Миражи
Шрифт:
Вяземский открыл гардеробную, выбор одежды его не слишком сильно беспокоил. Он не стремился произвести какое-то особое впечатление на Веронику, хотел только выглядеть в соответствии с обстоятельствами и еще, чтобы одежда не тянула за собой никаких воспоминаний о недавнем прошлом.
Последнее оказалось легко исполнимо — в театр он с Ритой не ходил, а потому один из его новых костюмов так и висел невостребованный.
Он был официально черным, вернее не совсем черным — из тускло блестящей шелковистой материи в тонкую темно-серую полоску на черном фоне. Это не соответствовало строгому деловому
Виктор положил вещи на диван и принялся раздеваться. Он собирался принять душ и сбрить усы. Или нет? Или да? Да… Двадцать лет берег и лелеял их, всех приучил к этому облику и вдруг… Желание перемен? Да просто хочется и все тут. Может он позволить себе чего-то захотеть и сделать это?
Стоя под струями теплой воды Виктор чувствовал, как ожидание встречи наполняет его волнением. Еще один день с Никой. Мысленно он называл ее так еще с прогулки по Летнему Саду, но вслух ни разу. Оставлял отстраненное «Вероника».
За то время, что они не виделись, он все отчетливее чувствовал, как сильно привязался к ней и скучает. По ее глазам, улыбке, голосу, смеху, по очаровательной простоте, затаенной нежности и волнению, с которыми она говорила с ним.
Виктор хотел позвонить накануне вечером, но не стал, они с Никой договорились обо всем заранее и предлога звонить не нашлось.
Со дня ее приезда они были и были вместе. Виктор старался не думать, что в понедельник утром, то есть завтра, должен будет проводить Нику на вокзал. Значит это их последний день.
Он нервничал из-за театра. Может, не стоило?
До этого Вероника понимала его с полуслова. Но театр? Примет ли она это, как приняла Павловск? Виктору хотелось верить, но это было бы слишком хорошо, лучше не надеяться, чтобы потом не разочароваться. Он выключил воду, накинул махровый халат, вытер голову и взялся за пену для бритья. Вот Штерн удивится, Вяземский придирчиво посмотрел на себя в зеркало. Да, будет определенно лучше. Он в два счета расправился с усами. А вдруг…запоздалое сомнение все же пришло — вдруг Нике не понравится? Вот же, нашел о чем думать, да она и не заметит. Или заметит? Что он нервничает так по-глупому, встретятся через час — все станет ясно. Пора уже одеваться и ехать. Он вернулся в кабинет. Еще раз критически взглянул на приготовленную одежду. Все-таки являться в деловом костюме на обед к Тане — курам на смех. Может не будет такой уж большой бестактностью переодеться у нее? Виктор еще подумал и убрал костюм и рубашку в дорожный кофр, в отделение для обуви сунул ботинки. Другое дело! Вяземский с удовольствием натянул свои любимые повседневные серые брюки, надел вельветовую рубашку асфальтового цвета и сверху пиджак еще светлее брюк. Так-то лучше.
Не разобранную почту он оставил на столе рядом с ноутбуком. Все дела отложил на завтра. Сегодня надо еще успеть купить цветы и торт.
По дороге, в фирменном магазине «Север» на Невском, он купил большой торт со взбитыми сливками и фруктами, в уже на Васильевском — букет. Но
Виктору очень хотелось подарить что-нибудь Нике, вернее не что-нибудь, а украшение. Да, именно украшение, которое она могла бы надеть сегодня в театр. Но такой подарок выглядел бы неприличным. Они не настолько знакомы. Черт бы побрал эти условности…
Второй раз Вяземский звонился в эту дверь. Он не успел настроиться, Таня открыла сразу же после звонка. По приветствию и взгляду сразу стало ясно — Виктора здесь ждут. От этого он смутился, почувствовал себя неловко с тортом и цветами, покраснел.
— Добрый день, я не слишком рано? — спросил не из приличия, а потому, что действительно приехал на полчаса раньше назначенного времени.
— Нет, нет! В самый раз, — улыбнулась Татьяна. — Пельмени мы уже слепили. Ничего себе тортик, давайте его сюда и проходите, раздевайтесь.
— Спасибо. Это вам, — Виктор отдал Татьяне и букет и присел на корточки, чтобы расшнуровать обувь.
— Там в шкафчике тапки есть, и садитесь, неудобно же так разуваться, — сказала Татьяна, указывая глазами на низкий пуфик у вешалки.
Вяземский с сомнением посмотрел на хрупкую на вид мебель и предпочел остаться в прежнем положении.
В это время в прихожую вышла Вероника. Виктор поднял голову и увидел ее. Девушка была в светлых брюках и той самой кофточке с косами, что и в поезде.
Вяземский смотрел на нее снизу вверх, это было непривычно.
— Здравствуйте, — сказал он, неловко потянул шнурок и намертво затянул узел.
Она заметила и, прежде чем он начал стягивать не расшнурованный ботинок, сказала:
— Давайте помогу, — а потом, не дожидаясь его согласия, присела рядом. Ее пальцы быстро справились с узлом. — Ну вот, теперь здравствуйте, — сказала Ника.
Татьяна вышла с кухни удерживая на вытянутых руках высокую вазу с цветами и потому не сразу увидала Виктора и Веронику под вешалкой.
— Ника, смотри какая прелесть! Орхидеи… — Татьяна оторвала взгляд от цветов и только теперь заметила своего гостя и подругу в таком странном положении.
— А…вы что там делаете? — удивилась Таня, — что-то потеряли?
— Нет, у Виктора шнурок затянулся, — сообщила Вероника, как будто это было в порядке вещей — помогать развязывать ботинки гостям.
— Аааа… ладно, если развязали уже, то пошли в комнату. Нет, ты только посмотри какие цветы!
— Да, прелесть, — согласилась Ника. Она поднялась, быстрее Виктора и совсем не была смущена. «Все-таки странная девушка, — подумал Вяземский, — ни на кого не похожа».
В комнате на столе были разложены пленки, фотографии и желтые пакеты фирменного фотоателье.
— Мы ведь в Старой Ладоге вчера были, поиграли там немножко, но в основном осматривали все, — начала рассказывать Татьяна, — вот и фотки отпечатали с утра, так удобно всего за час и уже готово. На шестой линии сразу за метро можно пленки сдавать. И проявят, и напечатают. Тут у нас и с игры есть. Садитесь смотрите, а я сейчас, там вода уже кипит вовсю, я пельмени брошу и к вам приду. Будем на стол накрывать, мы не успели еще.