Миры Филипа Фармера. Т. 6. В тела свои разбросанные вернитесь. Сказочный пароход
Шрифт:
Иоанн еще раз бросил быстрый взгляд на Сэма, а затем улыбнулся и прикрыл глаза рукой.
«Скользкий ловкач, — подумал Клеменс. — Сладкоречивый обманщик и презренный подлец».
— За древесину и известняк он потребует у нас стальное оружие, — ответил король. — А я не позволю моему дорогому племяннику завладеть таким количеством железа.
— Тем не менее обдумайте этот вопрос. Я задал его вам по той причине, что в полдень…
Иоанн напрягся, и его глаза забегали.
— Одним словом, я решил предложить Совету мирные переговоры с Артуром, — закончил Сэм. — И этот вопрос будет поставлен на голосование.
Иоанн расслабился.
— Ах вот как?
«Я понимаю,
Клеменсу еще раз захотелось временно приостановить Великую хартию, чтобы довести до конца все, что ему хотелось сделать. Однако это означало бы гражданскую войну и, вполне возможно, конец его мечты о пароходе.
Он шагал взад и вперед по комнате, в то время как Иоанн описывал отвратительные подробности своей последней победы над очередной блондинкой. Сэм пытался не слушать эту пошлую чушь: его по-прежнему раздражало хвастовство сексуально озабоченных мужчин. Тем не менее, прожив год в Пароландо, любая женщина, связавшаяся с Иоанном, могла винить только саму себя.
Звякнул дверной колокольчик, и в комнату вошел Лотар фон Рихтхофен. Его почти славянское симпатичное лицо обрамляли длинные волосы, придававшие ему сходство с менее коренастым и более красивым Герингом. Между прочим, они знали друг друга еще по первой мировой войне, когда оба служили под началом барона Манфреда фон Рихтхофена. Обычно Лотар шутил, улыбался и вел себя, как приятный и общительный собеседник, но этим утром его улыбка и любезность куда-то испарились.
— Плохие новости? — спросил Сэм, протягивая ему кубок бурбона.
Осушив кубок, фон Рихтхофен поморщился и сказал:
— Синьоро Хакинг приступил к завершению фортификационных сооружений. Отныне Душевный Город окружает двенадцатифутовая стена, ширина которой местами достигает десяти футов. Со мной Хакинг вел себя, как грубая и омерзительная свинья. Он называл меня офейо и хонки [66] . По правде говоря, я не знаю значения этих слов, но спрашивать у него объяснений мне не захотелось.
— По всей вероятности, офейо происходит от английского «эфей» [67] , — произнес Клеменс. — Хотя я тоже никогда не слышал подобных слов.
66
Хонки — слово из гарлемского жаргона, оскорбительное название для белых; в мягком переводе означает «белый мусор». (Примеч. пер.)
67
Ofay — падаль, отбросы (англ. жарг.).
— В будущем вы не раз их услышите, — с усмешкой ответил Лотар. — Особенно если будете иметь дело с Хакингом. А иметь дело с ним придется. Выблевав поток оскорблений по поводу меня, как прародителя всех нацистов и фашистов, Хакинг наконец перешел к делу. К слову сказать, я понятия не имел о нацистах — как вы знаете, мой самолет разбился в 1922 году. Но Хакинг буквально выходил из себя — возможно, потому, что я спокойно отнесся к его словам. Тем не менее суть речи этого мерзавца предельно ясна — он угрожает прекратить поставки бокситов и других минералов.
В глазах у Сэма потемнело. Он навалился грудью на край стола и подождал, пока вещи снова не вошли в фокус. Однако шутка уже рвалась с языка:
— Я и сам бываю храбр во хмелю.
— Хакингу не нравится национальный состав его государства, — продолжал фон Рихтхофен. — Население состоит на четверть из гарлемских черных, умерших между 1960 и 1980 годами, и на одну восьмую из дагомейских негров восемнадцатого века. Четверть жителей страны являются арабами четырнадцатого столетия из секты ваххабитов. Эти фанатики до сих пор называют Мухаммеда своим пророком и считают пребывание в мире Реки неким кратковременным испытанием перед вечным и райским блаженством. Еще одну четверть населения составляют кавказские азиаты и индийские дравиды тринадцатого века. Примерно одна восьмая часть представлена людьми из разных времен и разных стран. Однако власть захватили выходцы из двадцатого века.
Сэм кивнул. Хотя воскрешенное человечество включало людей из различных эпох, начиная с 2 000 000 года до нашей эры и кончая 2008 годом после Рождества Христова, одна четвертая часть обитателей речной долины появилась на свет в двадцатом веке.
— Хакинг хочет, чтобы в его Душевном Городе жили только черные. По его словам, во время жизни на Земле он верил в возможность расовой интеграции. Белое поколение конца двадцатого века почти освободилось от предрассудков своих отцов, и поэтому он пытался взрастить в себе какие-то надежды на расовую свободу. Но в Душевном Городе таких белых можно сосчитать по пальцам. А арабы-ваххабиты буквально сводят его с ума. Между прочим, Хакинг принял ислам еще на Земле. Сначала он примкнул к организации «Черные мусульмане» — этой американской пародии на азиатскую религию. Затем Хакинг стал настоящим исламистом и совершил паломничество в Мекку. В то время он был искренне убежден, что арабы — даже если их считать наполовину белыми — не имеют склонности к расизму.
После резни в негритянских кварталах Судана он изменил свое мнение, а история рабства его народа под игом арабских захватчиков лишь укрепила пессимизм Хакинга. На мой взгляд, ваххабитов нельзя называть расистами, но, как и все фанатики, они создают большие проблемы. Я пробыл там десять дней и многое повидал. Арабы хотят превратить Душевный Город в факел мусульманской веры, и если они не сделают этого мирным путем, то не побоятся и большой крови. Хакинг задумал избавиться от них, а заодно и от дравидов, которые считают негров, да и все остальное человечество, людьми второго сорта. Исходя из этого, Хакинг продолжит поставку бокситов только в том случае, если мы отправим ему наших черных в обмен на его ваххабитов и дравидов. Кроме того, он требует большого количества стального оружия и увеличения своей доли необработанной руды.
Сэм выругался. Король Иоанн демонстративно плюнул на пол. Клеменс нахмурился и произнес:
— Merdo, Johano! Я не позволю плевать на мой пол даже наследнику Плантагенетов! Пользуйтесь плевательницей или убирайтесь вон!
Король Иоанн пронзил его холодным презрительным взглядом. Сэм постарался умерить свою ярость и негодование. Ему не хотелось затевать сейчас новой ссоры. Хвастливый экс-монарх никогда не отказался бы от права плевать куда попало, хотя эта пошлая привилегия не стоила и выеденного яйца.
Клеменс сделал примиряющий жест и сказал:
— Забудьте об этом, Иоанн. Плюйте, куда хотите. — Однако он не был бы Сэмом Клеменсом, если бы не добавил: — А я воспользуюсь этой привилегией в вашем дворце.
Проворчав неразборчивое проклятие, Иоанн положил в рот кусок шоколада. Всем своим видом он показывал, что ужасно рассержен, но вынужден сдерживать себя.
— Этот сарацин Хакинг слишком много себе позволяет. Сколько можно целовать его черную ладонь? Требования Душевного Города замедлят строительство нашей лодки…