Мир в латах (сборник)
Шрифт:
— Конечно, у Говорящих тоже есть Огненные Копья, меня учили их метать. Но Говорящие боятся связываться с Рыбаками.
Опасный разговор затеял Мун. Не поздоровится им, если кто-нибудь подслушивает!
— А правда, что Каменный Дом обогревают кострами?
— Да, осенью и зимой. В очагах, сложенных из камней. Можно всю ночь спать раздетыми.
Мун удивленно покачал головой. Сколько же надо дров! На острове всегда не хватало дерева, и дома в поселке не отапливались. Лишь в особо холодные ночи, когда вода становилась стеклянной, разрешали на ночь собирать детей в одной хижине и там разводили огонь. В
— Ты хороший, Хэнк, — растрогавшись, проговорил Мун. — Если позволишь, я буду твоим другом.
Хэнк принес кувшин и налил в чашки вина. Яркие звезды мерцали высоко над головой, и легкий ночной ветер шуршал вершинами елей. Костер приятно согревал спину и вообще в этой чудесной горной долине все было по-другому, не так, как внизу, между сырых скал и громадой Стены, уже закрывающей почти весь горизонт. Муну вдруг захотелось заплакать. Это новое незнакомое чувство едва не заставило его всхлипнуть, но он устыдился собственной слабости.
Хэнк словно угадал его мысли.
— Здесь хорошо, внизу нет таких звезд. Тиун тоже любил эту долину. Однажды он забрал свою семью и решил остаться тут жить. Говорящие велели ему вернуться, но он их не слушал. Тогда послали десять воинов во главе с начальником воинского лагеря Гримом. Произошла схватка. Ты знаешь, Тиун в племени был лучшим стрелком из лука, и они бы его не одолели. Грим убил Тиуна Огненным Копьем издалека, а семью его приказал утопить. Потом сказали, что все это сделали горцы. На них же свалили и гибель двух воинов, которых, обороняясь, убил Тиун.
— Значит, не напрасно ходили слухи, — сказал Мун. — А песня, которую сочинил Соц, посвящалась Тиуну?
Меня обложили, как стаю волков, И выход один: или смерть или клетка…Хэнк пропел вполголоса первое двустишье.
— Они оба не могли жить в клетке. Тиун уже умер, а Соц скоро умрет. Он стал курить ядовитые травы и живет в другом мире. Наш мир он больше не хочет видеть.
— Ты произносишь странные слова. Выходит, Говорящие все время лгут? А как же тогда Вечное Лето?
— Оно для них наступило, — отрезал Хэнк. — Будем спать?
Он принес из пещеры козьи шкуры. Подбросили в костер веток и легли по разные стороны огня. Хотя и не было холодно, к Муну не приходил сон. Он ворочался, глядя на звезды. Необычным казался весь сегодняшний день. Долгий переход через горы, эта зеленая долина, пленник с его Огненным Копьем…
Знакомые созвездия, подмигивая, расплывались диковинными узорами, и суровый голос нашептывал, что спать нельзя. Вдруг чужак нападет на них! Мун подтянул поближе свое копье с каменным наконечником и незаметно погрузился в сон.
Он проснулся от чьих-то голосов и сразу вскочил. Возле потухшего костра Хэнк разговаривал с двумя Вольными Рыбаками. Одетые в короткие кожаные куртки, с ножами у пояса, они все трое, рослые, светловолосые, походили друг на друга. Мун выдернул лук из колчана и зажал в ладони две стрелы.
— Не бойся, — сказал Хэнк, — это друзья.
Рыбаки спокойно смотрели на Муна.
— Они видели, как падала Рыба, и долго искали ее. Мы отдадим им пришельца. Рыбаки знают, как лечить перебитые кости.
— Но пришелец — наша добыча!
— Он не добыча, — возразил Хэнк, — просто раненый воин. Рыбаки его вылечат и отправят на Большой Берег.
— Разве они плавают так далеко? — глупо заулыбался Мун.
— Какое наше дело…
Рыбак произносил слова на их языке, лишь слегка смягчая звуки. Мун впервые в жизни слышал, чтобы рыбак заговорил с инчем. Они всегда молчали, когда привозили в поселок свою дань. Рыбаки срубили ножами два гибких молодых дерева и вместе с Хэнком привязали к ним козьи шкуры. Мун догадался, что они делают носилки. Значит, пришельца забирают? Мун беспокойно переступил с ноги на ногу. Пришелец — враг, и рыбаки тоже враждебны племени инчей. Говорящие, конечно, узнают, что Хэнк и Мун отдали им пришельца.
— Не бойся, — сказал Хэнк, — все будет хорошо.
— В нашем племени не предают друзей, — поднял глаза на Муна один из рыбаков.
Горбатому Муну все больше не нравилось происходящее. Разве Хэнк не понимает, что их ждет, когда узнают о сговоре с врагами племени? Тут уж не отделаешься колодцем!
— Не отдавай им пришельца! — хрипло потребовал Мун, пугаясь собственной решимости.
— Чтобы Говорящие выжгли этому человеку глаза? — огрызнулся Хэнк. — Его будут мучить до тех пор, пока он заговорит. А он не заговорит никогда, потому что не знает нашего языка, ц тогда его утопят.
— Пришелец — враг инчей…
Но Хэнк не слушал его, помогая рыбакам уложить раненого на носилки.
“Какой добрый! Конечно, он в любой момент сможет убежать к Вольным Рыбакам, и те его не выдадут. Ему наплевать, что будет с Муном. Нашел, кого жалеть! Отвратительного пришельца, рожденного в брюхе Рыбы! Да эти пришельцы только и ждут, когда смогут привести на остров своих собратьев и убить всех инчей”.
Взгляд Муна упал на Огненное Копье, лежащее у потухшего костра. Большой Подвиг! У него хватит решимости совершить его. Он прогонит рыбаков и доставит чужака в Каменный Дом. А если они втроем нападут на Муна? Но Огненным Копьем можно убить и пятерых! Это будет, действительно, Большой Подвиг, за который полагаются многие награды. Инчу, совершившему его, сразу дают отдельную хижину, и он считается другом Говорящих. Его навсегда освобождают от тяжелой работы на строительстве Синей Стены, дают мясо и ячменное пиво. Вместо своей унизительной клички Мун сразу же выберет другую. Например — Огненное Копье. Или — Отчаянный Волк.
— Положите носилки! — крикнул Мун.
Автомат в его руках был направлен на рыбаков. Они хорошо знали силу этого оружия и послушно опустили носилки с раненым.
— Убирайтесь отсюда!
Грохнуло, и огненная полоса с шипением вонзилась в землю у ног рыбаков. Они побледнели, но стояли, не двигаясь, глядя на Муна.
Ему не хватало совсем малого, чтобы выстрелить. Что-то мешало.
Меня обложили, как стаю волков, И выход один: или смерть или клетка…