Мираж
Шрифт:
В Мадридском аэропорту Ричард прошел в зал для транзитных пассажиров.
— Солнечная Испания приветствует господина Каммингса!
Этот голос мог принадлежать только одному человеку — Уильяму Чамберсу, с которым Ричард когда-то учился на курсах переподготовки.
— Билл! О бог! Откуда?.. — Каммингс хотел спросить, откуда Чамберс узнал о его прилете, но что-то его остановило. Все равно он услышал бы в ответ хорошо продуманную легенду.
— Если ты имеешь в виду аэропорт, то случайно. Провожал нашего Дина Хэнсона. Парень не выдержал пробега. Дошел до белой горячки. Беспробудные запои, пришлось отправить досрочно. Что касается Мадрида, то позвольте представиться: начальник службы безопасности посольства к вашим услугам.
Они прошли в бар. Уильям заказал для приятеля и для себя ликер.
— И много у тебя динов хэнсонов? — начал
— Американская колония здесь — сорок тысяч человек. Люди разбросаны по всей стране. От станций слежения в Сеуте, Мелилье и на Тенерифе на юге до Барселоны на востоке. Сотни местных граждан работают на наших объектах. Для слежки используем целый легион кубинских эмигрантов, выходцев из Пуэрто-Рико и Филиппин. Публика разношерстная. А сколько здесь профашистских тайных организаций и союзов! Каждый день приходят сообщения. Если сутки прошли без происшествий, считай, что наградили. Сейчас у меня головная боль, и виною один тут из резидентуры. Мартин Купер. Да-да, тот самый, перевели из Пакистана. Сюда прибыл в одно время с твоим тезкой Ричардом Кинсманом. Так вот, этот Купер после четырнадцати лет супружеской жизни бросает жену с малолетними детьми и ударяется в разгул. Американки, испанки, пуэрториканки — все подряд. Я беседовал с его женой Джин Бентли. «Подонок! — кричит. — Если бы у меня был пистолет, я бы разрядила в него всю обойму!» Действительно, этот Купер — штучка. Отец у него офицер ВМС США в отставке. Не знаю уж, какой там чин, но Мартин слишком высокого мнения о себе, самолюбив, обидчив, на всех смотрит свысока. Чувствую — это очередной дин хэнсон.
— Странно, Билли. Я слышал, Испания — самая привлекательная страна для людей нашей профессии. Попасть сюда нелегко, можно сказать, очередь. А тут такое…
— Чего-чего, а работы у нас хватает. Правительство готовится к вступлению страны в НАТО. Возрастает наше влияние на политику Мадрида, возрастает роль ЦРУ. Представляешь, какие ставки! Вот наш резидент Рональд Эстес и ломает голову над тем, насколько далеко он может пойти в принятии решений. Кроме НАТО цель миссии Эстеса — создание помех в работе советских представителей.
— Каторжный труд, — посочувствовал Ричард.
— Это точно. Ты бы посмотрел на нашу резидентуру, на посольство. Как шутят в Мадриде, это самое охраняемое здание во всей Испании. Телекамеры внутри и снаружи, металлодетекторы на входе и бронированные двери, открывающиеся с помощью кодированной пластинки-пропуска. Днем и ночью работаем при искусственном освещении и принудительной вентиляции. Могильный склеп, а не резидентура.
«Плакаться начал, — подумал Ричард, — как им всем трудно живется в этой обласканной богом стране».
— Билли, зато какой оперативный простор!
— Ты прав, Ричард. Здесь для нас Клондайк. Левые газетчики окрестили деятельность наших спецслужб как раковую опухоль, распространившуюся на всю европейскую территорию. Для меня это лучший комплимент. В некоторых министерствах, экономических институтах, прессе — везде наши люди. А сколько под глубоким прикрытием? Например, Селлер Нэрри, наша Мата Хари, невинный преподаватель английского языка в институте «Католико де артес э индустриас», или Лэсри Пиер, солидный директор крупной коммерческой и посреднической фирмы «Трансафрика». То же самое — в фирме «Континенталь де импортасьон». Рональд Кейтон — под «крышей» министерства авиации США. Наш ветеран Эдвард Крейслер, «тихий американец» венгерского происхождения, двадцать лет в ЦРУ, держит два выставочных зала на улицах Серрано и Эрмосилья. Плюс он же председатель попечительского совета англо-американского госпиталя, он же один из немногих людей в Испании, ставший кавалером ордена Изабеллы Католической. Таким людям поручено проникать в среду деятелей искусства и литературы, вербовать там агентов.
— После всего, что я услышал, Билл, Мюнхен мне кажется глухой провинцией нашей разведки. — Ричард подлил масла в огонь.
— Г-м-м, а местная печать? Более сорока испанских журналистов сотрудничают с нами. Резидентура имеет, по крайней мере, по одному информатору в каждой влиятельной газете, журнале или радиостанции. Некоторые журналы и газеты полностью контролируются нами. Полетишь в самолете — полистай их. Апарасию Педро Гомес, Марин Паскуаль, Аугусто Ассиа Бартоломе Мортаса, Хосе Мария Гомес-Саломе, свободный журналист Висенте Галлего, корреспондент «Вашингтон пост» Мигель Акока делают все, что мы им заказываем. Ты слышал об Институте международных проблем? Немного? Так вот, крестным отцом его был Вернон Уолтерс — помнишь, он числился заместителем директора ЦРУ? В этот институт входят многие испанские военные, политические деятели, бизнесмены и журналисты. Это тоже один из рычагов влияния на местную печать, канал для продвижения наших материалов, идей, оценок. А какой там вербовочный контингент! Только забрасывай сети и лови агентов косяками. Все наши парни, кто работал через Институт международных проблем, — и Гай Фермер, и Гарольд Баум, и Роберт Плоуткин, и даже Аллен Смит — пополнили сеть информаторов, расширили наши каналы влияния. С одной стороны, чтобы ускорить вступление Испании в НАТО, наш Альберт Сассевиль, встречается с испанскими военачальниками и экспертами «в области обороны ведущих партий: убеждает, доказывает, соблазняет перспективами. А с другой — какой-нибудь корреспондент из Эй-би-си или из ЭФЭ запускает очередной материал: пугает «советской военной угрозой», террором или анархией и подсказывает выход из грозящей ситуации: только под опекой НАТО, под крылышком Америки Испанию ждет стабильность и процветание… Ты почему не пьешь?
— Заслушался тебя.
— Не льсти. Тебе не нравится ликер? Послушай красивую легенду. Когда война, неурожаи и эпидемия чумы свирепствовали в пятнадцатом веке в Ломбардии, Бернардино Луини, известный в то время художник школы Леонардо да Винчи, расписывал стены в храме Санта-Мария-дель-Грация в местечке Саронно. Хозяйкой гостиницы, где обитал живописец, была молодая вдова дивной красоты, мать младенца и девочки-подростка. Молодая вдова позировала художнику для образа мадонны, а с младенца живописец писал святого дитя для фрески «Рождение Христа». Наступило рождество, и хозяйка гостиницы решила отблагодарить маэстро, который ее обессмертил. Женщина она была бедная и нашла единственный способ выразить свою благодарность — угостить его ликером. Молодая вдова взяла абрикосовые косточки, которые собрала ее дочь, и положила их настаиваться в коньяк. В результате получился янтарный, ароматный ликер, носящий до сегодняшнего дня название…
— «Амаретто ди Саронно», — подхватил Ричард.
— Правильно.
Ричард пригубил бокал. Горьковатый привкус абрикосовых косточек…
— Билл, ты знаешь, я скептик по натуре. Тебя послушать — так вы всесильны, всемогущи, а газеты и журналы пестрят разоблачениями деятельности ЦРУ. Что-то не так.
— Сложная страна. Гордый, независимый народ, большая тяга к демократии, богатое историческое прошлое. — Чамберс явно отрабатывал «ход назад». — Все не так просто. Во время последнего визита Каспара Уайнбергера мы дали указание допускать на пресс-конференции или для интервью с министром обороны только журналистов — членов Института международных проблем. Разразился крупный скандал. Еле утрясли. Провалы? Тоже бывают. Хавьер Рунерес, секретарь по международным связям Союза демократического центра Испании, ценный был агент. Его похитила сепаратистская организация басков ЭТА. На допросах в «народной тюрьме» он и признался, что работает на нас, какие имел задания и с кем встречался. А недавно местная полиция поймала с поличным Джино Росси, итальянского бизнесмена. Парень с помощью техники вел в гостинице подслушивание телефонных переговоров одного важного француза. Щекотливое дело. Ты прав, Ричард, всякое бывает. В общем, пятьдесят на пятьдесят.
— Это, пожалуй, ближе к истине.
— Но учти, Ричард, удачная работа в Испании гарантирует в будущем резиденту ЦРУ или его заместителю высокий пост в Лэнгли и безвыездную работу в США.
— Ладно, уговорил. Вернусь в Мюнхен, буду проситься в Мадрид. Возьмешь? Своим заместителем…
— Только за ящик «Амаретто ди Саронно». Не люблю конкурентов. Ты же сразу начнешь на пятки наступать.
— Тебе наступишь. Как же!
— Я все, Ричард, о себе. Ну а вы там, на РСЕ—РС? Тоже, наверное, масштабы, ведь центр Европы…
— У нас специфика. Резидентура в стане эмиграции либо эмиграция в стане ЦРУ. Второе вернее. Нет, Билл, это не Испания. Все мелко.
Чамберс истолковал лаконизм Каммингса как проявление осторожности.
— Ты прости, Ричард, я тут разболтался. В резидентуре с кем поговоришь? Все официальные, деловые. А мы все-таки однокашники.
— Не надо лишних слов, Билл. Ты меня знаешь. Прости, но объявили мой рейс.
— Ты летишь в Барселону? Надолго?
— Рутинная инспекция. Вхожу в курс дела. Надо побывать на нашем объекте в Плайя де Пальс. Двух дней мне будет достаточно.