Мир Вечного Полдня. Закон военного счастья. Пенталогия
Шрифт:
У Роста тоже оказались нервы. Он не выдержал, опустил голову и стал смотреть на свою руку, сжимающую трубку полевого телефона. Она была белым-бела, но это ничего не решало. Ровным счетом ничего.
Справившись, он поднял голову. Из треугольника, который шел так низко, что чуть не стелился над землей, ударили боковые пушки. Один из подбегающих к нему людей подлетел в воздух, словно от очень мощного разрыва, второй просто растаял в слишком яркой для одной смерти вспышке… И лишь еще кто-то, юркий и быстрый, как ящерица, несся вперед. По нему снова выстрелили из треугольника, почти в упор, из невидимой
Впрочем, его бег теперь замедляла тянущаяся за ним нитка… Вернее, это издалека казалось ниткой, Ростик-то знал, что в действительности это был двадцатитонный трос, взятый на заводе, оставшийся от земной еще цивилизации, стальная жила почти в полсантиметра толщиной. И на конце тросика была намертво заклепана стальная кошка… Все устройство весило едва ли не под сотню килограммов, и с каждым шагом бегуну было все тяжелее ее нести, потому что она становилась все длиннее… И все-таки он добежал!
Добежал, подпрыгнул, невероятным образом дернулся всем телом, зацепляя за что-то свой крюк, и… отвалился назад и вниз. Рост почувствовал, что не может дышать. Потому что в этом человеке узнал старшину.
– Только бы эта штука не оторвалась теперь, – деловито проговорил кто-то из солдат сзади, они тоже смотрели на бег старшины Квадратного.
Машина теперь волокла за собой темную нитку, поднимающую за собой клочья дерна и прозрачную пылевую дорожку… Лишь по ней Рост догадался, что треугольник пытается набрать высоту.
И вдруг нитка на миг натянулась, как струна, протянувшись от какого-то невзрачного холмика к взлетающей машине захватчиков. И черный треугольник дернулся, да так, что, если бы у него была чуть выше скорость, непременно перевернулся бы и рухнул вниз. А так он только содрогнулся, закачался и стал выравниваться, пытаясь понять, что же его удерживает так близко к земле.
– Говорит Гринев, кто на связи? – пророкотал, даже проревел в телефонную трубку Ростик.
– Сержант Бахметьева, – отозвался в трубке знакомый голос.
– Ева? – поразился Ростик, хотя сейчас было совсем не время поражаться. – Как же так, я… Ладно, давай, Бахметьева, крути со своей командой что есть мочи. Не дай ему вас перебороть, не дай ему уйти!
– Не уйдет, – холодно отозвалась Ева на том конце трубки.
И действительно, ребята там стали работать. Теперь, хотя черный треугольник и дергался, как заводной, темный трос все время оставался натянутым. И все время укорачивался…
– Что у них там? – спросил кто-то из недавно подошедших солдат, который не принимал участия в ночных приготовлениях засады.
– Стотонная лебедка, – отозвался кто-то из знающих. – И человек двадцать ребят. Теперь, если старшина его крепко зацепил, не улетит.
Трос становился короче, еще короче, теперь черный треугольник уже не мог даже как следует дергаться. И вдруг он, удивительным образом опустив хобот пушки, ударил прямо в землю, туда, откуда возникала эта страшная, гибельная для пурпурных струна.
– Не порвет, – уверенно отозвался тот же знающий. – Там у нас глыба, почитай, в тыщу тонн отлита, а сам трос идет в сторону, в одно из подземелий.
– Разговоры, – отозвался Рост.
– Так
– Значит, так, – повернулся к нему Рост, – хватайте хлорпикрин, противогазы, и за мной. Будем этого зацепленного дурака брать, а то, не дай бог, в самом деле сорвется – век себе не прощу!
Треугольник не сорвался. Он раскачивался, кружил, пытался даже сесть, чтобы высадить десант и наконец отцепиться… только поздно. Люди, которых привел с собой Ростик, и те, кто еще возникал из-под песка, не позволили это сделать. А еще через четверть часа с этой машиной все было кончено. Она завалилась на крыло, сломав при неудачной посадке полозья, и больше не сопротивлялась. Наоборот, из нее, зажимая рот, глаза и грудь, выскакивали пурпурные, катались по траве, а над машиной медленно, словно желтоватый победный стяг, поднималось облако хлорпикрина.
Почти не задерживаясь у притянутой к земле машины, Ростик бегом погнал людей, у которых не было противогазов и которые не могли войти в ядовитое облако и эффективно бороться с экипажем, к другому треугольнику.
И когда ему оставалось уже войти в него, когда пандус уже зазвенел под каблуками, сверху ударила пушка третьей летающей машины.
– Теперь мы – мишень! – прокричал кто-то сзади.
Рост обернулся, чтобы в зачатке подавить панику, но так и не успел понять, кто же это такой умный у него в отряде выискался. Потому что навстречу только что выстрелившей машине противника ударила главная, сдвоенная башня треугольника, который его подразделение собиралось захватить… И ударила точно. Два темно-красных плазменных шнура воткнулись в брюхо третьего летуна, отшвырнув его в сторону, и он, оставляя в воздухе дымный след, отвалил вбок.
Они победили, они захватили две машины противника, причем одна из них была, по-видимому, неповрежденной. Они победили, но Рост решил в этом убедиться, хотя что могло быть более убедительным, чем ответный выстрел в атакующих их губисков? И все-таки он скомандовал:
– Оружие к бою, всех пурпурных, кто не сдается, кончать на месте. Только с умом, смотрите, машину не попортите пальбой. Она теперь наша.
Глава 22
Осознав, что больше сражаться не с кем, что третий треугольник губисков отправился куда-то исправлять полученные повреждения, возникла идея срочно перегнать машины на аэродром, чтобы там разобраться с ними как следует. Но почти тут же стало ясно, что одна из захваченных леталок пурпурных, та самая, что воткнулась в песок, не «на ходу», а управлению второй тоже следует учиться. Вернее, переучиваться, но зато значительно. И все это требовало работы, работы…
Впрочем, Рост в технические особенности не вникал. Он попросту приказал Киму распоряжаться, подхватил раненых, среди которых, как ни странно, старшины Квадратного, который накинул крюк на одну из машин противника, намертво зачалив ее к заякоренной потайной лебедке, не оказалось. Он пострадал, конечно, но, по его словам, обошелся «лишь» вывихом ноги, контузией и переломом большого пальца правой руки. Свои травмы он переживал не очень активно, посматривал на свеженаложенные шины довольно апатично и, когда Ростик слишком уж пристал к нему, хладнокровно ответил: