Мир Вечного. Лучший дуэт галактики (сборник)
Шрифт:
Шаги, тихий разговор – и вдруг страшная боль в руке, и стон прорывается сквозь смерзшиеся губы.
– Ого! Приходит в себя. Ну-ка, доктор, помогите мне…
Она чувствует себя куклой, когда ее перекатывают, натягивая грубую ткань, провонявшую чужим потом.
– Вот сюда сажайте, – говорит сипатый, – так, теперь ремни. Все, можете быть свободны. Хотя постойте. Почему она не шевелится?
– Остаточные явления после паралича.
– Так сделайте что-нибудь!
Она чувствует укол в руку, значит, нервные окончания
– Э-э… да она плачет! Все, доктор, идите.
Шаги, шипение дверей.
– Она пришла в себя. Да, плачет. Я ее пальцем не тронул, клянусь! Откуда я знаю, почему. Может, боится. Да, слушаюсь.
«Боюсь? Я? Нет, только не вас, твари… Может быть, того, кто притаился под Развалинами, но никак не вас, крысы помоечные».
Виктория открыла глаза. Сначала все было как в тумане, но потом она стала узнавать окружающее. Вокруг нее стояли полупрозрачные герметично запаянные ящики, набитые доверху сухим льдом. Помеченные красным кругом – из центров по клонированию. В ящиках, помеченных синим крестом, содержалось то, что еще недавно было органами живых людей.
Слева – длинный мраморный прозекторский стол, справа – утилизатор отходов, попросту высокотемпературная печь, где поврежденные органы превращаются в пепел за несколько секунд.
Она сидела в центре зала в одной из лабораторий по подготовке органики, поступающей из Развалин. На ней был серый комбинезон какого-то подсобника, весь в засохших кровяных пятнах и омерзительно воняющий потом.
Сеймур Уэйнстейн возился возле переносного ментоскопа, соображая, куда прилаживать провода. «Как был кретином, так и остался, – подумала Виктория, – будто в первый раз собирается пользоваться».
Он повертел в руках каску с контактами на висках, затылке и над лобными долями, заметил, что Виктория очнулась, и обратился к ней, вроде бы даже с радостью:
– Ну слава богу. Наконец-то вы очнулись. Нельзя же так пугать добропорядочных людей, моя милая.
– Я… – Голос был слабым и писклявым – видно, голосовые связки еще не отошли. Она откашлялась. – Я вам не милая, Уэйнстейн, и чем раньше вы это поймете, тем будет лучше.
– Ну-ну, мисс Салливан. Мы, конечно, не дружили, но все-таки общались, как э-э… коллеги. Вы мне как коллега не подскажете, вот эти два провода…
– Да? Может, мне еще и самой себя отментоскопировать?
– Напрасно вы так, дорогая, напрасно. – Уэйнстейн опять занялся проводами.
Виктория заметила, что секретарь держится как-то неестественно – будто ему в штаны засунули баскетбольный мяч, – и вспомнила, как врезала ему между ног.
– Вы бы лед приложили, – участливо сказала она, – а лучше бы к врачу обратились, не то останетесь без своей любимой игрушки.
Уэйнстейн отложил шлем, подошел к ней, широко расставляя на ходу ноги, и дал увесистую оплеуху.
Клацнули зубы, во рту появился привкус крови. Виктория небрежно сплюнула кровавую слюну сквозь зубы и насмешливо посмотрела на Уэйнстейна:
– Если вы меня положите на пол, то сможете отходить ногами, что гораздо приятнее и безопасней. А то ладошку отобьете, не дай бог. Придется левой дрочить…
Новый удар откинул ее голову в сторону так, что хрустнули шейные позвонки.
– Это только начало, детка, – пообещал Уэйнстейн, – вот позабавимся с аппаратом, что, как я подозреваю, бесполезное занятие, и займемся тобой всерьез. Ну скажи, чтобы не терять времени, у тебя ведь мнемоблокада, да?
– Проверишь, не развалишься.
Уэйнстейн криво ухмыльнулся и отошел к ментоскопу.
Зашипела, отворяясь, герметичная дверь. Ван Хорн вошел, брезгливо морща нос и косясь на ящики с человеческими останками. Увидев, что губы Виктории в крови, он резко повернулся к секретарю.
– В чем дело? Я же приказал не трогать мисс Салливан, – резко сказал он. Слишком резко, чтобы поверить, будто он и вправду рассержен.
– Она вела себя неподобающим образом, – напыщенно заявил Уэйнстейн, и Виктория усмехнулась.
Так и есть, расписали роли заранее. Ван Хорн осуждающе покачал головой, достал собственный платок и вытер кровь с ее лица.
– Прошу его простить, мисс Салливан, но после того как вы его ударили… – ван Хорн сделал многозначительную паузу, – Сеймур сам не свой. Я даже и представить не мог, что он способен настолько выйти из себя. Принимаете извинения?
– Там видно будет.
– Угу… – Ван Хорн прошелся по складу, уселся на ящик с красным кругом и тяжело вздохнул: – Видите ли, мисс Салливан, ваше будущее зависит от того, насколько вы будете откровенны. Вы понимаете, о чем я?
– Совершенно не понимаю.
– Ну, во-первых, зачем вам понадобилось ставить «жучка» мне на костюм?
– Ради вашей же безопасности, это моя работа. Я должна в любую минуту знать, где вы и все ли в порядке, – ответила Виктория, решив, что раз уж они обнаружили «чешую», то отрицать свою причастность бессмысленно.
– Ну, допустим. Тогда ответьте на вопрос, который занимает меня вот уже несколько месяцев: кто вы и зачем прибыли на Хлайб?
Виктория пожала плечами, насколько позволяли стягивающие ее ремни.
– Кто я – не так важно, а прибыла на планету, чтобы получить работу, соответствующую моим знаниям и способностям. Как вы понимаете, я профессионал и, даже выйдя в отставку, вынуждена хранить молчание. В наших кругах болтовни не прощают.
– Что вы профессионал, я убедился достаточно быстро. Еще когда вы работали на клан Сигевару, – согласился ван Хорн, – но вот то, что вы в отставке… в этом позвольте усомниться.
– Усомниться позволяю, но развеять сомнения не могу. Вам придется поверить мне на слово.