно туг на новое, от времени отстает. А всяких приспособлений на них сколько!.. Ты когда-нибудь видел «Электор» из Глостера? Красотка, хоть и «зубочистка».

— А сколько они стоят, Дэн?

— Горы денег. Тысяч пятнадцать, наверно; может, больше. И золотая обшивка там есть, и все, что только захочешь. — А потом мечтательно добавил: — Я бы назвал ее «Хэтти С.»…

ГЛАВА V

То была первая из многочисленных бесед, во время которой Дэн рассказал Гарви, почему он перенес бы название своей лодки на судно своей мечты. Гарви уже многое знал о настоящей Хэтти из Глостера, даже видел локон ее волос — Дэн, считая обычные слова неподходящими, объяснил, что он отчекрыжил локон у нее зимой в школе, — и ее фотографию. Хэтти, девочка лет четырнадцати, терпеть не могла мальчишек, и всю ту зиму она топтала ногами сердце Дэна. Обо всем этом он под большим секретом рассказывал Гарви то на освещенной луной палубе, то в кромешной тьме, то в густом тумане, когда позади них стонало штурвальное колесо, а впереди вздымалась на беспокойных и шумных волнах палуба. Потом, когда мальчики стали знать друг друга получше, не обошлось и без драки, и они гонялись один за другим по всему судну, пока Пенн их не разнял и обещал не говорить ничего Диско. Ведь Диско считал, что драться во время вахты это еще хуже, чем заснуть. Гарви уступал Дэну в силе, но для его воспитания очень многое значило то, что он признал свое поражение и не пытался расквитаться с победителем недозволенными приемами.

Это произошло после того, как ему излечили несколько волдырей на руках в том месте, где мокрый свитер и дождевик вгрызались в тело. От соленой воды неприятно пощипывало, и когда волдыри созрели, Дэн вскрыл их бритвой отца и сказал, что теперь Гарви «чистокровный банкир», потому что болезненные болячки — признак касты, к которой тот принадлежит.

Поскольку Гарви был еще мальчиком и к тому же все время его заставляли работать, ему было не до размышлений. Он очень жалел свою мать и часто скучал по ней, а главное, хотел рассказать ей о своей новой жизни и как он к ней успешно привыкает. Но он предпочитал не задумываться над тем, как она перенесла известие о его предполагаемой гибели. Но однажды, когда он стоял на носовом трапе, подтрунивая над коком, который бранил их с Дэном за то, что они стащили жареные пончики, ему пришло в голову, насколько это лучше, чем выслушивать грубости от каких-то незнакомцев в курительном салоне пассажирского парохода.