Миры Клиффорда Саймака. Книга 10
Шрифт:
— Стойте! — закричал Блэйн. — Подождите! Опасности больше нет. Он не будет стрелять.
Нажав локтем на ручку замка, он распахнул дверь и, оттолкнув Райли, вывалился из кабины, держа в руках ружье. Блэйн переломил дробовик, и патроны выпали; отбросив ружье на дорогу, он облокотился на автомобиль.
Ночь вдруг стала абсолютно беззвучной, не считая стонов и воя Райли, доносящихся из кабины.
— Все, — сказал Блэйн, — больше нечего бояться. Они нырнули с неба, как будто стояли там
Медленно и бесшумно они приблизились к нему и остановились, ничего не произнося.
— По-идиотски ведете себя, — сказал им Блэйн. — В следующий раз кому-нибудь из вас отстрелят голову. (Безголовое тело, прогуливающееся небрежной походкой, клубы пены, вскипающей из обрубка шеи.)
Блэйн заметил, что все они были молоды, не старше восемнадцати, а одеты в подобие купальных костюмов. Блэйн уловил исходящее от них чувство веселья и озорства.
Они подошли еще ближе. Блэйн попытался прочесть еще что-либо по их виду, но больше ничего не увидел.
— Ты кто? — спросил один из них.
— Шепард Блэйн, из «Фишхука».
— Куда ты едешь?
— В сторону Южной Дакоты.
— На этом грузовике?
— И с этим человеком, — добавил Блэйн. — Не трогайте его.
— Он стрелял в нас. Он ранил Мари.
— Пустяки, — сказала Мари, — царапина.
— Он боится, — сказал Блэйн. — У него патроны с серебряной картечью.
Блэйн почувствовал, что мысль о серебряной картечи их развеселила.
И ощутил необычность сложившейся ситуации: лунная ночь, заброшенная дорога, машина поперек шоссе, заунывный вой ветра над прерией и они двое, он и Райли, окруженные не индейцами из племени сиу, или команчей, или черноногих, а группой паранормальных подростков, вышедших ночью повеселиться.
И кто вправе осудить их, спросил он себя, или мешать им? Если эти небольшие акции протеста помогают им самоутвердиться в их полной унижений жизни, если этим путем они отстаивают какую-то долю своего человеческого достоинства, тогда их поступки — вполне нормальное человеческое поведение, за которое их нельзя винить.
Он всматривался в лица, которые мог разглядеть в расплывчатом свете луны и фар, и видел, что идет борьба между вспыльчивостью и нерешительностью. Из машины по-прежнему доносились стоны водителя, бьющегося в истерике.
— «Фишхук»? (Башни зданий на холме, квадратные километры зданий, массивные, величественные, вдохновляющие…)
— Верно, — подтвердил Блэйн.
От группы отделилась девушка, подошла
— Друг, — сказала она, — мы не ждали встретить здесь друга. Нам всем очень жаль, что мы причинили тебе неприятности.
Блэйн взял ее руку и ощутил пожатие сильных, молодых пальцев.
— На дорогах редко кого встретишь ночью, — сказал один из ребят.
— Мы просто веселились, — сказал другой, — в жизни так мало веселого.
— Мало, — согласился Блэйн. — Я сам знаю, как мало.
— Мы ряженые — ведь скоро канун Дня святых, —добавил еще один.
— Ряженые? День святых? А, ну тогда все понял. (Рука, стучащая в закрытые ставни, повешенная на дерево калитка, перевернутая вверх ногами табличка с заклинанием.)
— Им это полезно. Сами напрашиваются.
— Пусть так, — сказал Блэйн. — но ведь это опасно.
— Не очень. Они слишком боятся.
— Но этим положению не поможешь.
— Мистер, положению ничем не поможешь.
— А «Фишхук»? — спросила стоящая перед Блэйном девушка.
Блэйн внимательно посмотрел на нее и вдруг понял, как она красива: голубые глаза, золотистые волосы и фигура, которая в древние времена сделала бы ее победительницей всех конкурсов красоты, — идол, благополучно позабытый человечеством, увлекшимся парапсихологией.
— Не знаю, — сказал Блэйн. — Прости, но я не знаю.
— Что-то случилось? Тебе грозит опасность?
— Пока нет.
— Тебе нужна помощь?
— Ни к чему, — как можно беззаботнее произнес Блэйн.
— Мы можем полететь с тобой куда скажешь.
— Я не умею летать.
— И не надо. Мы сами. (Он в воздухе, поддерживаемый за руки двумя левитаторами.)
Блэйн передернул плечами:
— Нет уж, благодарю, лучше не надо.
Кто-то открыл дверцу машины, кто-то вышвырнул Райли на землю.
Рыдая, водитель пополз на четвереньках.
— Оставьте его! — закричал Блэйн.
Девушка обернулась. Мысли ее прозвучали резко и властно:
— Отойдите! Не трогайте его! Чтоб никто пальцем его не тронул!