Мираж черной пустыни
Шрифт:
Истории о давнем таху, произнесенном на рождественской вечеринке, в свое время просочились в колонки светских сплетен. Некоторые европейцы подумали об этом сейчас, разглядывая знахарку и прикидывая, не пришла ли она полюбоваться на плоды своего заклятия.
Двое Тривертонов погибли, еще троим предстоит…
Главный судья, сэр Хью Ропер, в черной мантии и белом парике появился в зале суда и занял свое место. Затем ввели леди Роуз. Она шла к скамье подсудимых, как во сне, и, казалось, не слышала
Поднялся представитель государственного обвинения, чтобы начать свою речь, и в этот момент Роуз повернулась и взглянула наверх, в сторону галереи с африканцами.
Взгляды Вачеры и Роуз пересеклись.
Время словно откатилось на двадцать шесть лет назад. Она снова стоит на гребне борозды с малюткой на руках, перед ней африканская девушка с собственным ребенком за спиной.
Глядя на леди Роуз, Вачера тоже вспомнила тот миг, когда пятьдесят два урожая назад она взглянула на борозду и увидела фигуру в белом, пытаясь понять, что это такое.
Процесс начался.
Суд затянулся на десять недель, на протяжении которых вызывали свидетеля за свидетелем, начиная от простого работника на плантации Тривертонов, который и глаз никогда не поднимал на своего работодателя, и заканчивая членами семьи. Слушали заключения специалистов. Среди них был и доктор Форсайт, патологоанатом, который продемонстрировал, что разрез в ребре по форме совпадает с желобком на лезвии ножа, он же подтвердил после вскрытия, что граф умер от массивного внутреннего кровотечения к тому времени, когда пуля попала в его череп.
Допросили слуг.
— Ты охраняешь плантацию Тривертонов?
— Да, бвана.
— Помнишь, в каком часу проходил по территории в ночь пятнадцатого апреля?
— Да, бвана.
— Можешь назвать время?
— Да, бвана.
— Посмотри на часы в зале и скажи, который сейчас час.
Охранник прищурился и ответил:
— Около обеда, бвана.
Допросы других свидетелей были такими же нудными и маловразумительными.
— Ты портной леди Роуз?
— Да.
— Она приезжала на примерки в Найроби или ты ездил к ней?
— По-разному бывало, зависело от дождей.
В некоторые дни, когда допрашивали садовников или разбирали такие незначительные улики, как письма графа жене, которые он писал ей, когда был на северной границе, толпа редела, даже появлялись пустые места. Но по мере продвижения адвокатов к основному вопросу — адюльтер и само убийство — публика снова прибывала.
На допрос вызвали Нджери Матенге, личную служанку графини. Пока шел допрос, ее взгляд метался между леди Роуз на скамье
— Вы были со своей госпожой, когда она обнаружила беглеца в оранжерее?
— Да.
— Расскажите об этом.
— Да.
— Как часто мемсааб ходила в оранжерею?
— Каждый день.
— И по ночам?
— Да.
— Вы когда-нибудь наблюдали за ними, когда они были вдвоем?
Нджери взглянула на леди Роуз.
— Отвечайте на вопрос.
— Я смотрела через окно.
— И что вы видели?
Взгляд Нджери метнулся к лицу Вачеры, потом она посмотрела на Дэвида, снова на Роуз.
— Что вы видели?
— Они спали.
— Вместе?
— Да.
— В одной постели?
— Да.
— На них была одежда?
Нджери заплакала.
— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос, мисс Матенге. В постели леди Роуз и Карло Нобили были без одежды?
— Да.
— Вы видели когда-нибудь, чтобы они занимались чем-то еще, кроме того, что вместе спали?
— Они вместе ужинали.
— Вы когда-нибудь видели, как они занимаются сексом?
Нджери склонила голову, слезы капали на ее руки.
— Мисс Матенге, вы когда-либо видели, что леди Роуз и Карло Нобили вступали в сексуальные отношения?
— Да.
— Как часто?
— Часто…
Все это время Роуз сидела, бледная и молчаливая, отстранившаяся от всего, что происходило в зале суда. Она ни разу не заговорила, не взглянула на свидетельницу, казалось, она не понимала, что происходит. Люди не понимали: если она невиновна, почему не скажет об этом?
— Она не станет говорить со мной, — сказала Мона, когда присоединилась ко всем собравшимся в маленькой комнате в клубе. Сандвичи на тарелке остались нетронутыми, а виски и джин почти закончились.
Напряжение от происходящего начало сказываться на молодой женщине. Темные глаза заметно выделялись на бледном лице:
— Я говорила ей, что надо защищаться. Но она только сидит как приклеенная к своему вышиванию.
— Есть вероятность то, что убийство совершила она?
Грейс покачала головой:
— Я не думаю, что Роуз способна на убийство. Особенно таким образом — нож использовали со знанием дела.
— Было время, когда нам и в голову не могло прийти, что мама может прятать сбежавшего военнопленного и иметь с ним роман!
Грейс посмотрела на племянницу:
— Не будь такой жестокой, Мона. Представь, как мать страдает.
— Она уж точно не думала, что мы можем пострадать от ее эгоизма! Эти ужасные зеваки в зале, у них уши просто шевелятся, когда гадкий прокурор выставляет нашу семью на позор! А вы! — Она гневно повернулась к Бэрроузу. — Вы зачем стали разбирать эту дурацкую историю с Мирандой Вест?