Мир приключений 1980 г.
Шрифт:
— Что? — вырвалось у меня. — Он был у вас?
— Отец Фредерик успел мне все рассказать.
— Подлец! — не выдержал я. И майор не понял, что я имел в виду-лжеца Джонсона. Нет, не отца Фредерика, я ему не судья. — Вы разрешите мне одеться? — спросил я. — У вас есть ордер на мой арест?
— Вы арестованы без ордера, — усмехнулся майор. — Ввиду чрезвычайного положения. Вы расскажете, какие объекты города заминированы вами, или придется обыскивать дом?
— Я не знаю ни о какой операции «Треугольник».
Я попытался бровями приказать лакею, чтобы
— Дайте ключи от сейфа.
Он попал в точку. Планы операции хранились там. Ох, легкомыслие и доверчивость, которые могут стоить жизни.
— У меня нет ключей от сейфа.
— Ключи, — приказал майор.
Предательство порождает предательство, как лавина тянет за собой всё новые камни.
— Ключи у него в кармане пиджака, господин майор, — раздался голос от двери. Это был голос моего лакея, которого я кормил и поил десять лет. — Разрешите, достану?
Я стоял, парализованный новым предательством, глядя, как лакей подошел к — гардеробу, открыл его и протянул майору связку ключей.
— Проводите меня к сейфу, — сказал майор лакею.
Солдаты остались у дверей.
Я сделал шаг к гардеробу, чтобы одеться, но один из солдат рявкнул: «Назад!» — словно я был простым воришкой.
О подлость и одиночество…
ГОСПОДИН ДИРЕКТОР МАТУР
Я сидел на железной койке в тюрьме и чувствовал, что из меня вытащили кости. Меня жестоко толкали и ударяли солдаты, пока везли сюда, и я в любой момент ждал, что меня расстреляют. Я был разорен и обесчещен, я был унижен и раздавлен, дети мои будут нищими ходить по улицам, протягивая руку за подаянием, и моя жена, которую покинет мой любимый брат Саад, будет вынуждена выйти на панель… Как я докажу этим людям, что я не желал никому зла, что я хотел, чтобы все были довольны и добры друг к другу? Как мне доказать священную истину, что я в душе поэт и всю свою жизнь старался жить честно и достойно памяти моих родителей? Неужели я когда-либо осмелился бы поднять руку на человека, если бы не был в помрачении рассудка, насланного на меня злыми духами? Ведь я ничего не сделал: фабрика цела, сторож жив…
Вдруг меня настигло жуткое подозрение: они хотят оставить меня здесь на время землетрясения, потолок обрушится и заживо погребет под развалинами. Не в силах вынести ожидания смерти, которое страшнее самой смерти, я бросился к железной двери и начал молотить в нее, взывая к состраданию тюремщиков.
Тяжелые сапоги застучали по коридору. Я отпрянул от двери, она распахнулась, и солдаты втолкнули нового пленника. Это был князь Урао, его, видно, подняли с постели — он был в красном стеганом халате, подпоясанном поясом с кистями.
Появление князя столь удивило меня, что я забыл о надвигающемся бедствии. Мы наконец сравнялись в правах. Нет, я не злорадствовал, во мне проснулся философ. Где твоя спесь, князь Урао, который заставлял меня, бедного мальчишку, давать ему списывать контрольные работы и избивал в уборной миссионерской школы, если я осмеливался ему не подчиниться? Где твоя спесь, князь, который третировал меня, словно мальчика на побегушках, полагая, что я, гордый наследник брахманов, принимаю эти унижения как должное?..
Глаза князя привыкли к темноте. Он сидел на койке, словно проглотил длинный шест, и его птичья взлохмаченная голова медленно поворачивалась, как у грифа, попавшего в клетку.
— Ты здесь, Матур? — спросил он без всякого выражения.
— Да, князь, — сказал я. — Мы с вами здесь. И мы равны.
— Равны ли? — спросил князь. Он подумал немного и добавил: — Нет, мы с тобой не равны.
Я внутренне улыбнулся.
— Вас арестовали военные? Вы пытались помешать эвакуации?
— Какой эвакуации?
За решеткой светлело, и я разглядел, что у князя мутные, пьяные глаза, словно он не понимает, что происходит.
— Но ведь будет землетрясение?
— Я член высшей палаты парламента, — сообщил он мне доверительно. — Я пользуюсь парламентской неприкосновенностью.
— Вы сообщили об этом майору Тильви?
— Он жестоко поплатится.
В голове князя не было убежденности. Ничего не было, пустой голос человека, который смотрит на рушащийся вокруг мир и не осознает, что сам он — часть этого мира.
— Отец Фредерик умер, — сказал князь, запахиваясь потуже в халат: в камере было прохладно. — Мы скорбим об этом.
Я не понимал, к чему он это говорит. Ну, умер миссионер. Надо же было ему когда-нибудь умереть.
— Это наркотики? — спросил я. — Они перехватили груз?
Князь поманил меня пальцем. Я приблизился.
— Меня скоро освободят, — сказал он шепотом. — Но не смей доносить об этом. Меня все предали. Но ты не посмеешь.
— Я не намерен вас продавать, — сказал я. — Я всегда оставался вашим верным другом.
— Знаю, знаю, — отмахнулся князь и продолжал шепотом: — Мои люди сейчас спускаются с гор. Я уеду с Лами в Европу. У меня капиталы в Швейцарии. Мне больше нечего делать в этих диких горах. Лами ждет меня. Только тише, никому ни слова…
ЛИГОН БРИГАДИРУ ШОСВЕ СРОЧНО ИЗ ТАНГИ 7.40.
ПЕРВЫЕ ПАРТИИ ЭВАКУИРОВАННЫХ ДОСТИГЛИ МОШИ ЖДУ ВТОРУЮ КОЛОННУ МЕДИКАМЕНТЫ ВЕРТОЛЕТ ОБЕЩАННЫЙ ИЗ МЕТИЛИ ПРЕСЕЧЕНА ПОПЫТКА КНЯЗЯ УРАО ВЗОРВАТЬ ДОРОГУ К ТАНГИ МОСТ МЕХАНИЧЕСКИЕ МАСТЕРСКИЕ У ТАНГИ ЗАДЕРЖАНЫ ГРУЗОВИКИ С ГОРЦАМИ ПЛЕМЕНИ КХА ШЕДШИЕ В ГОРОД ПОДДЕРЖКУ КНЯЗЮ УРАО КНЯЗЬ УРАО АРЕСТОВАН
ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ
Староста пришел, когда уже взошло солнце. Он был в выцветшем армейском мундире с тремя медалями на груди. Махакассапа был недоволен его опозданием и что-то строго выговаривал здоровяку. Тот оправдывался. Потом Махакассапа сказал:
— У старосты свои счеты с Па Пуо. Вчера он не посмел спорить с капитаном Боро. Если они за ночь не ушли дальше.
На прощание я еще раз попросил Махакассапу после полудня покинуть дом. Тот только улыбнулся.