Мир приключений. 1973 г. выпуск 2
Шрифт:
Отданы положенные рапорта. Командир, как всегда, смотрит на свои золотые часы, подходит к перилам и обращается к матросам так, как никогда еще никто не обращался к ним:
— Товарищи! Дорогие соратники! Поздравляю вас с первой победой над врагами нашей родины!
Прошло несколько томительных секунд, прежде чем строй несколько вразнобой отозвался троекратным “ура”.
Симонов
СЕЗОН НЕСОСТОЯВШИХСЯ ВОСХОЖДЕНИИ
Аллах, аллах, взгляни на горы!
В самом деле.
Их головы от бед и горя
поседели.
Кезим Мечиев
Романов лежал ничком под хлопьями снега, мокрого, как вода, в струях воды, холодной, как снег. Давно уже — так представляется ему — силится он стряхнуть это навалившееся на него бессилие. Но из всех пяти чувств оставлен тебе один слух.
“…Так, значит… Джазовый перестук — камнепады. А это наползающее, угрожающе надвигающееся шипение — это уже лавина. И — ветер, не смолкающий на всем божьем свете ветер”.
Приходя на миг в себя, начал, как и каждый альпинист, с того, что провел рукой по веревке. Хоть здесь-то порядок! Хоть здесь… Грудная обвязка с узлом проводника на месте. Основная веревка зачалена от тебя на крюк. И крюк забит по головку в гранит Домбая. И их четверо. И заночевали они на полочке, чуть не доходя вершины. Под перемычкой от Буульгенской “пилы” к плечу Восточного Домбая.
Это он помнит. Но это же не всё! Это лишь фон. А что же дальше? Да, не дальше, а раньше. Что было? Вот этого-то и не знает. Силится — в который раз! — поймать, сложить, понять, и только зыбкие, только ускользающие, не попадающие в фокус кадры… Вот поползла ужом по стене веревка. Теперь всплеснулась волной. Юра Коротков подает знак. Он выше. У него заело, надо думать, веревку о выступ. И еще — дымки дыханий в морозном небе утра. Три дымка трех его партнеров по восхождению. Ниже — каждое отдельным столбиком. Выше — одним. Самих не видать. Дыхание видать. Стена разбросала их поврозь. Дыхание общее.
Да не в этом же дело, товарищи дорогие! Совсем нет! В том, чт случилось с ними, дело. Вот в чем…
И вновь подхватывают Бориса ощущения непонятной ночи. Подхватывает и тащит сквозь мрак, сквозь грохот движение, в котором сдвинулись с места и камни и горы. Впрочем, какое же это, к чертям, движение, если лично он не в силах приподнять хотя бы голову?
— Есть еще кто у нас? — Фу! Наконец-то смог овладеть собой. Но каждое слово врезается в грудь словно иглой.
— В самом деле. Что же все-таки было? — Еще один голос. Юры Короткова. Капитана их альпинистской команды на данное восхождение. Еще один, значит, тоже здесь. В агрегатном, так сказать, состоянии. А Ворожищев? И Кулинич? Улавливал же Борис шевеление с того края спальной полки, где они?
— Алло! Володяй! Юрик! Как вы там?
— Ни-че-го!
А что же это было? Нечего ответить тебе, капитан.
Лежу и думаю. Думаю и лежу. Вот и все!
И не впервой ведь мастеру спорта Романову вершины делать. Это для заезжего курортника все они на одно лицо. Для того, кто восходит на них, у каждой и лицо свое, и характер персональный.
Как у любого, кто испил хоть раз пресноватой воды ледников, жизнь Бориса Романова текла по двум руслам. Одно — это Москва, клятва Гиппократа, стерильные перчатки медика, вновь нарождающаяся дисциплина радиационной, космической медицины. Другое — всклокоченная грива горных рек, блистающий мир вершин. И пусть их резкий, грубый их голос ни в чем не схож со сладкогласным пением сирен, — он сильнее. Да и наши одиссеи в заскорузлых штормовках не залепляют воском ушей. Отвечают на зов.
Как и все, с “единицы-бе”, элементарной Софруджу, на которую косяками водят новичков, сотен по шесть за сезон, начинал и Борис. Иные под завязку сыты альпинизмом с первого восхождения. Для других оно лишь первый шажок.
Так и Романов двинул вдаль да ввысь по вершинам: от цейского пика Николаева (4100) к семитысячным пикам Ленина, Коммунизма, Хан-Тенгри (6995). А после вопим паши парни с аксельбантом капроновой веревки на плече повстречались и с зарубежными вершинами: от Тирольских Альп до Килиманджаро, Гималаев, Новой Зеландии, Кордильер. Лично он, Романов, наносит протокольный визит вежливости “Белой горе” — Монблану, делает шестерочные [38] стенные маршруты на Эгюи-де-Миди, иглу Эм. Это уже отвесы, сплошное лазанье, крючьевая работа, даже ногу некуда примостить, только на подвешенные твоей рукой стремена.
38
Высшая мера трудности по “Классификации вершин СССР”.
Словом, не впервой в горах. Тем непостижимее “это”…
Случилось “это” в Домбае. Где голубизна снежников врезана в эмаль неба, чистого, как глаза ребенка. Где нефрит глетчеров оправлен пестроцветием альпийских маков, крокусов, рододендронов: лед и цветы рядом. Создатели школы сравнительной оценки ландшафтов англичане [39] не поскупились бы на самые высокие баллы Домбаю. Отдавали же ему предпочтение перед своими Альпами либо Тиролем сами же иностранцы Фишер, Рипли, Даншит.
39
Типично английский ландшафт — 18 баллов, Гималаи на закате — 32.
Для советского альпинизма Домбай открывает лет с полета назад молодой алгебраист Борис Николаевич Делоне. [40] Но дальше не свелось к повторению пройденного. Когда были сделаны все подсказанные логикой, наименее рискованные пути к вершинам (по гребням), новые поколения избирают иные варианты: лет двадцать назад такие не мыслились хотя бы как “проблемные”, “гипотетические”. (“Кой черт по этим стенам полезет! Ведь это же отвесы!”)
Летопись отечественных путей сообщения донесла рассказ, как кинутая на карту августейшей дланью линейка соединила по идеально прямой Москву с Санкт-Петербургом. В горах подобная прямая в пространстве, от подножия до вершины, никогда не будет кратчайшим путем во времени, не говоря уж о той угрозе, что нависает на каждом сантиметре отвеса. Но так утверждало себя новое качество, класс “стенных восхождений” по прямой, по любой круче.
40
Б.Н.Делоне — ныне член-корреспондент Академии наук СССР, мастер советского альпинизма.
“А здравый смысл? — возразят непреклонные рационалисты. — Ради чего усложнять жизнь? Уверены, что никому и никогда не понадобится умение лазать по каким-то стенам, равно и — как их там — скалолазы! А в номенклатуре “нормальных” человеческих профессий имеются и верхолазы, и такелажники, наконец, пожарные с выдвижными лестницами. А ваших — хе-хе! — “скалозубов” держите при себе. Для настоящего дела они никогда не потребуются. Вещь в себе. Спорт для самих себя”.
“А что, уважаемые оппоненты, если они понадобились, и очень даже скоро? Спрос на стенолазов давно уже превышает возможности “поставки” их секциями альпинизма”.